Самый лучший комсомолец. Том шестой (СИ) - Смолин Павел. Страница 25
— Аллилуйя! — привычно сыронизировал посол.
— Страшновато, — признал Леннон.
— А что там у тебя? — кивнул я на сверток.
— «Итальянская шаурма», — исковеркав последнее, непривычное ему слово, Леннон аккуратно приоткрыл сверток. — На всех купил. Даже для вас, мистер Уилсон.
— Спасибо, я тронут, — с утрированной благодарностью покивал посол.
— Спасибо, — одобрил я. — Мы здесь надолго, так что шаурма очень в тему. Идемте! — поднялся с дивана и повел делегацию в собственно студию. — Я совершенно не хочу обидеть вашего зятя, мистер Уилсон, но вы знали, что румынская армия — самая сильная в мире?
— Почему? — послушно спросил посол.
— Потому что с Гитлером дошла до Москвы, а потом, со Сталиным, до Берлина.
В нужную дверь мы ввалились с хохотом, слегка напугав обнаружившегося на рабочем месте Семена Степановича.
— Здравствуйте, Семен Степанович, — поздоровались мы со звукорежиссером, и я представил гостей. — Знакомьтесь — Джон Леннон, тот самый, а это — Дункан Арчибальд Уилсон, действующий английский посол.
— Гуд морнинг, — спокойно пожал руки звукач.
Семен Степанович очень хорошо осознает наше нынешнее место в мировой музыке, поэтому никакого пиетета не испытывает.
— Располагайтесь, дамы и господа, — указал я на стулья вокруг стола — мы тут часто перекусываем, пришлось озаботиться.
Гости и охрана расселись, а Виталина подхватила электрический чайник и пошла наливать воду.
— Амаана, давай начнем с отечественного? — предложил я.
— «Люди труда»? — уточнила она.
— Ага, — кивнул я, и девушка пошла в будку.
— В нашей стране каждый исполнитель должен иметь в репертуаре песни о любви к родине, пролетариату и так далее, — пояснил я для Леннона. — Можно обвинить государство в давлении, но я так не считаю и с огромным удовольствием сочиняю гражданскую лирику. Послушаешь? — предложил певцу наушники.
— Амаана, ты не против? — запросил он подтверждение.
— Не против, — улыбнулась она и скрылась в кабинке окончательно.
Леннон пересел на табурет, надев девайс на голову. То же самое сделал и я. Семен Степанович включил записанную оркестром города Хабаровска минусовку. Певица, ясное дело, тренировалась, поэтому вступила вовремя:
— Висит на орбите в холодной дали… [Горькие усы — Люди труда] [ https://www.youtube.com/watch?v=zyjB310h_a0&ab_channel=%D0%93%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%BA%D0%B8%D0%B5%D0%A3%D1%81%D1%8B].
Песня сложнее, чем привычный Амаане репертуар Boney M, но за два с половиной часа мы добились нужного результата, а Джон заваливал певицу комплиментами. И заслуженно! Перекусив итальянским блюдом «шаурма», перешли к записи экспортного сингла:
— I wanna call the stars… [Diana Ross — When You Tell Me That You Love Me] [ https://www.youtube.com/watch?v=c0pIjB7OsMs&ab_channel=TOPMUSICHOME]
Эта песня попроще, главное — нежное придыхание, и Амаана блестяще с ним справилась. Ну а Леннон… А Леннон, судя по роже, уже продумывает стратегию развода с Йоко Оно, глядя на нашу якутку щенячьими глазами.
КГБ по-прежнему работает идеально.
Глава 13
Отмечать запись мы отправились в кофейню. Кофе-машина здесь американская, а зерна, понятное дело, из Африки, сорта «элитные». А других в СССР и не завозят, потому что наши люди достойны только лучшего! В зале привычно пусто, но через полтора часа закончится рабочий день, и сюда набегут швеи с фабрики игрушек — им кофейня особенно полюбилась, а эффект ко времени отбоя успеет выветриться, позволив спокойно уснуть перед новым рабочим днем.
Я сидел на мягком диване за установленным на металлические ножки столиком. Справа от меня, у окошка с видом на двор детского садика, где сейчас катаются с горок ребятишки — Виталина. Напротив — мистер Уилсон и сидящий у прохода дядя Семен. Через проход — Джон и Амаана, друг напротив друга и совсем не обращают на нас внимания.
— Ты правда хочешь поехать со мной⁈ — мастерски сымитировала удивление Амаана.
Леннон взял ее за руку и безапелляционно заявил:
— Я хочу прокатиться с тобой на оленях под северным сиянием!
— Как романтично, — поморщившись, шепнул посол.
— Поедете в тундру, мистер Уилсон? — хохотнул я.
— Увы, я и так сильно задержался на этом конце материка, — развел он руками. — Боюсь, повлиять на решение Джона не получится. Придется запросить ему нормальное сопровождение и, как у вас говорят, «содействие на местах».
— О «содействии» не беспокойтесь, мистер Уилсон — Амаана у нас звезда мирового масштаба, и мы ни в коем случае не допустим, чтобы с ней что-то случилось. Позаботимся и о Джоне, — утешил его я.
Посол отправился к расположенному на стене около стойки баристы телефону.
— Джон, там очень темно и холодно, — попыталась отговорить Леннона девушка. — Нет водопровода, туалета и электричества.
— Мне все равно! — горячо заверил ее Джон.
— Эх, любовь, — умилился я.
— Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним… — тихонько пропела Вилочка.
— И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю! — подхватил я.
— Хей-хей! — бодро вклинился вернувшийся мистер Уилсон. — Прошу меня простить, — он снял с вешалки пальто и начал одеваться. — Вынужден отбыть в Москву ближайшим рейсом. Вручаю мистера Леннона вашим заботливым рукам. До свидания.
— До свидания, мистер Уилсон, — поднявшись на ноги, я пожал протянутую руку. — Было весело.
— Было, — подтвердил он, пожимая руки остальным. — Мистер Леннон, желаю вам не замерзнуть до смерти в тундре.
— А? — вынырнув из карих глаз Амааны, Джон удивленно посмотрел на руку посла. — А, да! — пожал. — Всего доброго, мистер Уилсон. Надеюсь, мы больше не увидимся.
— Я тоже на это надеюсь, — не остался в долгу посол. — Мисс Заякина, моё почтение.
И мистер Уилсон нас покинул. Немного жаль — чисто по-человечески он мне нравится, хоть и вражина. Спустя еще пяток минут разговоров — Амаана успешно «уговорилась» взять Джона с собой — мы допили кофе, и я поднялся на ноги:
— Идем на телеконцерт.
Звездочка поехала с нами в РАФике, и по пути Леннон по ее настоянию записал список необходимого в поездке барахла, включая подарки — никакой «огненной воды», отец Амааны решительный ее противник. Пропустив Джона с девушкой вперед, в студию, я подкатил к Виталине:
— Он же «психонавт», значит срочно нужно организовывать аутентичного шамана, способного напоить Леннона отваром наших родных мухоморов и очень аккуратно «обработать» в нужную нам сторону.
Вилочка иронично на меня посмотрела с видом «а то без тебя никто не догадался».
— Ну и хорошо, — не обиделся я, и мы вошли в фойе, где усилились Олей.
Сдав куртки следом за Амааной и Ленноном и проводив взглядом отправившегося звонить куда следует дядю Семена, мы прошли в уже набитый массовкой зрительный зал, где за автографы Джона и звездочки купили возможность смотреть шоу из первого ряда. Я дал отмашку режиссеру, тот скомандовал «мотор», и под энергичную отбивку на сцену выкатились музыканты. Фронтмен-«монах» надел на себя балалайку и подошел к микрофону, толкнув подводку с характерным фольклорным выговором:
— Здравствуй, люд честной!
Мы ответили аплодисментами.
— Ох долгохонько в лесу я жил, даж с медведём дружбу завел. Поздоровайся с народом-то, мишка!
«Медведь» помахал нам лапой.
— А это вот — Никодим, — указал монах на клавишника. — Шарманщик наш, таланту невероятного, в городе музицировать учился. А в барабан стучать будет Ваня, — указал на ударника. — Долго на кадках да ведрах ремеслу учился, всех птиц лесных распугал.
Тот изобразил бодрую короткую дробь. Похлопали.
— Ну а я, стало быть, Феофан, — погладил фронтмен окладистую бороду. — Сидели мы как-то в избушке моей, на балалаечке играли, и придумали жанр новый, музыкальный — «драм» называется. Слово непривычное, небывалое, с иноземного как «барабан» переводится, что, стало быть, сущность передает. Музыка плясовая, но с умом! Быстрая, но мелодичная! Материалистическая, но богоугодная! А когда мы первый раз сыграть попробовали, так вся изба ходуном ходила! Покажу!