Опасная леди - Коул Мартина. Страница 59
Прежде она думала, что если вдруг столкнутся лицом к лицу с Терри Пезериком, то плюнет ему в глаза. Но вместо этого мучилась желанием рассказать ему обо всем, что с нею случилось. О ребенке, о своей жизни, о Майкле... Как ей хотелось вернуть то время, когда она была совсем юной и свободной! Но его не вернешь, хотя она и сейчас еще молода. Слишком много всего пережито. И она больше никогда не будет той, прежней, Морой.
Она закрыла кран и, выйдя из-под душа, постояла немного. Внезапно наступившая тишина вывела ее из задумчивости и казалась пугающей. Слез больше не осталось, только ощущение безграничной усталости. Мора закуталась в большое полотенце и, пока сушила волосы, размышляла над тем, что делать дальше. Наконец она приняла решение: идти вперед и думать только о будущем. Прошлого не вернешь, каким бы прекрасным оно ни было. Маргарет права: жалость к самой себе расслабляет. Надо быть более стойкой. Завалил бы ее кто-нибудь и оттрахал хорошенько! Вот что ей сейчас действительно нужно!
Она улыбнулась про себя. Сколько лет ей твердила об этом Мардж! Мора передернула плечами, словно желая отогнать все прежние заботы и треволнения. Вытерев висевшее на стене зеркало, она принялась себя разглядывать. Ее волосы свисали мокрыми прядями вдоль лица, распухшего от слез.
Мора улыбнулась. Она найдет в себе силы постепенно восстановить то, что разрушилось. Вместе с Майклом они способны завоевать весь мир. У нее не осталось никого, совершенно никого, кроме Майкла. Она потеряла их всех, одного за другим. Но Майкл и Мардж всегда будут с ней. Добрая старуха Мардж!
Мора вспомнила, что сейчас Рождество. Она купила Карле перламутровую шкатулку для драгоценностей.
Надо выбросить из головы эту неблагодарную сучку. Пусть остается со своей бабушкой. Море она не нужна. Море вообще никто не нужен.
Она запустила пальцы в волосы, ощутив их мягкость и шелковистость. Полотенце соскользнуло с тела, и Мора с наслаждением погладила шею, потом груди и крепкий живот, под животом – легкий пушок.
Подобрав с пола рубашку, она надела ее и вернулась в спальню, где лежала ее сумка с туалетными принадлежностями. Она почувствовала себя гораздо лучше. И когда включала в сеть фен для волос, даже стала потихоньку напевать.
Да, Мардж тысячу раз права: жалость к себе – это леность души. Единственное, что Мора может теперь сделать, – это идти вперед.
Когда Мора спустилась вниз, она выглядела совершенно иначе. На лицо был искусно положен грим, а волосы тщательно причесаны. Денег, заплаченных за платье, которое было на Море, Мардж хватило бы на два месяца жизни, и Мора, не без удовольствия, услышала, как Деннис, тихонько присвистнув, сказал:
– Не будь я так счастлив со своей старой Мардж, я приударил бы за тобой, Мо!
Мардж засмеялась:
– Послушай-ка, Деннис Досон: тебе сейчас не по зубам даже какая-нибудь простушка, не то что такая, как Мора. В особенности с тех пор, как ты облысел. – И она с улыбкой обратилась к Море: – Все, что у него осталось на голове, – это шесть волосинок да гнида на них!
Мора тоже засмеялась. Она знала, что у Денниса это больное место: он рано облысел.
– Иди-ка сюда и выпей чашечку. Ты выглядишь значительно лучше.
Мора прошла в крохотную кухоньку.
– Я и чувствую себя лучше, Мардж. Гораздо лучше. Спасибо за то, что пригласила меня.
Маргарет включила в сеть чайник.
– О чем ты говоришь, глупая корова?! Это твой дом, и ты можешь здесь жить, сколько захочешь. – Она заключила Мору в объятия. Маленькая пухлая Маргарет прижалась к высокой тонкой Море. И Мора не могла не почувствовать смятения из-за столь бурного проявления чувств.
– Если б ты только знала, что я натворила, Мардж!
– Ш-ш-ш! – Маргарет отстранилась от Моры и поднесла палец к губам. – Послушай, Мо, я знаю, что вы с Майклом не безгрешны. Я всегда это знала, и мне нет до этого никакого дела. Ты моя подруга, и этим все сказано.
Мора посмотрела на нее исподлобья.
– Иногда, Мардж, я начинаю думать, что со мной не все в порядке: я становлюсь какой-то мрачной, и в голову лезут отвратительные мысли.
– Мо, дорогая моя, ты столько всего пережила! Ты должна от этого излечиться, но естественным образом. Гибель Бенни – это ужасно. И я понимаю твою подавленность. Нужно время, чтобы со всем этим справиться. Вот и все.
– Может, ты и права, Мардж.
Ей так хотелось рассказать Маргарет о Сэмми Голдбауме и Джонни Фенвике. О том, что сделал с ними Майкл. И о том, что она, Мора, помогала ему. Ей снова показалось, будто она выпрыгнула из собственного тела и смотрит на все со стороны. Она давно знала, что Майклу доставляет удовольствие причинять боль другим. Но ее это нисколько не беспокоило до той самой ночи, когда он расправился с Джонни Фенвиком и Сэмми Голдбаумом.
– Мора! Тебе звонит Мики!
Выведенная из задумчивости, Мора кивнула и прошла в гостиную. Близнецы смотрели по телевизору "Мэри Поппинс", а Деннис сидел, держа на коленях маленького сынишку. Мора про себя отметила, что рождественское дерево слегка накренилось в том месте, где под ним играли дети, и направилась в прихожую, к телефону.
– Мики? Это я.
– Ох, дорогая. Ни за что не догадаешься, зачем я звоню!
Голос Майкла дрожал от возбуждения.
– Зачем? – спокойно спросила Мора.
– Ко мне только что приходила дочь Сэмми Голдбаума. Ну, ты знаешь ее... такая с большим "гудком".
– Ребекка?
– Да-да, точно, Ребекка. Она сказала, что пришла поздравить меня с Рождеством и что ничего против меня не имеет. Не могу сказать, что я был поражен, потому что всегда готов ко всяким неожиданностям. Но суть не в этом. Она принесла мне какие-то документы Сэмми. И знаешь, что я нашел в куче старых квитанций о заключении пари на скачках?
– Что же ты нашел?
– Фамилию того самого "хозяина", который стоял за Дополисом.
– Но Сэмми говорил, что понятия о нем не имеет...
– Он просто не понял, что попало к нему в руки. Я нашел вырезку из старой газеты. Точнее "Дейли миррор". И там в разделе "Скачки" я увидел фотографию Дополиса. И обрати внимание, Мо: он снят не где-нибудь, а в Королевском квартале в Эскоте! Интересно, как туда он попал, спросил я себя, но взглянув на того, кто стоял рядом с ним, все понял: это бы сам Уильям Темплтон! Тут до меня дошло, о какой "шишке" болтал Дополис.
Мора была потрясена:
– Но он же пэр Англии!
Мики засмеялся:
– Знаю. Он сопливый ублюдок! Держу пари, что его фамилию можно найти даже в "Вы знаете кто"... или как там называется эта книга?!
Мора невольно рассмеялась:
– Она называется "Кто есть кто", альфонс ты несчастный! Боже всемогущий, если только ты прав, Мики...
– Я знаю, что прав. У меня на такие веши нюх. Послушай-ка, ты могла бы сейчас ко мне завернуть?
– Не могу, Мики. Я обещала Мардж и Дену остаться у них на рождественский обед.
– Ладно, принцесса. Но, как только сможешь, притаскивай свою задницу ко мне. Договорились?
– Договорились, Мики. Счастливого тебе Рождества, – печально произнесла Мора.
– Последние недели шли плохо, Мо, – упавшим голосом сказал Майкл. – Но я постараюсь найти выход из положения. Ради тебя. Счастливого Рождества, дорогая!
Мора осторожно положила трубку. Сообщенная Майклом новость могла иметь грандиозные последствия! Она вернулась в гостиную и затеяла возню с детьми. Повалила их на пол, щекотала, а они визжали от смеха. Мардж и Деннис с удивлением наблюдали за ней: перед ними была прежняя Мора.
Возбуждение ее достигло предела, когда, сидя за праздничным столом, она уплетала немыслимый рождественский обед.
Лорд Уильям Темплтон... Ей не терпелось до него добраться. Да они с Майклом сожрут его живым!
Она взяла ярко-голубую хлопушку и сделала знак Патриции:
– Ну давай, Пэтти. Посмотрим, кто выиграет бумажную шапочку!
Лорд Темплтон в это время тоже сидел за обеденным столом в своем большом и несуразном доме в Кенте. Дом был построен еще в пятнадцатом веке, и над камином висел портрет одного из предков работы Гольдоейна, художника-фаворита короля Генриха VIII. Согласно семейному преданию, по приказу этого предка был казнен сэр Томас Мор. И Уильяму Темплтону хотелось думать, что это правда.