Цена империи. Фактор нестабильности - Тарханов Влад. Страница 48

Я говорил вам, что терпеть не могу оперу? Не говорил, бывает. Я ее действительно терпеть не мог. На балет пойти еще куда ни шло, а вот на оперу… Не мое это! Я даже на самые-самые разрекламированные мюзиклы не ходил. А зачем? Помню, мне попалась видеокассета с мюзиклом «Чикаго» – американским конечно же, при этом песни шли подстрочником, и слушал я это в оригинале. Это где Ричард Гир вокалом не блистал, но ничего не портил. Был впечатлен. Через месяц попросил на том же прокате кассету еще раз – решил впечатлить гостей. Ага! А там наложили музыку из нашего отечественного передела. И когда Филя перекрывал Гира, это было отвратительно… Не тот типаж по голосу. Пусть даже поет красиво и правильно, и в ноты даже попадает. Но не то… весь флер от фильма исчез.

Если же говорить честно, то опера Чайковского мне понравилась. Не так, чтобы я писался в кустах от восторга… но понравилась! Говорят, что критики ее не слишком-то оценили… посмотрим, какова будет критика после того, как сам император аплодировал стоя, причем долго и настойчиво! А вообще-то я оценил и работу дирижера, Эдуард Францевич Направник был, как всегда, на высоте! Еще очень приятно удивили голоса Васильева 3-го, Стравинского (отца известного композитора) и Вильгельмины Рааб. В любом случае аплодировал я искренне. Да и присутствовал при историческом (с точки зрения искусства) событии – премьеры оперы самого Петра Ильича Чайковского! Занавес!

Глава четвертая. Ваше кадетское высочество

Ни минуты для личного счастья, все отчизне!

Из к/ф «Гардемарины, вперед!»

Санкт-Петербург. Морской кадетский корпус 24 марта 1882 года

Великий князь Александр Михайлович

(Сандро)

В Морском кадетском корпусе очередной день подходил к концу. Вечерний чай был давно уже выпит, и желающие могли ложиться спать, хотя до обязательного отбоя оставался еще час. Кадет четвертого курса Александр Романов, вернувшийся из города, куда он, как и прочие его товарищи, не имеющие штрафных отметок, мог ежедневно уходить после окончания занятий, сидел откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, и со стороны могло показаться, что он задремал. На самом деле он занимался анализом прошедшего дня, вспоминал события, встречи, разговоры. В идеале данная методика предполагала ведение дневника, чем, кстати, занимались многие Романовы на радость историкам грядущего. Но в его случае делать записи было бы рискованно даже в родительском дворце, а уж в Корпусе это было невозможно по определению. Но внезапно он ощутил чувство полной расслабленности, комфорта и безопасности. Стены зданий, как и люди, дышат, они могут впитать в себя сырость или дурной запах. Но если отойти от сугубо материалистических позиций, то нельзя отрицать того, что слова, эмоции и даже мысли людей, кои годами круглосуточно живут или работают в доме, навечно оставляют свой след. Сандро попытался максимально раскрыть свое сознание и понял: его, а точнее ИХ наконец по-настоящему приняли и сочли своими. И сей вердикт вынесла не строгая экзаменационная комиссия, но сам Корпус. Если юношеская составляющая объединенного сознания сочла сие за промысел Божий, то часть, принадлежащая академику, по привычке попыталась подвести под научную платформу. Но затем Коняев признал бесполезность этой попытки и просто отдался воспоминаниям о последних двух годах жизни в XIX веке.

Среди более или менее значимых эпизодов не последнее место занимал процесс сдачи вступительных экзаменов и экстернат за два курса в Морском училище, то бишь корпусе, ибо волею попаданцев это переименование произошло лет на десять раньше, чем в реальной истории. «Как родная мать меня провожала, как тут вся моя родня набежала…» Именно такими словами пролетарского поэта Демьяна Бедного, по мнению великого князя Александра Михайловича, можно было описать обстановку, коя подобно наводнению постепенно заполняла Ново-Михайловский дворец. Эпицентр же сего катаклизма находился в личных апартаментах его достойной матушки, ибо она решительно не понимала и не принимала стремление ее любимого Сандро пойти учиться в Морской корпус. Ольга Федоровна, может, и не слишком разбиралась в античной философии, но зато отлично помнила слова греческого мудреца Анахарсиса: «На земле существуют три вида людей: живые, мертвые и те, кто плавает по морю». И, естественно, желала его видеть только среди первой категории. После страшного взрыва в Зимнем дворце, который уничтожил большую часть Романовых, а ей и супругу принес императорские короны, у нее появился лучик надежды на то, что сын передумает. Тем паче что Сандро едва не утонул и долго лечился. Для достижения успеха Ольга Федоровна даже заручилась поддержкой профессора Манассеина и уговорила его намекнуть мужу о нежелательности для их сына военно-морской карьеры, естественно по состоянию здоровья.

«А все же неплохо мама тогда все организовала, – оценил еще тогда академик интриги матушки, готовясь при этом к убытию в Морской корпус для сдачи экзаменов. – Если бы мы с Конюховым своевременно не идентифицировали друг друга, то у нее могло все получиться. И пришлось бы вам, уважаемый академик, кобылам хвосты вычесывать или пушку банить. Ибо тогда батюшка непременно из меня артиллериста сделал. Это, конечно, не пехота, но мне туда неохота. Блин, стихами заговорил. А все нервы, ибо экзамены через час, а моя юная половина откровенно мандражирует. Да и ее более зрелая часть, чего скрывать, немножко переживает».

Ибо сперва предстояло доказать, что мое домашнее образование перекрывает предметы трех классов кадетских корпусов, а ее математическая составляющая соответствует четырем классам классической гимназии. Какие они там в двадцать первом веке наивные и самоуверенные. Большинство относится к своим предкам в лучшем случае с чувством отеческого снисхождения, а в худшем – с толикой пренебрежения. Ну как же-с, что стоит ихняя «ариХметка» супротив нашей алгебры? А если потребуется, то интернет, майкрософт, линукс, мathcad нам в помощь. Честно говоря, и сам Коняев до определенного момента слегка подтрунивал над гимназическим образованием. Это длилось до того момента, пока ему в руки не попалась первая книга Игоря Валериева из цикла «Ермак», относящаяся к категории альтернативной истории. Дойдя до момента решения главным героем математической задачи, академик, не дочитав фрагмент, закрыл книгу и, вооружившись ручкой, начал набрасывать систему уравнений. Но, к его стыду, с налета справиться с этой головоломкой он не смог и лишь часа через три, подключив логику, получил искомый ответ. А теперь очень не хотелось бы оскандалиться на реальном экзамене. Тем более что на каждое место в корпусе претендовало пять человек.

Сандро был бы несказанно удивлен, если бы узнал, что в это же время в своем кабинете предавался этим же воспоминаниям начальник корпуса контр-адмирал Епанчин. Для Алексея Павловича, или же «папашки», как его за глаза именовали кадеты, сентябрь 1880 года также стал своеобразным экзаменом, серьезным испытанием на право возглавлять Морской корпус. Не будучи настоящим морским волком, он всю свою жизнь и военную карьеру посвятил делу обучения будущих офицеров Российского Императорского флота, пройдя все ступени от преподавателя до начальника Морского училища и Николаевской морской академии. Видит бог, что он делал все, что мог, дабы его кадеты учились морскому делу настоящим образом. Поощрялись умение думать, рассуждать и способность заниматься самообразованием. От математики и статистики, морской географии и современной скорострельной артиллерии и до иностранных языков, музыки и песнопения. Не были забыты и заветы государя Петра Алексеевича, поощрял батюшка-император занятие ремеслами и сам был искусным плотником, да не простым, а корабельным. Конечно, кадеты не могли подобно первому императору Всероссийскому выстроить галеру, но шлюпки, палубные ботики и пятивесельные гички изготовлялись ими и собирались, чего уж там. Но было одно печальное обстоятельство, которое добавляло, причем не ложку, а, пожалуй, целое ведро дегтя в бочку с медом. Речь идет о том, что народовольцы сумели заманить на свою сторону не только симпатии нескольких десятков воспитанников Морского училища, но и привлечь иных из них к реальной антигосударственной деятельности. Николай Суханов и Александр Штромберг возглавили военную организацию «Народная воля». Оба этих отщепенца были арестованы и повешены уже после трагической смерти императора Александра II, его супруги, детей, да и почти всей августейшей фамилии. Над головой контр-адмирала Епанчина нынче сгущались тучи, его прямой начальник и во многом единомышленник великий князь генерал-адмирал Константин Николаевич находился в негласной опале, и о смещении его с должности или ликвидации таковой говорили в адмиралтействе как о неизбежности. А кроме того, нашлись доброхоты, обвиняющие его в соучастии или даже в руководстве сим покушением с целью захвата власти и трона. Естественно, тень подозрения падала и на всех лиц, которые так или иначе считались приближенными к главе морского ведомства. Контр-адмирал Епанчин признал собственную вину и уже вынес себе приговор. Если команда корабля взбунтовалась, то ответственность ложится на капитана. В ящике его стола лежало прошение об отставке, которое он собирался вручить Михаилу Николаевичу, избранного Земским собором императором Всероссийским.