Он опасен для меня (СИ) - Мар Ясмина. Страница 26

Мысленно еще раз посетовала на судьбу, которая подкинула мне Марка, совершенно не умеющего выбирать рингтоны.

— Да?

— Доброй ночи, с вами на связи клиника "Авиценна", — раздался по ту сторону холодный женский голос. — Как я могу к вам обращаться?

У меня от плохого предчувствия похолодели ладони. Сильнее сжала тонкий айфон, чтобы не уронить, и, едва дыша, произнесле:

— Здравствуйте. Меня зовут Полина.

— Полина, можете, пожалуйста, позвать Чернигова Марка Андреевича?

— Что-то случилось с отцом? — проигнорировав ее вопрос, выпалила я. — С ним все в порядке? Он очнулся, да?

Женщина, вероятно дежурный врач или медсестра, ответила не сразу. Несколько долгих, бесконечно долгих минут мы обе молчали, и воцарившуюся тишину нарушал лишь мой участившийся пульс — сердце билось оглушительно громко где-то на уровне горла.

— Сожалеем, — снова пауза, во время которой у меня в голове сотни мыслей успевают убить меня и разобрать на составляющие, сжечь и мой пепел развеять в водах моего личного Ганга, — но Довлатов Андрей Фёдорович скончался сегодня в час сорок восемь минут от остановки сердца и…

Совершенно пустой и безэмоциональный голос работницы клиники продолжал что-то говорить: про морг, про то, что надо забрать личные вещи, что-то еще, а я стояла, растерянная, подавленная и потерянная.

Ее слова до меня дошли не сразу — мозг просто не мог переварить новую информацию. Немыслимую. Странную. Страшную. Нереальную.

Нет, не может быть…

— Полина, вы слышите меня?

— Да, — мой же голос звучит твердо и звонко, и я вздрагиваю — настолько он чужой и… пустой.

— Вас и вашего брата ожидать в первой половине дня, верно?

— Да.

— Хорошо. Наша клиника приносит вашей семье соболезнования и…

— Спасибо, — перебила речь женщины и отключила звонок. Посмотрела на номер "Авиценны", пытаясь сфокусировать взгляд и как-то успокоиться. Думать обо всем, лишь бы не…

"Довлатов Андрей Фёдорович скончался сегодня в час сорок восемь минут от остановки сердца"…

Смартфон выскочил из ослабевших пальцев и столкнулся с паркетом. Раздался хруст треснувшего стекла. Также оглушительно разбились мои надежды на то, что все станет как прежде. Будет папа, будет снова наша семья, но на этот раз счастливая.

И из моего горла вырвался крик — надрывный, хриплый, переходящий во всхлип крик. Безумный. Безутешный. Горький.

Я не могла остановиться, не могла сделать нормальный вдох, задыхалась, но продолжала пытаться выплеснуть всю ту боль, в которой я тонула.

— Поль?! Полина, очнись! — перепуганный Марик тряс меня за плечи. — Поля, что случилось? Полина, посмотри на меня, эй.

Он сжал мое лицо в своих ладонях, вынуждая зацепиться за его взгляд.

— Поль, посмотри на меня. Только на меня и скажи, что случилось. Давай, малышка, ты сможешь. Ну же, родная. Давай.

— Папа, он… — только и выдавила я. Слезы душили. Боль сводила мышцы, выворачивала нервы. Я будто сама умирала. — Марк, миленький, он…

Зажмурилась до белых точек перед глазами и вцепилась в брата. Тот заключил меня в кольцо своих рук, прижал к себе, поглаживая в успокаивающем жесте спину. Молча. И я была очень благодарна ему за тишину.

***

Прошел месяц

— Из-за каких-то бумажек? Серьёзно? Нам принадлежит контрольный пакет акций, Евгений Эдуардович. Допустим. Да, тот провал отразился на нашем соглашении, признаю, но Рижские согласились на повторную встречу… — разговор шел на повышенных тонах, так что я прекрасно слышала, о чем Марк беседовал с одним из директоров компании даже через плотно прикрытую дверь. — Откуда я вам найду? Нет. Я же сказал: нет. Ничего продавать я не стану. Это дело моего отца, и раз он решил, что "Энергик" войдет в холдинг, значит, так и будет.

Тяжело вздохнув, хотела было воткнуть в уши наушники и пойти попробовать все же поспать, как следующие слова брата просто вывели меня из привычной серой колеи:

— Осознаю. Да. Что если мы все потеряем? А с чего вы решили, что я позволю это? Пока все под контролем. Нужные бумаги я оставил у Лаврова, просмотрите, и жду вас завтра у себя…

После Евгения Эдуардовича Марик позвонил юристам, и из обрывков следующего диалога я пришла к мысли, что он многое умалчивает. Не врет, но так искусно огибает эти темы, что я теряю бдительность.

Или это я просто не замечаю ничего? Не замечаю проблемы в компании, что разгребает брат в одиночку, не замечаю то, как он выкладывается на все сто. Ничего, кроме своей боли, не замечаю.

Я всю ночь думала об этом. Сидела на подоконнике, кутаясь в плед и наблюдая за одинокими звездами, чье сияние пробивалось сквозь полотно туч. Правда, в голове, вместо пасторальной картины, отображалось совершенно другое — кладбище и влажные комья земли, которыми засыпали гроб.

Тряхнула головой, прогоняя непрошенные воспоминания, и перебралась на кровать. Утром с братом пообщаюсь. Кажется, он должен мне рассказать очень много всего.

Только Марик ушел раньше, чем я проснулась. Как всегда. Только запах его духов и небольшая записка на столе говорили о том, что он ночевал дома.

"Не скучай. Сегодня буду позднее, чем обычно

P. S. Не забудь про завтрак".

И все. Смяв бумажку с каким-то странным раздражением, бросила в урну и поднялась в свою комнату. Поздно. А когда он вообще рано возвращался?!..

В своей спальне огляделась. Не находя себе места, направилась к рабочему столу.

"Интересно, как выглядит его новое "поздно"? Очередная кукла с дурным характером или братец научился выбирать нормальных девушек?" — зло подумала я, остервенело собирая с поверхности целую кипу скетчев. Быстрые наброски, просто рисунки, зарисовки — то, чем я занималась в последнее время, в порыве необычных эмоций я сжала в ладонях и выбросила. Не знаю, зачем, но впервые за эти дни захотелось. Хоть чего-то захотелось, и я с радостью исполнила желание.

После незапланированной уборки немного успокоилась и даже устыдилась. Боже, что за тупое рассуждение? Марк работает, а я тут… Мало того, что бездельничаю, так еще допускаю подобного рода мысли. Он, как никто другой, достоин и хорошей девушки, и нормальной личной жизни, и вообще всего самого лучшего.

Нельзя больше сидеть в четырех стенах, иначе скоро начну подозревать существование зеленых человечков. Надо что-то делать. Это я точно понимала, но одно дело — планировать, а совершенно другое — подняться и начать. Легко строить в голове по кирпичам новую жизнь, но так трудно выбраться из горящих руин прошлого.

Надо. Надо, Полина.

Папа бы не хотел, чтобы я так прозябала в четырёх стенах.

Стиснув зубы, я поднялась из своей постели и спустилась на кухню. За последний месяц я ужасно раскисла: замкнулась в себе, забыла про учебу и друзей. Опять же осознавала, что так неправильно, что надо жить дальше. Хотя бы ради папы и ради Марка, если не для себя. Но как это объяснить той маленькой девочке, что жила внутри меня? И которая полностью осиротела. Вот так.

Папа мне всегда говорил, что семья — мое все. Моя поддержка. Моя опора. Мой шанс подняться, даже если упала на самое дно. Впрочем, я себя так и ощущала: упавшей в пропасть, но не разбившейся. Потому что у меня есть Марк. Есть он и есть его исступленная любовь ко мне. Именно она держала меня на плаву. И именно он протянул руку, чтобы вырвать меня из лап отчаяния. Сам держался из последних сил, однако меня вытащил.

На кухне было стерильно чисто. И как-то… чужеродно. Прежний уют, будто осенние листья, слетел и растал. Продукты лежали аккуратно, но не там и не так, как ставила я, тарелки стояли строго по размеру, а забавных стикеров и рисунков на холодильнике больше не было. Домработница, которую нанял Марик, очень старалась и держала все в чистоте, но это было не то.

Ну, ничего! Я снова в строю.

Достав нужные ингредиенты, замесила тесто для пиццы, подготовила начинку и занялась шарлоткой. Привычного удовольствия я пока не получала, и даже такая легкотня меня безумно утомила. Было ощущение, что вагоны разгружала, а не пиццу и пирог состряпала.