Хайд - Расселл Крейг. Страница 51
Он тоже заулыбался:
– На эти условия я бы с радостью согласился при любых обстоятельствах.
Ринтул примчался сразу после обеда. Хайд пытался поесть, но в результате его вырвало, а все попытки встать с койки заканчивались жесточайшими приступами головокружения у него самого и припадками дурного настроения у дежурной сиделки. При виде Ринтула Хайд отметил, что тот выглядит усталым и озабоченным – лицо осунулось и было мрачным как туча. Оно, впрочем, просияло от облегчения, когда главный констебль убедился, что начальник сыскного отделения пришел в себя.
– Детектив-сержант Маккендлесс доложил мне об инциденте в участке, когда вы бросились догонять какого-то человека, который за вами следил. Это он напал на вас?
Хайд рассказал о том, что произошло, в мельчайших подробностях. Он также объявил Ринтулу, что вечером собирается покинуть госпиталь.
– Благоразумно ли это? – усомнился главный констебль.
– Благоразумно или нет, но это абсолютно необходимо, – сказал Хайд. – А пока мне нужны Маккендлесс, Демпстер и Поллок. Пусть зайдут, у меня для каждого из них есть указания, а время поджимает…
Госпитальная еда, которую принесли Хайду на ужин, была невкусной, но каким-то образом удержалась у него в желудке. Он также обнаружил, что уже может стоять, не теряя равновесия, и даже пройти по палате туда-обратно, вопреки официальному протесту, заявленному старшей медсестрой и дежурной сиделкой.
Когда вечером к нему вернулся с обхода молодой доктор, Келли Бёрр уже была рядом. Она объяснила врачу, что сумеет позаботиться о пациенте и будет наблюдать за ним следующие сутки, а если понадобится – двое суток.
– Если вы меня не выпишите, молодой человек, – прорычал Хайд, когда врач попытался запротестовать, – я выпишусь сам.
В конце концов доктор неохотно согласился отпустить его, но настоял на том, чтобы сначала Хайд принял порошок, который он принес.
– И что это такое?
– Всего лишь успокоительное, чтобы притупить боль.
– А мою способность соображать оно не притупит?
– Вы почувствуете некоторую сонливость, но…
– Тогда я не буду это пить, – отрезал Хайд.
– Я прослежу, чтобы он выпил, – поспешно заверила Келли Бёрр, видя, что молодой врач опять собирается возмутиться.
Он вздохнул и протянул ей пакетик с порошком.
– У вас точно есть на меня время? – спросил Хайд у Келли, когда они уже сидели в кэбе. Шляпа лежала у него на коленях – не стал надевать, чтобы не сместилась повязка на голове.
– У меня времени достаточно на что угодно. К сожалению, женщины-врачи, особенно специалисты в определенных областях, не особенно востребованы. Если бы не доктор Белл, который подбрасывает мне работу при любой возможности, я бы и вовсе осталась не у дел. Или пришлось бы искать работу исключительно в «женской» медицине. Так что следующие пару дней можете считать меня своим персональным врачом.
Хайд улыбнулся:
– А вы можете считать меня самым послушным пациентом в мире. Мне повезло попасть в хорошие руки.
Когда они подъехали к его таунхаусу на улице Нортумберленд, Хайд увидел Маккинли рядом со стоявшей у тротуара полицейской каретой. Едва они с Келли вышли из кэба, дверца кареты открылась и оттуда показался главный констебль Ринтул, а вслед за ним Иэн Поллок.
– Как самочувствие, Хайд? – спросил Ринтул. – Я все еще сомневаюсь, что вам следовало покидать госпиталь.
– Я тоже сомневаюсь, – поддержала его Келли Бёрр, – но Эдвард, увы, очень упрямый джентльмен.
– Вот с этим, доктор Бёрр, я даже не подумаю спорить, – хмыкнул начальник полиции.
– Прошу в дом, – указал Хайд на входную дверь.
Внешний вид и внутренняя планировка таунхауса Хайда отличались изысканностью. Широкая лестница дугой уходила из холла на второй этаж, люстра висела под лепной розеткой в центре потолка, потолочные углы и верхняя часть стен тоже были украшены изысканной лепниной. Дом был построен с не меньшим художественным вкусом, чем особняк Сэмюэла Портеуса, но здесь изящество архитектуры контрастировало с весьма скудной обстановкой и скромным убранством. Возникало впечатление, что из мебели тут есть только то, что Эдвард Хайд считает функциональным, и все предметы в доме несут исключительно утилитарную функцию.
– Вы живете один? – спросил Ринтул. – Без прислуги?
– Мне не нужна прислуга – большинство комнат здесь заперты, я ими не пользуюсь. Дом достался мне по наследству, и, честно говоря, он слишком велик для холостяка. – Прошу сюда, – указал капитан раненой рукой в сторону гостиной и поморщился от боли.
– Вам все-таки нужно сделать перевязь для руки, – с укором сказала Келли Бёрр, но Хайд лишь покивал в ответ с вежливой улыбкой.
– Сержант Маккендлесс с тремя констеблями съездил в фотоателье Данлопа, – сообщил Ринтул, когда все уселись. – Другого адреса у нас не было. Фотоателье было закрыто, на стук никто не ответил. Маккендлесс проверил все двери и заглянул в окна – Данлопа там определенно не было. А почему вы заинтересовались этим фотографом, капитан Хайд?
– У человека, который напал на меня с ножом, была на руке такая же наколка, как у Данлопа, – трискели-он. Но Данлоп похвастался этой татуировкой как своим личным символом, и теперь я хочу у него выяснить ее истинное значение. Полагаю, мы имеем дело с каким-то тайным обществом.
– Вы про Темную гильдию? Думаете, она существует? – спросил Ринтул.
– Наверняка я не могу знать. Но татуировка определенно несет некий смысл. Трискелион – универсальный кельтский символ, – сказал Хайд. – Это изображение появлялось повсюду, где селились кельты. На мой взгляд, оно было бы весьма подходящей эмблемой для какой-нибудь тайной кельтской организации. Возможно, Маккендрик связан с делами, которые мы расследуем, в большей степени, чем кажется. А может быть, Темная гильдия и правда существует.
Келли Бёрр нахмурилась:
– Что за Темная гильдия? Мне встречались упоминания о ней в «Эдинбургском комментаторе».
– Это старинная эдинбургская легенда, – отозвался Ринтул. – Выдумка, не более того.
– Она возникла во времена декана Броуди, – подхватил Хайд. – В Старом городе многие улицы и переулки названы в честь разных видов ремесел: Свечной ряд, Мясницкий тупик и так далее. Представители каждого ремесленного производства создавали свою гильдию, или цех, как это еще называлось, то есть профессиональное сообщество. Людей, возглавлявших такие гильдии, именовали деканами. Официальной эдинбургской традицией стало Церковное паломничество деканов, которое устраивалось ежегодно на кельтский праздник начала лета Бельтайн: главы всех старинных ремесленных гильдий в полном парадном облачении следовали от здания Свечной гильдии до Церкви Серых братьев. Там, на месте старинного францисканского монастыря, формально подтверждалось право каждого из них и дальше возглавлять свою гильдию. Такие профессиональные союзы были у всех ремесленников – у кузнецов, портных, ткачей, пекарей, каменщиков и прочих. Кстати, гильдия имелась и у лекарей, до того как на ее основе была создана Королевская коллегия хирургов.
– А Темная гильдия чем занималась? – спросила Келли.
– Броуди стал самым знаменитым деканом в истории Эдинбурга, а вернее – печально знаменитым, – продолжил рассказ Хайд. – Уильям Броуди был преуспевающим мастером-краснодеревщиком и главой Плотницкой гильдии. Он вел, однако, двойную жизнь, в результате чего окончил свои дни на виселице – это доподлинный факт в истории Эдинбурга, но впоследствии его призрак поселился и в городской мифологии. Перед тем как его повесили, Броуди проклял Эдинбург, пообещав восстать из могилы и до скончания веков сеять в городе страх и ужас. Одни говорили, что он подкупил палача, чтобы тот укоротил веревку и сделал вид, будто не заметил стальной воротник, который Броуди надел под рубаху. Другие утверждали, что Броуди все же повесили как следовало, но его привел в чувство какой-то злокозненный врач. А третьи и вовсе считали, что Броуди воскресили колдуны-некроманты. Как бы то ни было, легенда гласит, что вернувшийся к жизни декан укрылся в подземных ходах и на замурованных чумных улицах под городом. Там он основал Темную гильдию, которая зовется еще Гильдией теней и Бесчестным цехом. Бессмертный Броуди, дескать, до сих пор носит звание декана и возглавляет эту Темную гильдию, собирающую в подземельях убийц, грабителей, взломщиков, карманников, растлителей со всего города.