Кайа. История про одолженную жизнь (том Пятый, часть Первая) (СИ) - Александр Коробочка. Страница 34

— Никогда прежде не видел подобной реакции на препарат… — произнес «опереточный злодей». — Он на нее, очевидно, не действует.

— Ведьма! — сплюнув на пол, в сердцах произнес другой.

— Ведьма? — сорвалось это слово с моих пересохших губ.

У меня нет стопроцентной уверенности, но, кажется, именно это слово было сейчас произнесено человеком из тени.

Очень важное слово. Важное, да, но почему?

Ведьма…

«У твоего шофера, Ведьма, закончилась смена!». — яркой вспышкой проявился новый мыслеобраз, вместе с которым по моему позвоночнику пробежал электрический разряд, прогнавший последние наваждения от «лекарства».

— Это вы убили… Милу… Моих стражей… Владимира Ильича… — произнес я вслух.

— Нет, стой! — вновь раздалась тарабарщина и «опереточный злодей» перехватил кулак (как смог⁈), который явно должен был разбить мое лицо. — Не попорти ей лицо, дурак!

Через мгновение меня сильно ударили в живот.

— Все! Довольно! Не то убьешь ее ненароком! Мы еще не добились требуемого и, раз лекарство на нее не действует, то придется пойти иным путем, но, слава Богу, время еще есть… — донеслась до меня очередная тарабарщина, после чего настала тьма.

Кто я…?

Зажиточный дом на хуторе в Витебской губернии, большая кухня-гостиная, много дней спустя, раннее утро.

Высокий и очень крепкий мужчина «за сорок», обладатель шикарной бороды и усов, одетый в старые брезентовые штаны и добротный свитер ручной вязки, пройдя к столу, уселся в резное деревянное кресло, положив на стол рядом с собой небольшой металлический контейнер, напоминающий пенал для карандашей.

*говорят по-польски*

— Стефан! — не оборачиваясь, раздраженно произнесла женщина лет тридцати пяти, стоящая возле плиты .

— Где Феодора и Агнешка? — проигнорировав недовольный тон жены, поинтересовался Стефан, когда, поискав глазами дочерей, обычно стряпающих по утрам (до школы) вместе с матерью, не обнаружил их. — Сегодня выходной, и в школе их быть не должно… А Якуб? Этот лентяй все еще спит?

Сын тоже не обнаружился.

— Нет, Дора и Якуб повезли поросят и цыплят Войцеху, а Ага…я послала ее покормить… эту. — ответила она, ставя на белоснежную скатерть перед мужем можжевеловую подставку, а на нее сковороду с нажористой яичницей. — Погоди, лепешки тоже уже готовы.

— Хорошо. Это хорошо…

Несколькими минутами позже.

— Не делай вид, будто не услышал меня! — разозлилась она, наблюдая за тем, как Стефан макает кусок лепешки в желток. — Сколько еще это может продолжаться⁈

Она перешла на шепот.

Они здесь уже более месяца! И, что хуже, Ведьма тоже! Ты же знаешь, чья она! И тебе известно, что с нами со всеми будет, если ее родичи прознают, где она! Подумай, наконец, о наших детях и прикопай ее уже в леске! Сколько можно с ней возиться…⁈

Стефан поднял на жену спокойный взгляд, и та моментально замолкла.

Они пробудут здесь столько, сколько нужно для Замысла, Ева. — произнес он. — Господь защитит всех нас, тебе не нужно волноваться по этому поводу.

Женщина истово перекрестилась.

— Сегодня для них прибыло послание… — продолжил он, кивнув на контейнер, а затем, под внимательным взглядом жены, съел еще часть лепешки с яичницей.

— И что там? — не могла не спросить Ева, хотя и знала, что ответа не получит, ведь контейнер этот могут вскрыть лишь они.

— Думаю, скоро уже все закончится, возможно, даже этой ночью. Они убудут, а Ведьма…ее останков никто и никогда не найдет. Как никто и никогда не узнает, что она когда-то была здесь.

Услышав его слова, Ева прислонилась к стене и крепко зажмурилась.

— Слава Иисусу Христу! — прошептала она. — Все кончилось!

— Навеки слава! — ответил Стефан и, подойдя к жене, поцеловал ее в губы, а затем быстрым шагом вышел из дома.

Большой отдельно стоящий погреб на хуторе в Витебской губернии, примерно в то же время.

*шепот*

Ни на минуту несмолкающий шепот в моей голове. Мужской и женский. И даже вроде бы и не бред вовсе, ибо когда еще прислушивался к голосам, то слышал вполне себе стройные рассказы. Однако то, о чем шептали эти голоса (и продолжают без умолку это делать!), не имеет ко мне, то есть к Дмитрию Мазовецкому и Кайе Филатовой, ровным счетом никакого отношения, а посему обращать внимание на них я перестал вовсе. Со временем.

Шепот стал для меня чем-то вроде радио, включенного «для фона».

Холодно. Похоже, что дрова в печке, которая отапливает мою темницу (в самом прямом смысле этого слова), уже давненько прогорели.

Я, лежа на соломенном матрасе, подтянул колени к груди и с головой укрылся мешковиной, служащей мне одеялом. Сейчас полцарства бы отдал за свою теплую велюровую пижаму…

Впрочем, какая, к черту, пижама, если те скоты не оставили мне даже нижнего белья?

Хочется есть. И пить. Мне теперь постоянно хочется есть и пить, ибо мой суточный паек состоит из небольшой краюхи хлеба да кружки воды. В общем, кормят так, чтобы не сдох раньше времени, но и только.

Однако, суточный ли — этого понять невозможно, ибо содержат меня в каком-то подвальном помещении без окон, тьма в котором рассеивается электрической лампой лишь тогда, когда кому-то от меня вдруг что-нибудь требуется, да еще во время кормежки.

Впрочем, когда еду и питье мне приносит Агнешка, девица примерно одних со мной лет, бывает, что не достается и этой малой толики…

«Ой-ой-ой, какая я неуклюжая!». — обычно так она приговаривала, выливая мою воду мне же на голову, а затем в расстроенных чувствах пинала меня ногами.

Защищаться от нее у меня особенно не получалось, ибо одна моя нога привязана к металлической хреновине, торчащей из стены, да и сил нет.

«Козочкам лучше отдам, а не Ведьме!». — приговаривала она напоследок, ополовинивая (или даже более) мою порцию хлеба.

В этот момент включился свет, больно ударивший по глазам даже сквозь мешковину и прикрытые веки, а затем раздался звук отпираемого замка, прервавший мои размышления, после чего беззвучно отворилась дверь.

Вылезя из-под импровизированного одеяла, щурясь и прикрываясь от лампы предплечьем, я обернулся посмотреть, кто же посетил мою скромную обитель на сей раз.

«Вспомни дерьмо — вот и оно!». — было обычным выражением моей бабушки там, в деревне, когда очередной алкаш «подгребал» к нашему домику, в надежде, что ему нальют.

Агнешка…

На моей физиономии, как (теперь уже) всегда заиграла заискивающая улыбка.

— Я сегодня добрая, Ведьма, можешь посидеть несколько минуток при свете! И протри себя, а то воняешь! — заявила она, ставя рядом с моим матрасом кружку с водой и кладя на нее краюху (не ополовиненную!) хлеба, бросив рядом мокрую тряпку, а затем практически бегом умчалась из помещения, не забыв, однако, запереть на замок дверь.

Кажется, с той стороны двери донесся голос юноши, если, конечно, мне не померещилось. Или я не принял обычный теперь уже «голос в голове» за голос постороннего. Однако, судя по приподнятому настроению этой девицы она, и правда, сейчас тайком встречается с неким юношей. Впрочем, хрен с ее романтическими приключениями, мне бы наконец-то поесть и воды выпить. Да и протереть «лучшие части» своего тела не помешает тоже.