Нотами под кожу (СИ) - "Anzholik". Страница 14
— Зашибись, я пришел, а дома пусто, и нахуя я бросил все, идя к этому неблагодарному… Гера? — концовка удивленная, с капелькой тревоги. — Эй, ты чего тут лежишь? — крепкие руки поднимают с пола, как тряпичную куклу, и укладывают на мягкий диван. — Твою мать, чувак, тебя знобит всего.
Понимаю, что пролежал много часов, тупо вспоминая, как оказался тут. Вспоминая, сколько всего произошло за последние шесть лет. Зачем вспомнил? Опять ведь стану как желе, дебильное бесчувственное желе. Самому противно.
— Паш, Гера заболел, и я сомневаюсь, что у него есть хоть какие-нибудь таблетки. Да не знаю, но лоб горячий, сам холодный, лицо в слезах, да-да, жду.
Тепло… Мягкий пушистый плед, рука, что убирает волосы с глаз и лба, кончики пальцев, собирающие слезы, что, сука, текут без моего согласия из уголков глаз. Расклеился, уебок. Чудовище, блять, жалкое. Кому ты такой нужен?
— Гер, что-то случилось? Что болит? — синие глаза смотрят напряженно в мои, что под пеленой влаги. Все расплывается, и зубы стучат, а губа кровит, дрожащая, чуть вспухшая.
— Пашка скоро тут будет. Эй, не раскисай, ты ел что-нибудь? Чай сделать? Твой любимый с ромашкой без сахара, но с долькой лимона?
Мотаю головой, что не хочу. Шмыгаю носом, отметив, что тот заложило, ну правильно, дебил, волосы влажные были, а я на холодном полу в конце осени с открытым на проветривание окном, я молодец, что тут скажешь.
— Нет, не ел, или нет, не хочешь?
— Не хочу, — и горло скрипучее, голос хриплый. Ну, дебил я, ну, дебил, концерт скоро, а я охрип. Баран тупой. Коля точно выкинет из группы и не пожалеет ни на миг.
— А что хочешь? Еще одеяло принести?
Киваю, сжавшись сильнее в клубок, нырнув с носом под плед. Блять, ничтожество. Лежу, как баба, сопли пускаю, вспомнил он, видите ли. Что в шестнадцать был ебанатом наивным, что в двадцать два кретин, слизняк. Не зря отец бил, такое чмо надо бить регулярно, только тогда мозги начинают пахать хоть на грамм.
— И что тут у нас? — надо мной нависает блондин. — Где успел?
— Паш, помягче.
Я даже знаю, как Макс сейчас на него смотрит. Как родитель, спокойно, с укором и чуть качая головой. Ну да, со мной же, как с маленьким, надо. Гера, миленький, ротик открой, ротик закрой, повернись, приподнимись, штанишки спусти, штанишки подними. Нашлись мне тут… Ненавижу! Нет, вру, люблю я их, и мне уже похуй, что они ебут друг друга, мне слишком пусто без них, слишком тоскливо. Я умру, если останусь один, просто умру.
— Гер? — теперь Паша маменьку врубил, этот еще назойливее Макса. Если тот подопрашивает и будет молча сидеть рядом, то Паша будет нудить до последнего, погладит еще в придачу. Это все пидорские замашки, да? И как я не замечал раньше. Он же как ворчливая старшая сестра порой. Да-да, именно сестра или тетка, не мать… Мать у меня Макс, и отец и брат. «Ешь, пей, оденься, разденься, опять мокрый, сука, ты почему шарф не завязал, заболеешь». И рубашку поправит, и молнию подошьет.
— Что? — выглядываю из-под одеяла.
— Врача вызвать? Тебе настолько плохо, что ты плачешь?
— Паш… — Макс явно понимает, почему я мог плакать, такое случается примерно раза два в год, обычно один раз зимой по умолчанию, другой спонтанно срывает.
— А… — затыкается. — Я микстуру привез, обезболивающее, жаропонижающее, отхаркивающее, всего, в общем, набрал, так что высовывайся и будем тебя лечить, милок.
— Гомофоба лечить будут, дураки, дайте сдохнуть, вам же жить спокойнее.
— Я порой, блять, в шоке от того, какой ты дебил слепой, Герман.
Макс сдирает с меня одеяла и садится рядом. Помогает сесть. Тянет пачку сока, на ощупь не холодного, и несколько таблеток.
— Мы у тебя ночуем, и не смотри так, будем спать раздельно, чтобы твою гомофобскую душеньку не терзать. Пей. Все, блять, пей. Не кривись, я знаю, что ты апельсиновый не любишь, но это витамин С.
— Фу, бля, — еле глотаю всю эту дрянь, нет, в самом деле, дрянь, сок ужасный, полукислый, таблетки еле в горло пролезают, оно будто скукожилось все, дырочка малюсенькая осталась и только.
— Ты точно ел? У тебя же шаром покати, давай в магазин схожу, чего тебе купить?
— Я в доставку звонил.
— А мне не мог позвонить, гордец?
— Долой голубые знамена!
— Ты такой придурок, — улыбается, вместо того чтобы обидеться. — Что случилось, половинка? Брата вспомнил? Увидел что-то?
— Вспомнил, — вздыхаю. Половинкой он меня раньше часто звал, мол, я полблизнеца. Я и не против, меня, в самом деле, жива лишь часть, вторая же часть меня — это Сеня, я обещал жить в теле одного за двоих.
— Ясно, соберись, мужик, концерт через неделю, а ты побитый и больной в придачу. Ты же так ждал этот альбом, орал, почему мы отложили на время выступления, а тут расклеился. Стыдоба ты, Гера, стыдоба.
— Да-да, я как менеджер просто обязан прописать тебе порцию пиздюлины за твою неосмотрительность. Что ты ел?
— Пиццу и что-то еще. А сколько времени?
— Вечер уже, поздний вечер, мы задержались — Коля решал, что мы петь будем, без тебя сложновато, но пришлось. Он гитару тебе купил за пару штук, просил, правда, не говорить, ты ж типа у нас наказан.
Молча расплываюсь в улыбке, чувствуя, как тонкая кожица трескается и выступает кровь. А мне так похуй. Я столько просил гитару!!! И мне ее купили, даже несмотря на то, что я говно.
Позже, поев и проговорив ни о чем несколько часов, мы, как раньше, уснули на диване втроем… Я посередине, уткнувшись в Пашину спину носом и закинув на него ногу, а сзади меня Макс, обнявший за плечи и прижав к своей горячей груди. Мне стало так хорошо и уютно, так правильно и тепло, что я даже совершенно забыл, но лишь на ночь, что они педота.
========== -8- ==========
POV Тихон
Довольно странная ночь. Не скажу, что я не спал вообще, но сон был какой-то муторный. В таких случаях обычно говорят: «Проще было и не ложиться вовсе!» На пробежке собираю мозги в кучку, перебираю ногами в такт музыке, предусмотрительно не забыв плейер, что частенько случается со мной. Мысли разного рода настойчиво насилуют мой мозг. Во-первых, мне дико интересно, почему Филатенковы не ладят, сын и отец. Странно все это, очень странно и крайне подозрительно. И, судя по всему, один из близнецов и мать всё-таки погибли, так почему же тот единственного сына, причем живого сына, тоже схоронил, хоть и мысленно? Хотя, чем мой родитель лучше-то? Во-вторых, я начинаю всерьез сомневаться, что браться за это дело и помогать вытащить в прошлом преуспевающую фирму — хорошая идея. В-третьих, я до чертиков боюсь себе признаться в том, что образ Геры мелькает много чаще, чем положено, у меня в голове. Не то, чтобы я боюсь влюбиться, как бы ни было сие банально. Просто быть зависимым от кого-то не хочу. Не хочу и сходить с ума в ожидании отклика. Не хочу терять интерес ко всему вокруг, чтобы лишь один-единственный человек стал центром моей вселенной. Я до дрожи боюсь быть в чьих-то цепких лапах, быть чьим-то. Это ненужная ответственность. Слишком уж привык я получать все в рекордные сроки, по взмаху руки, по быстро оплаченному счету. Привык, что как появляются, так и пропадают очередные пассии, что у меня нет постоянного партнера или партнерши. Я и отношения редко крайне строил, а тут…
Немного даже дико, ведь обычно ко мне искали подход, пытались пойти на сближение, а тут у меня появляется совершенно безумная идея — соблазнить новенького. Ну, не дебил ли я? Ну симпатичный он, ну не такой, как все, ну есть в нем червоточинка, изюминка. Ну как заноза в мозги мои влез, но не значит же это, что мне надо, как идиоту, обдумывать план действий по его окучиванию? Блять, это смешно.
Добегаю до дома, проскальзываю с равнодушным лицом мимо своей охраны и, зацепившись за коврик на крыльце, задрав ноги, падаю на задницу, шиплю под нос недовольно, встаю, кинув грозный взгляд на тех, кто узрел это недоразумение. Как же все, блять, вовремя. Мне вот только синяка на филейной части не хватало, ага. Герой, мать его, любовник нашелся. Соблазнять он будет, синюшной жопой, что ли?