Нотами под кожу (СИ) - "Anzholik". Страница 21

— А ворон и клюнуть больно прямо в задницу может, — смеюсь, облокотившись о стенку напротив подсобки.

— Ты? Клюнуть? В задницу? Не верю, — хохочет Пашка, трется носом о шею Макса, заставив того прикрыть глаза и чуть прогнуть шею. Как я раньше этих жестов не замечал? Спускал все, как ширмой закрываясь, отказывался видеть, наверное…

Когда брюнет открывает глаза, то сталкивается с моими. В них нет злорадства, издевки, в них удовольствие, тепло, симпатия. А я и рот открыть не могу, просто смотрю и сам начинаю улыбаться. Ну, любят они друг друга, бог с ними, это не мое дело.

— Клюнуть — да, а вот то, о чем ты, извращенец, додумал — не в жизнь! — смеюсь в ответ спустя пару минут молчания. Понимаю, что все как один сейчас смотрели на мою реакцию. Ожидали привычного шипения про пидарасов и ворчания, а тут я смолчал, но ясно даю понять, что незамеченным для меня ничего не осталось.

— Ты не знаешь, о чем он подумал, — встревает Макс.

— Догадываюсь, — хмыкаю, а после перевожу глаза в сторону, заприметив уж точно не того, кого хочу видеть здесь. Вот какого хуя эта сволочь белобрысая тут ошивается? И кто пустил вообще его сюда? И что за взгляд, полный, сука, страшных для меня образов?

Малыш?! Я?! Он что, обкурился, блять? Или крыша в конец поехала? Сука… не подходи ко мне…

На моем лице совсем не те эмоции, что внутри. Ну да, я смеюсь, но это скорее полу-истерика от того, что все видно ребятам, которых Тихон не заметил. Ужас, что сковывает и заставляет остаться на месте, и любопытство — что же сделает эта скотина. Подстегиваю, издеваюсь, смеюсь, как гиена. Самонадеянный, наглый, похабный. Бля… отодвинься, мать твою! Все внутри уже вопит, как сигнализация, как колокол в ночной тиши. Отойди… блять, отвали, сука, не смей! Мне реально страшно, хотя я могу оттолкнуть. Могу избежать этого, как тогда, в салоне, могу плюнуть, раз на то пошло, в лицо ему, но я, как перед коброй, тихой мышью стою.

Алкоголь и табак вперемешку с его запахом кожи, гребаные апельсины… Стоит и смотрит, словно пытается под кожу влезть ко мне. Дрожь… Предвкушение или страх? А я, блять, не доктор, что это. Но по-прежнему стою. Напряжение в тысячи вольт, я почти вижу эти маленькие заряды, что скачут от моего тела к нему и от него обратно ко мне. Странно, ново. Пугающе. И как разрядить эту всю хуйню? А? Надуваю пузырь из безвкусной жвачки, что трется о зубы. Тот лопается у самого носа блондина, и в его глазах кроме такого явного желания всплывает ярость. Пха… У меня тормоза? Не, не слышал, а зря, видимо…

Горькие губы сминают мои, жестко. И опомниться не успеваю, как тот вжимает меня в стену всем телом. Горячий, полубезумный. Мои глаза сталкиваются с ошарашенным взглядом Паши, и я понимаю, что только что все увидели. Пиздец, блять… Нет, сука, слов.

— Иди ты нахуй, кретин, — шиплю, пытаясь, наконец, оттолкнуть, да поздно. Он, пользуясь этим, проникает в мой рот, а я не могу сказать, что это противно. — Отвали, — мычу, дергаюсь, отвожу глаза от ребят. Мне, блять, стыдно за то, что я, как девчонка, ни хрена не делаю, что моего сопротивления им не видно, не слышно…

Горячее дыхание и привкус крови на губах, проворные руки под моей майкой. Это ПРИЯТНО и страшно, а еще капельку больно, из-за поврежденного пирсинга. Я должен эту тварь отлепить от себя, что-нибудь, ну хоть, мать его, что-нибудь сделать, иначе провалюсь под землю сейчас же. Подловил ведь он удачный момент — я так возбужден после сцены, что даже тело как пластилин, ему, похоже, плевать, что его пацан тискает, а не грудастая девушка.

Упираюсь руками в его грудь. БЛЯТЬ! Да мне нечем дышать уже, сука…

Его рука ныряет в карман, пальцы быстро рвут упаковку и капсула вкатывается в ладонь. И что это за нахуй? Минута — и его губы на моих, а таблетка толкается языком ко мне в рот. Сладкая… Сопротивляюсь, теперь куда более бурно, чем в наш «первый поцелуй». Но пилюля уже почти западает в горло, он хочет, чтобы я удавился? Черта с два я сожру какую-то херню!

Сожру… блять. Глотаю, чувствуя, что оболочка уже размякла от слюны. Та с трудом просачивается лишь с помощью малого количества влаги, чудом не застряв прямо в горле. Круто че, меня чем-то накормили, а теперь отпускают с довольным взглядом.

— Доволен? Теперь отъебись, — толкаю его и скорее в зал, прихватив из рук Пашки свою гарнитуру. Цепляю все на ходу на ухо, проверяю, работает ли микрофон, кашлянув, и ныряю в толпу, взлохматив волосы. Хуй знает, что творится, блять, вокруг… Я целовался с парнем. Нет, не так, он меня целовал, а я, как дебил, позволил, дважды! Это клиника, походу.

Успокоиться. Заняться любимым делом. Танцевать, петь, кутежить. Отрыв…

Отпускаю себя и вливаюсь в это течение. Толпа довольно принимает к себе кумира, жадные руки трогают, жадные руки гладят, кто-то пытается обнять, кто-то просто коснуться: волос, рук, губ — не важно, только бы дотянуться. Льстит, вызывает улыбку, пьянит. Легкий транс, звучащий из динамиков, — расслабляет. Волшебная атмосфера. Двигаюсь со всеми в одном потоке, мы как тягучий мед переливаемся, сливаемся. Танцую пластично, выгибаюсь эротично. Подпеваю, то едва слышно, шепотом хриплым интимным, то во все горло ору, как и в песне. Неважно, мужской вокал или женский, слова льются из меня, толпа подхватывает. Невообразимо. Так яростно, так самозабвенно.

Тело все больше становится похоже на комок нервных окончаний. Каждое прикосновение отдается искрой, импульсом. Каждое заставляет выдохнуть шумно и снова потянуться за лаской. Женские тела, что окружили, сводят с ума. Сколько времени вообще прошло? Где я? Что я? Все так не важно, только желание, что разгорается внутри, сразу едва заметно, но становясь все более нестерпимым, навязчивым. Никак не избавиться.

Мягкие влажные губы, липкие от помады, скользят по моей шее. Другие, не более напористые, терзают мои же губы. Прихватываю зубами язык, отдающий вкусом текилы и лайма. Скольжу руками по телам, глубокие вырезы, высокие разрезы. Я не могу уже петь, просто нет сил. Ведь изо рта вырываются полустонами-полухрипами нечленораздельные звуки. Как же мне хорошо. И я безумно хочу животного, грязного, до невозможности долгого секса. С одной или двумя, а лучше с тремя девушками сразу. Тонуть в их запахе, быть влажным от проворных жадных поцелуев, облизанным с макушки до пяток, оцарапанным острыми коготками. М-м-м…

Выключаю микрофон и, притянув к себе ту, что самая активная, целую так, словно проглотить готов. Сжимаю в руках аппетитную попку, без стеснения пробираясь ладонями под короткую юбку. О да, то, что доктор прописал. Мой язык скользит во рту одной, а другая в это время шарит руками по моим плечам, целует мою шею. Хорошо, очень хорошо. И музыка так и дурманит, плещется в моей крови, как безумная. Мыслей ноль, только возбуждение, бьющее прямо по вискам. Еще немного — и я точно утащу их в подсобку и, разогнав всех, буду с упоением иметь каждую по очереди. Хочу…

— Фил… Фил! Фи-и-ил… — стонами в ушах, разрядами в мозгу. Что этот сукин сын подсунул мне, что меня так штырит? Не то чтобы это хреново или неприятно, просто, бля, я же с ума сейчас, нахрен, сойду. Меня разрывает на части и в мозгу нет ничего, кроме желания секса. И я подозреваю, что одним разом тут вряд ли обойдется, мне нужно много, так, чтобы до обморока.

Откидываю со стоном голову назад, позволяя ласкать себя прямо в толпе, прямо перед кучей глаз. Любой желающий, хочешь? Бери. Сейчас у меня не будет и малейшего сопротивления.

— Идем-ка отсюда, — глубокий голос, мягкий, бархатистый, и сильные руки вырывают меня из этого клубка тел под возмущение их же. Обладатель охренительного голоса прижимает меня к своей груди и толкает вперед, как таран, из толпы. Я понимаю, что сзади явно не пышногрудая девушка, там парень, мужчина, как вам угодно. Довольно крепкий, а в носу уже щекочется еле слышный запах апельсинов…

Позволяю вывести себя на улицу и даже более — усадить в машину.

— Адрес свой говори, — толкает легонько в плечо, заставив распахнуть глаза. Ну, называю я его, пошло все в пизду, мне не до мыслительного процесса.