В Милуоки в стикбол не играют - Коулмен Рид Фаррел. Страница 33

– В моем синтаксисе нет никаких ошибок, которые не исправил бы электрический стул.

– Не понимаю, – озадачился Гуппи, – совсем не понимаю. Почему они взяли нас за яйца?

– Потому что бегство Клейна и обвинение его в убийстве настоящие, – ответил Макклу, – а доказательства и показания, которые у нас есть, фальшивые, как трехдолларовая банкнота.

Внезапно Гуппи посерел, встал и, извинившись, вышел. Сказал только, что ему нужно немного помедитировать перед разговором с Заком. Как и Зак до него, Гуппи осознал, что время игр закончилось и, возможно, только что пошел отсчет времени убийств.

Авраам Линкольн

Не знаю, как Зак выдержал эти недели затворничества. Просидев в бункере три дня, я уже лез на стену. Макклу справлялся лучше меня, но его лицо сейчас не было похоже на лицо с плаката «Разыскивается особо опасный преступник». Ма Бейкер и Красавчик Флойд рядом со мной отдыхали.

Я просто не мог решить, что в этом ужасе самое худшее. Временами страх быть пойманным вызывал у меня приступ тошноты. Затем, через несколько минут, настроение менялось, и поимка казалась спасением. Мной постепенно овладевала очевидная безнадежность; экзистенциализм 101. Где-то там надо мной смеялись Сартр и Камю. Я гадал, в этом ли смысл – бегать от полиции столько времени, чтобы потом сняли фильм недели или чтоб материала хватило на целый сериал? К сожалению, нет. Куин Мартин [18] умер.

Я всегда ненавидел страх, а теперь я боялся постоянно. Поскольку я боялся всю свою жизнь, можно было бы решить, что я подготовлен к этому. Ничего подобного. Этот страх был совсем другим. Этот страх был одновременно и аморфным и конкретным. Но именно такой страх помог мне вытеснить мысли о Кире.

Однако в конце уже осталась не безопасность, не безнадежность, не страх. Не чудовищная стряпня Гуппи и не размышления о том, как сильно страдала Кира. Самое худшее, думаю, было знать, что люди считали меня чудовищем. Это съедало меня. Я пытался вспомнить, сколько раз повторял избитую фразу: «Не важно, что о тебе думают люди». Важно, поверьте мне, важно. Думаю, теперь я понимал, что должен был чувствовать Макклу, когда я обвинил его в смерти Эрнандеса.

Мои дела были плохи, но у Валенсии Джонс они были еще хуже. В газетах сообщили, что суд над ней возобновился и что все ходатайства ее адвоката отклонены, причем большинство без объяснения. Я хотя бы мог цепляться за призрачную свободу. Гуппи с Заком не отходили от компьютера, пытаясь составить новое послание, которое выманило бы из укрытия наших врагов. У меня были свои соображения на этот счет, но я держал их при себе.

– Гуппи, – потянул я его за рукав, – можно тебя на минутку?

– Конечно. – Он вышел вслед за мной из бункера в подвал.

– Мне нужно без свидетелей сделать два телефонных звонка. Но боюсь, что хотя бы один из телефонов, куда я буду звонить, поставлен на прослушивание. Есть…

– Да, мистер Клейн, безопасный способ есть. Мне удалось получить доступ в некоторые телефонные системы других стран, которые позволят мне провести ваши звонки через столько мест, что вычислить, откуда идет звонок, будет невозможно.

– Ты уверен? – усомнился я. – Я не хочу, чтобы снова пострадали невинные люди.

– Никто не пострадает. Но что…

– Лучше не спрашивай. Если это выйдет, может, это поможет и Валенсии Джонс.

Его лицо прояснилось в неярком свете голых лампочек. Отчаянное желание выбраться из ямы, которую они с Заком для всех выкопали, начало сказываться и на нем. Из-за припозднившейся не по сезону метели он день не ходил на работу, а последние два дня сказался больным. Кто-то должен был сунуть палку в осиное гнездо, и я решил, что этим кем-то стану я.

– Когда вы хотите позвонить? – оживился Гуппи. – Мне нужно несколько минут для подготовки.

– Сегодня вечером, когда Зак с Джонни уснут.

Сначала кто-то зевнул, помолчал, потом произнес:

– Алло.

– Тесса?

– Дилан!

– Ш-ш-ш, говори тихо.

– С тобой все в порядке? Копы…

– Знаю, Тесса. У меня все хорошо. И – нет, я этого не делал.

– Ты не мог, Дилан, только не то, в чем тебя обвиняют.

– Я ее любил. – Ответом мне послужило благоговейное молчание. Тесса это умела. – Слушай…

– Я позову Джеффри.

– Нет! Я звоню тебе. Зак жив. Он с…

– Я могу с ним поговорить?

Ее голос дрогнул, и она заплакала. Она прикрыла ладонью микрофон, но радость не скроешь.

– Тесса… Тесса, все нормально?

– Лучше не бывает, – шмыгнула она носом.

– Сейчас он не может с тобой поговорить, но скоро он вернется домой.

– А ты?

– Забудь обо мне. Только скажи всем, что Зак цел и невредим. И скажи моему брату, что я знаю про Эрнандеса.

– Но…

Я повесил трубку, прежде чем она позвала Джеффа или на что-нибудь меня уговорила. Подождал, пока Гуппи подготовит для меня второй звонок

Он постучал по трубе радиатора, и я снял трубку. Гуппи уже набрал номер, который я ему дал, на том конце раздавались гудки.

– Вы позвонили… – начал автоответчик.

– Ларри! – закричал я так громко, насколько было возможно. – Ларри Фелд, возьми трубку! Возьми эту чертову трубку. Это я! Ларри!

– Если вы назовете свое имя, номер телефона и время вашего звонка, а также краткое сообщение, я…

– Ларри, возьми трубку! Это я, Дилан!

– … если вы звоните по делу, можете позвонить мне после десяти часов утра в мой офис. Номер…

– Лар…

– Дилан, бога ради! Я здесь. Я здесь. Подожди окончания записи.

Слушая записанный на пленку голос Ларри, я почувствовал сожаление, что застал его дома.

– Ларри? – крикнул я, когда запись закончилась. – Ты здесь?

– Нет, зануда, я побежал в кафе за чашкой кофе, пока прокручивается запись.

– Мне нужна помощь, Ларри.

– Помощь! – В его голосе прозвучало недоверие. – Тебе вообще-то несвойственно недооценивать ситуацию, Дилан. По моим сведениям, тебе нужно чудо, а не помощь.

– Мне нужен ты, – сказал я.

– Для чего?

– Чтобы защищать меня, гений.

– Чудеса не по моей части, Дилан.

– Хочешь, чтобы я умолял тебя, Ларри?

– Может быть.

– Считай, что я тебя умоляю.

– Недостаточно.

– В чем дело, Ларри? Ты хочешь, чтобы я поклялся, что стою на коленях, или что?

Он захихикал.

– Да мне все равно, даже если ты стоишь на голове.

– Тогда в чем дело? – Я уже по-настоящему жалел, что застал его дома.

– Ты меня любил? – спросил он.

– Я тебя – что?

– Ты меня любил? – повторил он.

– Господи, Ларри, я чувствую себя персонажем «Скрипача на крыше». Какое это имеет значение?

– Может, от этого зависит твое будущее, или, может, ты хочешь, чтобы тебя защищал твой брат?

– Брата я не просил. Я прошу тебя.

– Ответь на мой вопрос, – настаивал он.

– Да, Ларри, я тебя любил. Ты что думаешь, я постоянно рисковал ради тебя своей шеей, потому что был Авраамом Линкольном? Я не герой. Я творил эти пакости, когда мы были детьми, потому что ты был другим, одержимым, но не как Джеффри. С ним успех казался предопределенным, словно он у него в кармане. Если бы я обладал тем, что было у тебя, Ларри, я бы стал самым знаменитым в мире писателем, а не каким-то бездарным писакой, торгующим идеями для сценариев, как бойкий коммивояжер. И ты умел меня рассмешить. Вот, ты умел меня рассмешить.

– Ты не бездарный писака, Дилан, но я очень устал быть твоим должником.

– Это шутка, – сказал я, – ты никогда ничего не был мне должен.

– Я возьму это дело, – сказал он, прежде чем я успел закончить предложение.

– Ты не хочешь знать, ви…

– Ты этого не делал, заткнись и перестань попусту тратить мое время.

– Хорошо.

– Дилан, только одно. Почему тебе нужен адвокат?

– Я хочу сдаться. – Я произнес эти слова, не веря, что я их сказал. – Мне нужно кое-кого защитить.

– Это как-то связано с твоим племянником? Только не говори, что это он прикончил девицу.

вернуться

18

Мартин Куин (1927 – 1987) – известный американский телепродюсер.