Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена. Страница 20

Прощаемся, когда Агуся напоминает о булочках в духовке.

– Пойдем скорее завтракать, – подгоняет меня мама. – У папы собрание в горсовете на десять. Если поторопимся, он успеет подвезти нас в торговый центр.

– Ты из-за курточки?.. – теряюсь я.

Не могу понять, зачем нам ехать в магазин.

– Не только, – улыбается мама загадочно, стимулируя у меня интерес к шопингу, который я, увы, ненавижу. – Посмотрим тебе еще брюки, пару кофточек… Мм-м, может, платье?

– Но… – пытаюсь возражать, но дух от негодования и вызванного им волнения перехватывает сходу. Успеваем добраться до кухни, прежде чем я сглатываю и решаюсь напомнить: – Я ведь хотела с Викой пойти… Говорила тебе.

Мама отвечает не сразу. Игнорируя меня, занимается булочками и чаем. Наблюдаю за ее действиями и чувствую, что это необычайно сильно задевает. Мне ведь восемнадцать, а мое мнение не то чтобы мало кого интересует… Я словно бы не существую!

От обиды и возмущения бросает в жар. Сердце принимается одуряюще тарабанить. А в ушах возникает шум.

– Я подумала, – произносит мама, когда я уже кажусь себе одним сплошным сгустком нервов. Она все еще не смотрит на меня, потому что по ходу разговора продолжает накрывать на стол. – Не думаю, что без меня ты выберешь что-то удачное. У тебя идеальный стиль, ангел. Я над ним годами трудилась. Будет обидно испоганить образ сейчас, когда ты работаешь над авторитетом в новом для себя социуме.

Я… Едва сдерживаю слезы.

– Ты же у меня такая красивая. Я желаю тебе самого лучшего.

Черт… Я слышала эти слова тысячи раз. Но именно сейчас это так раздражает!

Я, конечно же, молчу. Позволяю себя обнять и поцеловать. Глотая слезы, заставляю себя даже на мамину просьбу улыбнуться.

– Умница моя, – одобряет она мое разваленное состояние, погладив меня по щеке.

Завтрак проходит в тумане моих мыслей. Жуя булочку и запивая ее сладким, словно мед, чаем, я таращусь на стоящую в центре стола солонку и в запале придумываю десятки фраз, способных выразить мои претензии. Но, естественно, ни одна из них не слетает с моих губ.

Я, как и всегда, веду себя идеально.

Чтобы не подвести папу, быстро собираюсь в торговый центр. Чтобы не расстраивать Агнию, разрешаю ей надеть свою любимую юбку. Чтобы не огорчать маму, примеряю все, что она говорит.

– Не с твоей грудью, ангел, – слышу я, когда, забывшись, притормаживаю у одного из платьев. – Декольте слишком глубокое.

Агния закатывает глаза, выражая солидарность с мамой.

А я… Сама от себя прихожу в ужас!

– Ты права, – выпаливаю спешно.

О чем я только думала? Не заметила этого кошмарного выреза? Не приведи Господь такое надеть! Да я бы сама с ума сошла, если бы кто-то меня в этом увидел!

Больше ни к чему интереса не проявляю. Позволяю маме самой определиться с теми вещами, которые она считает нужным мне купить. На выходе из магазина благодарю за обновки. С улыбкой подцепляем ее с сестрой под руки.

– Почему ты не купила мне те джинсы? – обижается Агуся.

– Потому что в гимназию в джинсах нельзя.

– Я бы надевала их в музыкальную школу.

– Слишком дорого для трех часов в неделю, малыш.

– Ну, мам… А если мне подарят на день рождения деньги? Можно я сама их куплю? Пожалуйста!

– Кто тебе, интересно, подарит деньги? В нашей семье так не принято. Мы уже придумали, что тебе нужно.

Почти доходим до остановки, когда я ловлю себя на том, что мне вдруг становится зябко. Вздрагивая, резко веду плечами назад и на автомате оглядываюсь… В следующую секунду задыхаюсь.

Ян.

Так близко, будто шел за нами. Улыбаясь, Нечаев дерзко мне подмигивает. А я смотрю на него, будто впервые вижу. Потому что, когда я погружена в жизнь моей семьи, он вдруг кажется таким далеким и… Таким хулиганом!

Джинсы рваные, косуха нараспашку, майка под ней с какими-то черепами… Подзажившие ссадины, растрепанные волосы, провокационный взгляд, наглая ухмылка… Да весь слишком яркий… Слишком самоуверенный… Слишком неприличный!

Мышцы моего живота так резко сокращаются, что внутренности охватывает огнем. В груди с не меньшей силой сжимается – за ребрами возникает боль и появляется тошнота.

Отворачиваясь, спотыкаюсь и едва не рою носом тротуар.

– Ты чего? – придерживает меня мама.

– Ничего!

Молюсь, чтобы она не оборачивалась. Но… Она оборачивается.

Я зажмуриваюсь и с трудом перевожу дыхание.

– Ой, девчонки, напомните мне зайти в «Лидл»! Дома кофе закончился…

И лишь после этого я расслабляюсь.

Добравшись домой, закрываюсь в комнате якобы для того, чтобы позвонить Святику. А сама пытаюсь придумать, что написать Яну… Потому как вдруг чувствую себя очень плохо из-за того, что проигнорировала его.

Вот почему я такая?!

Надо было хотя бы кивнуть! Возможно, даже незаметно махнуть! Соскучилась ведь по нему! Неосознанно думала всю первую половину дня. По-моему, он мне даже снился… Вспомнить подробности не могу, но трепет, который я ощущаю до сих пор, красноречивее любых описаний.

Ян Нечаев: Твое «печатает», безусловно, охрененно интригующе. Но я бы все-таки хотел знать подробности. Что ты там вымучить не можешь, Юния-Бесуния?

Это сообщение прилетает на мой мобильный, когда я в восьмой раз стираю свое. Взвизгнув от неожиданности, взбудораженно дергаю ногами по кровати, на которой в этот момент улежать неспособна. Отлепив спину от пушистого покрывала, подрываюсь, чтобы принять сидячее положение.

Вдох-­выдох, вдох-­выдох, вдох-­выдох… Оглушающе громко и безумно часто.

Юния Филатова: Я случайно твой контакт выбрала. Писала Вике.

Ян Нечаев: *смеющийся смайлик*

Ян Нечаев: Палишься.

Юния Филатова: Что?

Ян Нечаев: Покажи, что набирала ей на протяжении получаса.

Юния Филатова: Я стерла. Случайно!

Ян Нечаев: Понятно!

Вдох-­выдох, вдох-­выдох, вдох-­выдох… Прикусываю губу, стопорю функцию.

Быстро набираю сообщение.

Юния Филатова: Прости, что не поздоровалась сегодня. Я растерялась!

Вдыхая, прикрываю веки.

Сердце разбивает ударами грудь. Не в первый раз из-за этой силы схожу я с ума. Но в первый – кайфую от этого больше, чем страдаю.

Ян Нечаев: По какому графику ты со мной дружишь, Ю? Я есть в твоем расписании? Только в будни? Или, может, выйдешь сегодня? Встретимся???

Я должна написать: «Нет».

И я пишу.

Набираю и стираю. Набираю и стираю. Набираю и стираю.

Ян Нечаев: Ну ты и токсик, Ю. Пиздец.

Ян Нечаев: Знал, что твоя дружба – хуевая идея.

Ян Нечаев: Как только встрял? Непонятно!

У меня столько всего взрывается за ребрами, что в глазах темнеет.

Вдох-­выдох… Вдох-­выдох… Вдох-­выдох…

В ноздрях жжет. В горле дерет. В груди душит.

Ощущаю вкус крови и с опозданием осознаю, что чересчур агрессивно вгрызлась в слизистую верхней губы.

Юния Филатова: Хорошо. Я выйду. Где встретимся?

Боже…

Ян Нечаев: Буду ждать у кафе, где обычно тебя высаживаю. Оденься тепло.

Прижимая телефон к вздымающейся груди, падаю на спину. Учащенно моргая, перевожу дыхание. Сердце в горле грохочет. А я… захлебываясь радостью, приглушенно смеюсь.

16

«Ох… Ебать… Красивая… Ебать…» – выдает мой рубящий истеричной чайкой внутренний голос, едва вижу показавшуюся между многоэтажек Ю.

Сжимая шлем, который купил специально для нее, радуюсь тому, что не снимал свой, а только задрал стекло. Может, легче будет эмоции гасить. Хотя это, конечно, вряд ли.

Блядь…

Во рту моментально пересыхает. Образовавшийся в горле ком нечем, мать вашу, протолкнуть. Приоткрывая губы, я тупо дышу. Дышу, как псина в сорокаградусную жару.