Мы, Мигель Мартинес. Гражданская война (СИ) - Тарханов Влад. Страница 4

В зале заметное оживление. Все понимали, что такие изменения происходят только потому, что страна готовится к большой войне.

— Начальная военная подготовка в школах — мы считаем, что в качестве учителей этого предмета надо привлекать военных, прошедших школу Гражданской войны, боевых действий! Это те кадры, которые смогут привить нашей молодежи понятия военной дисциплины, умение выживать в сложных обстоятельствах, настоящий советский патриотизм! Третье: мы работаем над повышением профессионального уровня рабочих на заводах, работников сельского хозяйства, привлекаем для обучения мастеров и специалистов из разных стран. Повышение квалификации — важнейшее дело каждого работника! Четвёртое: будет проведена переаттестация научных работников и управленцев — это коснется руководящих кадров как отдельных предприятий, так и наркоматов в целом. Для тех, чья квалификация окажется низкой, будут организованы курсы переобучения и повышения квалификации. Если и после них управленец не пройдет аттестацию — он будет переведен на менее ответственную работу или вообще уволен, в зависимости от способностей! Но не надо думать, что партия будет наблюдать свысока за этими тенденциями, оставаясь в стороне! Нет, товарищи! Грамотные кадры в партии — это тоже насущная необходимость! И в ближайшее время мы проведем и партийную аттестацию, причём она будет проводиться раньше аттестаций научных и управленческих кадров. Своим примером партия покажет настоящий, большевистский подход к делу! И к аттестации будут привлечены все партийные кадры. В том числе и секретари Политбюро ВКП(б), все без исключения! (овации, крики «Да здравствует партия!» «Да здравствует товарищ Сталин!»).

* * *

— Что скажешь, Мироныч?

— Скажу, Коба, что идея переаттестации партийных кадров большого удовольствия среди делегатов не вызвала. Понимают, что для многих это будет вылет из партии.

— Как думаешь, попробуют выступить против?

— Сейчас, однозначно, нет… После того, как мы почти децимацию провели, не рискнут. Но чуть погодя начнут пытаться что-то делать. С тёплыми местами расставаться неохота.

— Понимаешь, Мироныч, если периодически не пропалывать кадры партийной бюрократии, то она нас сожрёт, не подавится!

— Понимаю, Коба! Как дела у Глухого?

— Плохи у него дела. Врачи говорят, что смогли вытащить Сарию с того света, вот только она ходить не сможет, да и говорить придется учиться. Ей пластину в череп вставили, в общем, до сих пор там всё на честном слове. Никто не скажет, что лучше — вот так жить или умереть.

— Нестор сильный товарищ. Он справится.

— Надеюсь на это. Выяснил, кто за этим стоит?

— Исполнителей мы взяли, Коба. Только это не люди Енукидзе. И не коминтерновцы. Очень похоже, что это нам привет передают за смерть Литвинова. Скоро буду знать точно.

— Ну, на тебя-то покушались эти…

— Верно, Коба, это уже точно известно.

— И надо было тебе эту Мильду Драуле сюда тащить? Драл бы ты ее в Ленинграде. Хорошо, что Строитель предупредил, что по Николаеву[1] могут работать. И взяли мы его вовремя. А ведь его провели в Кремль! Паукер нихрена мышей не ловит!

— Так ты решил всё-таки Власика ставить на охрану?

— Решил, да… А ты остепенись, Мироныч! Женись! Наделай юных Костриковых[2]. Будем дружить семьями. А то — то с одной, то с другой… Вах! Как нехорошо.

— Так молодой я еще, не нагулялся совсем…

Киров состроил покаянную физиономию, мол нашкодивший сынок получает разнос от строгого папаши. Сталин рассмеялся. Ну не мог он сердится на своего друга.

* * *

— Карл Викторович, он здесь!

Паукер стремительно вошёл в комнату, которая была раньше пристанищем костюмеров, но сейчас ее для своих целей оккупировала охрана Сталина. В комнате находился человек в наручниках. Среднего роста, он имел совершенно неприметную внешность: правильные черты лица, короткая стрижка, особых примет нет. Вот только глаза у него были какими-то бесцветными, рыбьими. На столе находились его документы и револьвер.

— Так-так, кто это у нас такой? Семён Григорьевич Горчак, рабочий, так… работаешь на предприятии «Электротрест» города Ленинград. Тааак… И что тут у нас? Револьвер системы Наган. И как он у тебя, Сёма, оказался? Расскажешь? Или будешь в молчанку играть? Так вот — не получится. О том, что тут тайник есть с револьвером мы знали и следили за ним. Ты ведь удивился, когда тебе брали, а выстрела не было? Так там пороха в патронах не было, кто тебе, дураку, патроны боевые оставит, даже не холостые, не вываренные, там песок в гильзах.

— Сразу расстреливайте и дело с концом! — буркнул Горчак. — Признаюсь, что хотел убить товарища Сталина.

— О! Сёма, Сёма, ты хочешь так легко уйти? Лёгкую смертушку еще заслужить надо! Нет, ты нам всё расскажешь, кто тебя надоумил покушение на товарища Сталина совершить, кто оружие дал, кто обучил стрелять. Ты же в Гражданскую не воевал? Мал был. Сколько тебе? Двадцать шесть лет?

— Я убеждённый троцкист! Я считаю товарища Сталина главной опасностью и предателем дела революции!

— Ну вот видишь, Сёма. Как ты заговорил. А почему на съезде не взял слово, не выступил с обличающей товарища Сталина речью? Сказал бы это товарищам по партии, если ты прав. Тебя бы поддержали.

— Издеваетесь? Сюда отбирали только преданных сталинистов.

— Но ты-то попал, да не только ты… Вона сколько людей вывели из зала. Да не всех, как я вижу.

— Я запасной вариант. Это… если бы не поверили, что Сталин был агентом охранки…

— Так он не был агентом охранки! И что?

— Если бы съезд поверил Сталину, тогда я должен был и воспользоваться револьвером.

— И ты решил им воспользоваться?

— Решил! Я должен был это сделать! Вы ничего не понимаете! Он страшный человек! Да и человек ли он — я не знаю! Они всех вас сожрёт! Каждого! Это вы сейчас голосуете за него, тянете руки, а потом вас всех — под трибунал и в крематорий! Всех! Никого не пожалеет!

— Уууу, батенька, да ты решил под сумасшедшего закосить, извини, не выйдет. Всё равно расколоться придётся.

— Я знаю! Я точно знаю! Мне сон был! Вещий!

— Ну вот что, вещий Олег ты наш, кончай под дурку косить. Разговор у нас будет длинный. Очень длинный. И имена ты назовёшь. Потому как они нас очень-очень интересуют. И что тебе мешало жить? На работе на хорошем счету? Происхождение — самое что ни на есть пролетарское. Живи и работай! Так что, будешь пургу нести про голоса в голове? Так никто тебе не поверит. Ладно, считай, что знакомство у нас с тобой состоялось. Ну а сейчас тобой займутся другие товарищи.

— Бить будете…

— И бить в том числе. А ты что думал, тебе конфетку выдадут за попытку убийства товарища Сталина. Правда, ты и без пыток нам всё расскажешь. Поверь мне, мы умеем правду узнавать, так что будь другом, облегчи мне задачу. Расскажи всё ребятам сам, добровольно.

— Я пыток не боюсь!

— И зря, Сёма, поверь мне, зря!

* * *

— Товарищ Сталин, сотрудником НКВД Михалёвым в ходе обследования Большого театра в мужском туалете была обнаружена закладка — револьвер системы Наган с патронами. Револьвер был оставлен на месте, патроны заменены на фальшивые, без пороха. За закладкой установлено наблюдение. Девятого ноября в десять часов тридцать три минуты в кабинку зашел делегат съезда с совещательным голосом Семён Григорьевич Горчак, двадцати шести лет. Год назад стал членом ВКП(б). Год кандидатского стажа. Рекомендации получил от старых партийцев, рабочих своего предприятия. Характеризуется как хороший работник, активно участвовал в партийной жизни предприятия. Семьи нет. Женат не был. Родители погибли от тифа в Гражданскую. Воспитывался в детском доме, потом пошел работать, получил специальность электрика. Но вот как он попал в делегаты съезда — странная история. Есть списки делегатов, первоначально его в этих списках не было. Но вот буквально накануне произошла корректировка списков, так Горчак попал в число делегатов с совещательным голосом.