Хозяйка графских развалин (СИ) - Черная Мстислава. Страница 38
— Магическое? — удивляется Гэбби. — Но я родилась без дара. Как и Мими.
— Интересно… Ваша сестра одарённая как и вы.
— Правда? — за Мими Гэби радуется больше, чем за себя.
Внутренний свет, вспыхнувший в её глазах, преображает девушку.
— Возможно, юным леди поможет ритуал силы рода? — перебивает господыня.
— Ритуал силы рода для потомков изгнанницы?!
Господыня не утруждает себя ответом, зато она даёт чёткое и внятное распоряжение заботиться о девушках наилучшим образом и выходит. Я, подмигнув Гэбби, встаю. То, что девочка провожает меня улыбкой, хороший знак. Гораздо больше меня радует то, что у целительницы есть идеи, как помочь сёстрам.
Я догоняю господыню у выхода.
Она оглядывается:
— Есть ещё сёстры, верно?
— Старшая сестра Бетти.
— Хм…
Что значит “хм”? Я уже поняла, что у господыни почти оформился некий план. Надеюсь, он меня не разочарует.
В коридоре нас ждут.
Облачённые в синий чешуйчатый доспех и клювоголовые шлемы, воины привели Гарета. Надо ли говорить, что ему не позволили идти свободно и снова опутали магическими узами? При нашем с господыней появлении Гарет встрепенулся, и на его лице отразилось явное облегчение.
— Девочки в порядке, — заверила я, опережая господыню.
Гарет почтительно склоняется.
Демоница — кажется, я начинаю привыкать к её манере — игнорирует с недовольным видом.
Только вот как бы ей ни хотелось избежать беседы с потомком изгнанника, есть вопрос, ответить на который может только Гарет.
— Кухарка. Как давно она служит в доме?
Ответить Гарет не успевает.
— Господыня! — раздаётся крик. — Птицы бушуют!
Глава 28
— Оставайтесь здесь! — приказывает господыня она не обращаясь ни к кому конкретно, но понятно, что она о нас с Гаретом.
И хотя мне любопытно пойти за господыней, я понимаю, что разбираться со священными попугаями её привилегия. А у меня, как у супруги потомка изгнанницы, нет прав совать нос в дела главной ветви.
Что, впрочем, не мешает мне кое-что понять.
Если бойцы никак не выдают своего отношения к происходящему — за бронёй и шлемами выражений лиц не разобрать — то целительница не может скрыть охватившее её беспокойство.
Впрочем она моментально берёт себя в руки и приглашает нас обратно:
— Проходите, — кивает она.
Я невольно поражаюсь игре еë интонации. Начала она говорить глядя на меня, и тон был гостеприимно-уважительным, как с равной или даже стоящей на полступеньки выше. Но как только еë взгляд касается Гарета, тон преображается и одно единственное слово, начатое как приглашение, она завершает как приказ.
Воины раздвигают полог, пропускают нас, и полог сходится, воины остаются снаружи. Или вовсе уходят ловить шаманку.
Слева из складки ткани выглядывает серовато-смуглый парнишка, в глазах живое детское любопытство. Почти молниеносно он скрывается за пологом, но тут же появляется в полный рост и выносит две большие подушки, нежно-голубую и бледно-розовую, укладывает на пол, отступает, но по знаку целительницы тотчас возвращается.
Она опирается на его руку и садится, выбрав голубую подушку, жестом приглашает меня на розовую.
Интересно, в цветах есть какой-то символизм?
Может, подарить господыне пару кресел и журнальный столик? Сидеть на подушке экзотично и даже удобно, когда за спиной ещё стопка и можно опереться, облокотиться. Но вставать с пола? Почему такой выбор? Не верю, что демоны ни разу не видели мебель.
Гарет при всём желании подать руку мне не может — магические узы не пускают.
Но он находит решение.
Опускается рядом со мной на одно колено и подставляет плечо. Проделывает он настолько величественно, что у меня дыхание перехватывает. Прямая спина, развёрнутые плечи и гордо поднятая голова — он выглядит как рыцарь из легенды. Пальцы подрагивают, когда я кладу руку на его плечо. Просто прикосновение, казалось бы, а сердце начинает стучать в бешеном ритме.
Наверное, я впервые по-настоящему вижу в Гарете не просто симпатичного парня, а привлекательного мужчину. Раньше, глядя на умопомрачительное сочетание голубых глаз и тëмных волос я с симпатией думала: "Бывают же на свете", никак не соотнося графа с собой.
Только что мои мысли изменились — "Хочу".
Пока я барахтаюсь в своих мыслях и полыхнувших горячих, очень горячих, фантазиях, целительница принимается расспрашивать Гарета о сётрах-близняшках.
И делает это фантастически.
Поскольку подушки Гарету не досталось, он садится на пол, скрещивает ноги, а Амела — я вспоминаю, как её зовут — задаёт вопросы мне, и то, что в это время я витаю в облаках её ни капли не смущает. Спасибо, хоть не требует повторять за Гаретом, чтобы принять ответ от меня, а не от него.
Как по мне подобный стиль диалога — это чистый цирк. Гарет вон тоже иронично выгибает бровь и, по-моему, с трудом удерживается от усмешки.
— Леди Даниэлла, почему вы убеждены, что леди Гэби и леди Мими не одарены?
— Так называемые детские артефакты, — объясняет Гарет, — на которых начинают практиковаться, на девочек не реагировали. Отец пробовал отказаться от артефактов, но девочки всё равно ничего не чувствовали.
— Как леди Гэбби чувствовала себя после уроков магии, леди Даниэлла?
Я молчу.
Отвечает Гарет:
— Жаловалась на головную боль. Однажды теряла сознание.
Нашу странную беседу нарушает топот ног и шелест крыльев.
Полог выгибается, а через щель в помещение кувырком вваливается тëмно-красный попугай с зелëно-синим хвостом и синей каймой на крыльях.
— Карр! — истошно кричит он, кувыркаясь по полу.
— Карр! — слышится клёкот снаружи. Вторая птица попала в полог и не может выбраться.
Красно-сине-зелёный попугай вскакивает на ноги, встряхивается, отчего становится похожим на яркий перьевой шар.
— Какой… — только и успеваю сказать я.
Кувырки выглядели пугающе, но птица, похоже, в полном порядке, взмывает к потолку легко и свободно.
Попугай зачем-то бросается то ли ко мне, то ли на меня.
Гарет пытается заслонить меня от когтей.
С ором через полог наконец прорывается второй попугай, жёлтый и подозрительно знакомый, и, выставив когти, врезается в красного.
Летят перья.
Птицы, молотя воздух крыльями, удерживаются от падения и идут в новую атаку друг на друга.
Очнувшись, целительница создаёт перед собой дымное облако бледно-зелёного свечения и резким движением выбрасывает его в птиц. Попугаи, словно почувствовав, уворачиваются, не прекращая боя. Целительница пытается повторить трюк с волшебным облаком, снова промахивается.
Услышать в её исполнении брань, наверное, последнее, что я ожидаю.
Амела раскидывает руки, и мутно-зелёный дым стремительно заполняет помещение.
— Карр! — слышу я.
На плечи наваливается сонливость. Впору свернуться на подушке клубком… Это действие целительной магии, да?
Зелёное облако прорывает жёлтый попугай и пикирует на меня.
Я только пискнуть успеваю. Птица с дивным проворством рвёт когтями лиф платья, помогает себе клювом и вырывает одну из двух слёз солнца, ту, что крупнее. Облако опадает, зелёный дым сгущается у пола, и в просвете видно, что красный попугай лежит распластав крылья и вытянув шею. Он глубоко дышит, надуваясь и плавно сдуваясь. Похоже, чары были сонные? Несмотря на атаку жёлтого попугая и, казалось бы, явную угрозу, я больше хочу прилечь, чем отбиваться.
Сонливость одолевает. Я с трудом держу глаза открытыми.
Вырвав слезу, жёлтый попугай взлетае к потолку, подальше от зелёного успокоительного.
— Дани! — слышу я мужа.
Гарет не смог меня закрыть от обеих птиц сразу и смотрит теперь растерянно и виновато.
— Всё хорошо… — заверяю я. Не совсем, конечно. Как возвращать ценный камешек? Но мне слишком лениво о нём думать. Хочется спать.
— У тебя кровь.
— А?
Я опускаю взгляд. Ну да, платье порвано почти до неприличия. Бельё — тоже. Меня теперь прикрывает не одежда, а сплошные лоскуты, да ещё и на груди две глубоких царапины, больше похожие на разрезы.