Хозяин Вороньего мыса - Коултер Кэтрин. Страница 63

Ролло в задумчивости погладил подбородок распухшими пальцами. Как странно, сегодня суставы не терзает боль, мучительная, словно адский огонь христиан. Ролло чувствовал себя обновленным, он получил от богов больше, чем обычный человек. Интересно, это боги викингов или христианский Бог снизошли к самому заветному его желанию?

– Ну что ж, обсудим дела, – вздохнул он.

– У меня есть план, господин, – произнес Меррик, наклоняясь вперед.

Ферлен расхаживала взад и вперед перед самым носом у Хельги, но сестра не обращала на нее внимания. Она варила свое зелье и старалась точно соблюдать рецепт.

Ферлен повторяла уже в третий раз:

– Кто такие эти викинги? Они привезли с собой девушку, но ее имени никто не знает. Скажи мне, Хельга, кто она такая? Ты должна принять меры!

Погляди на меня! Можешь погадать по дыму от своего чертова зелья? Загляни в серебряный котел, Хельга!

Хельга отвесила порцию порошка и только тогда оглянулась на сестру. Затем она вновь склонила голову и начала осторожно размешивать жидкость в маленьком серебряном котелке. Тихим, спокойным голосом Хельга произнесла;

– Я хорошо понимаю, почему муж избегает тебя. Ты только и можешь, что визжать да хныкать по любому поводу, и дрожать, и заставлять всех вокруг беспокоиться. Как это утомительно! Сядь, пожалуйста, и помолчи. Я должна сварить питье, иначе весь мой труд пропадет даром.

Ферлен, бледная, изнуренная волнением, повиновалась. Сестры находились в комнате Хельги на вершине башни, куда слугам входить запрещалось. Сюда заглядывала одна только Ферлен; муж Хельги, Фромм, не появлялся здесь и не одобрял ее увлечения, но Хельга все равно продолжала делать по-своему, и тот не мог запретить ей. Глядя на сосредоточенное лицо сестры, которая варила какое-то зловещего вида зелье, Ферлен подумала, что Фромм попросту боится ее колдовства и только это мешает жестокому негодяю избивать жену. Интересно, что за зелье варит Хельга на этот раз?!

Вот бы яд для Ролло, который никак не соберется умереть собственной смертью! Неужто этот старик собирается жить вечно? Ему уже стукнуло пятьдесят шесть лет, но, несмотря на боль в суставах, он выглядит крепким, словно горностай, все зубы целы, на голове сохранилась густая шевелюра, и спину держит прямо.

Увы, Хельга варила не яд, а какое-то питье для самой себя. Поглядев на Хельгу, Ферлен отметила, что старшая сестра выглядит намного моложе нее, морщины еще не проступили на лице, кожа мягкая, упругая, волосы пышные, густые и такого светло-русого оттенка, что Хельга казалась почти блондинкой. Она даже не располнела с годами. Хельге уже стукнуло тридцать пять, а Ферлен едва миновало двадцать девять, но с виду она годилась Ролло в жены, а не в племянницы.

Ферлен вновь вскочила на ноги, забегала по комнате, но Хельга только глянула на нее, и Ферлен притихла. Пальцы ее судорожно мяли складки юбки, ей не под силу было сидеть неподвижно, она порывалась куда-то кинуться, что-то сделать, хотя все теперь давалось Ферлен с трудом, оттого что она очень разжирела. Выносить столько детей и всех их похоронить! А что остается после многих родов? Только уродливая плоть – она придавила ее к земле и сделала непривлекательной.

– Ну, все наконец, Хельга?

– Да! – Хельга распрямилась, присматриваясь к своему чертову зелью, с виду похожему на жиденькую похлебку без запаха. – Так, – произнесла она и, ухватив котелок, одним духом выпила его содержимое. Гримаса отвращения исказила ее черты, но лишь на один миг. Затем Хельга легонько коснулась пальцами горла, подбородка и напоследок тонкой нежной кожицы под глазами. Потом она спокойно заговорила:

– Значит, у нас нынче гости, Ферлен. Ролло и этот глупец Веланд отказываются объяснить, кто они такие, и даже Отта хранит молчание. Верно?

– Я хочу знать, кто они! Хельга пожала плечами:

– Скоро выяснится! Почему это так беспокоит тебя?

– Я уверена, это она!

– Кто – она?

– Ларен! Не притворяйся, будто ты не понимаешь, кого я имею в виду.

– Ларен, – негромко повторила Хельга. – Как странно, я уже давно не вспоминала о ней. Ты в самом деле считаешь, что девчонка могла уцелеть, что она вернулась? Это было бы очень занятно. Правда, Таби с ней нет – ты ведь ничего не говорила о малыше, верно? Ему сравнялось бы нынче шесть лет, совсем дитя, а ведь всем известно, как хрупок такой ребенок: достаточно одного дуновения, и вот он уже вянет и умирает. Да, они такие нежные, такие слабые, эти дети. Но ты-то чего беспокоишься, даже если это и в самом деле Ларен?

– Черт бы тебя побрал, Хельга! Держишься так уверенно, будто ты лучше всех нас! Ненавижу тебя! Если Ларен вернулась, она устроит нам такие неприятности, что всего твоего варева не хватит, чтобы створожить их.

Хельга с улыбкой пожала плечами:

– Пусть готовит свои неприятности. Мы ведь непричастны к тому, что с ними произошло. Уймись, Ферлен! Все жиреешь, пора бы тебе отказаться от сладостей, которые ты потихоньку таскаешь в постель. А Кардль, бедняжка, такой худенький, у него живот прямо-таки прилип к спине.

– Разрази тебя гром, Хельга! Я выносила восьмерых детей. Женщина поневоле толстеет, когда рожает дитя.

Хельгу эти слова ничуть не смутили, она-то знала о восьми беременностях своей сестры, об этих восьми неудачах. По-прежнему пожимая плечами, она продолжала:

– Надеюсь, это и вправду Ларен, наша пропавшая сестренка. Странным ребенком она росла, все делала по-своему, пока не родился Таби, а тогда сделалась ему настоящей матерью, куда лучшей, чем та вероломная тварь. Как же она теперь выглядит? Ей сейчас, наверное, восемнадцать лет. Интересно, какой она выросла?

– Ты ничего не собираешься предпринимать? Хельга уставилась в узкое оконце, из которого открывался вид на окружавшие город холмы. Земля плавилась под жарким солнцем, хотя давно уже наступила осень.

На холмах еще густо зеленели трава и деревья, цвели ромашки и одуванчики. Хельга нехотя обернулась к сестре. Смотреть на Ферлен не слишком приятно, но ведь, что ни говори, они – родные.

– Конечно, я собираюсь принять меры. Но сперва надо выждать и убедиться, что Ларен в самом деле вернулась. А тогда – посмотрим.

Ларен надела льняное платье бледно-желтого цвета.

– Оно удалось Илерии лучше других, – сказала она Меррику, оправляя складки.

Такая же шафрановая лента была оплетена в три узенькие косички, поднимавшиеся со лба и красиво падавшие назад, за уши. Ларен надела два браслета – оба подарил ей Ролло в то утро.

"Настоящая принцесса”, – подумал Меррик, и сердце его больно сжалось. Они попали в родной дом Ларен, и ее походка, речь обрели неожиданное достоинство и плавность. Впервые с того дня, как Меррик увез рабов из Киева, он почувствовал себя ниже Ларен и ощутил беспокойство.

– Ты боишься?

– Да! – ответил он, не успев подумать, потом сообразил: не могла же Ларен проникнуть в его мысли. – Ты имеешь в виду, боюсь ли я твоих сестер и их мужей?

Она кивнула и взяла его за руку.

– Ты мне уже столько рассказывала о них, что я не страшусь встречи с незнакомыми людьми. Дело не в этом. Меня тревожит другое. – Он посмотрел вниз, на ее пальчики, зажатые в его ладони, и быстро добавил, чтобы она не успела перебить его вопросом:

– Сегодня ты хорошо спала.

Ларен улыбнулась ему:

– Я и не ожидала, что так получится. В моей старой комнате, той самой, из которой увели и меня и Таби, ничего не переменилось…

Ларен замолчала, но ее пальцы продолжали сжиматься и разжиматься в руке Меррика. Он понимал, что Ларен нервничает. Они стояли в ожидании позади огромного кресла Ролло, в небольшой комнате, отделенной пурпурным занавесом от парадного зала.

Они слышали женские и мужские голоса, нарастающее любопытство, вопросы, догадки.

– В жизни не видел такого убранства, – пробормотал Меррик. Вновь ему показалось, что он попал не на свое место, и вновь Меррик испытал недовольство собой.

Ларен рассеянно кивнула в ответ.