Уже мертва - Райх Кэти. Страница 68

Берди растопырил пальцы задней лапы и принялся вылизывать их.

— Это ужасно.

Берди сосредоточил внимание на углублениях между пальцами.

— Ладно, постараюсь не думать об этом сейчас.

Я прошла на кухню и вытащила посуду из посудомоечной машины. Спустя десять минут я успокоилась настолько, что смогла набрать номер Гэбби. Никто не ответил. Разумеется. Я позвонила ей в офис. Длинные гудки.

Я вернулась на кухню. Открыла холодильник. Закрыла его. Вновь открыла, сознавая, что должна поужинать. Взяла новую банку диетической колы, прошла в гостиную, поставила колу рядом с первой банкой, пустой, нажала кнопку «Вкл.» на пульте дистанционного управления телевизором, попереключала каналы и выбрала какую-то комедию, зная наперед, что смотреть ее не буду. Мои мысли переносились от убийств к Гэбби, к черепу в садике и обратно, ни на чем конкретном не останавливаясь. Диалоги и смех из фильма служили для них фоном.

Злоба на Гэбби. Обида, ощущение, что тебя использовали. Боль. Тревога за ее безопасность. Страх за новую жертву. Отчаяние из-за собственной беспомощности. Я чувствовала себя эмоционально вымотанной, но не могла перестать об этом думать.

Не помню, как скоро я оказалась рядом с телефоном, когда он зазвонил.

Гэбби!

— Алло?

— Могу я поговорить с Темпе Бреннан? — произнес знакомый мне с детства мужской голос.

— Джей Эс! Боже! Как я рада тебя слышать!

Джон Сэмюель Добжански. Моя первая любовь. Лагерь «Нортвудз». Наш роман длился все это лето и следующее, бурный роман. Потом я уехала на юг, а Джей Эс — на север. Я занялась антропологией, встретила Пита. Джей Эс выучился на психолога. Женился, развелся. Дважды. Спустя годы мы вновь повстречались в академии. Я узнала, что Джей Эс специализируется на убийствах, вызванных психическими расстройствами на сексуальной почве.

— Помнишь времена в лагере «Нортвудз»?

— Еще бы!

Мы оба рассмеялись.

— Я не хотел звонить тебе домой, но ты оставила номер, вот я и отважился.

— И правильно сделал. Спасибо.

Спасибо. Спасибо.

— Я собиралась попросить тебя проанализировать кое-какую ситуацию. Мы столкнулись здесь с одним жутким явлением. Ты не против?..

— Темпе, когда ты перестанешь меня расстраивать? — с шутливой обидой ответил он.

Ужиная на встречах в академии, поначалу мы оба чувствовали, что между нами вновь может возникнуть роман. Быть может, чересчур увлеклись воспоминаниями о юности, или наша страсть действительно еще не потухла. В любом случае ни я, ни он вслух об этом не говорили, а со временем и вовсе отказались от безумной затеи нового сближения. Прошлое лучше оставлять в прошлом.

— Год назад ты сказал, что опять в кого-то влюбился. Как у тебя дела в этом плане?

— Все закончилось.

— Прости. У нас тут совершено несколько убийств, я полагаю, что они взаимосвязаны. Если я опишу их тебе, ты сможешь определить, идет ли речь о серийном убийце?

— Я все могу.

Одна из наших любимых фраз в былые годы.

Я рассказала об Адкинс и Моризет-Шанпу, потом — когда и где были обнаружены тела других женщин и каким образом они были изувечены. К этому добавила изложение своей теории о метро и объявлениях.

— Никак не могу убедить копов, что между этими убийствами есть связь. Они продолжают твердить, что определенной модели поведения преступника мы до сих пор не имеем. Их слова не лишены смысла, ведь одну из жертв застрелили, другую задушили, жили они в разных районах города.

— Тпру! Тпру! Остановись.

— Хорошо.

— Поиск схожих моментов в подобных ситуациях, естественно, очень полезен, но серийные убийства вовсе не обязательно должны выглядеть одинаково. Бывает, что в одном случае преступник связывает жертву телефонным проводом, в другом — принесенным с собой шнуром, первую закалывает и разрезает, вторую душит или пристреливает, у кого-то что-нибудь похищает, у кого-то ничего не берет. Один парень в моей практике убивал другим способом каждую свою последующую жертву. Ты слушаешь?

— Да.

— Со временем эти ребята становятся все более опытными, познают с каждым новым убийством, что эффективно, что не очень. Большинство из них постепенно улучшают технику исполнения.

— Ясно.

— Во внимание следует принимать также и сотню внешних обстоятельств, которые, несомненно, влияют на манеру совершения преступления независимо от того, какой бы идеальный план ни был у преступника.

— Угу.

— Ты должна понять меня правильно. Общие черты в манере совершения маньяком ряда преступлений, конечно, очень важны. Мы серьезно над ними работаем. Но различия тоже ничего не означают.

— На что ты ориентируешься в своей работе?

— На ритуальный элемент.

— Ритуальный?

— Некоторые мои коллеги называют это росписью или визитной карточкой, однако увидеть эту роспись можно не всегда на всех местах преступления. В процессе совершения убийства преступники следуют определенной схеме в основном потому, что именно эта схема уже сработала в первом, во втором случае. Они приобретают уверенность в себе и все больше уверяются, что, если придерживаться определенных правил, их никогда не поймают. Что зачастую их выдает, так это неуемный гнев. Этими людьми движет злоба. Злоба порождает в их мозгу фантазии о насилии, и в конечном счете ими овладевает острое желание претворить эти фантазии в жизнь. Чаще всего, выплескивая свою злость, такие люди следуют определенному ритуалу.

— Что это значит?

— Им хочется почувствовать, что жертва унижена, в полном их распоряжении; какие у нее глаза или сколько ей лет, нередко не играет роли. Один из типов, с которым я работал, убивал людей в возрасте от семи до восьмидесяти одного года.

— Так на что же ты обращаешь особое внимание?

— На то, как убийца приближается к своей жертве. Внезапно на нее нападает? Или заговаривает с ней? Насилует? Или делает это после совершения убийства? Увечит ее или нет? Оставляет ли что-нибудь на месте преступления? Забирает ли что-то из ее вещей?

— Но ведь на все это тоже могут повлиять внешние обстоятельства?

— Конечно. Однако самое главное состоит в том, что, убивая, маньяк воплощает в жизнь свою мечту, то есть выполняет ритуал освобождения от злобы.

— Что ты думаешь по поводу тех случаев, которые я описала? В них ты усматриваешь эту роспись?

— Неофициально?

— Разумеется.

— Конечно усматриваю.

— В самом деле?

Я начала делать пометки в блокноте.

— Готов побиться об заклад.

— Ни обо что не бейся, Джей Эс. По-твоему, речь идет о сексуальном садисте?

— Сексуальные садисты не просто убивают, а получают наслаждение при виде страданий жертвы. Это возбуждает их.

— И?..

— Сделать однозначный вывод из того, что ты мне рассказала, я не могу, но предполагаю, что убийца всех этих женщин действительно сексуальный садист. Введение во влагалище или в прямую кишку жертвы различных предметов — один из излюбленных трюков этих извращенцев. Кстати, когда он делал это, женщины были еще живы?

— По крайней мере две точно были живы. О третьей ничего не могу сказать, ее тело мы нашли практически разложившимся.

— М-да, похоже, он и впрямь сексуальный садист. Неизвестно только, возбуждался ли он, мучая женщин. А это очень важно знать.

— Спермы на местах преступлений обнаружено не было.

— Полезная информация, хотя и не определяющая. Один раз мне довелось столкнуться с типом, который кончал на руку жертвы, потом эту руку отрезал и измельчал в миксере. Его спермы на местах преступления тоже не находили.

— Каким же образом вы его выловили?

— Однажды он повел себя не слишком аккуратно.

— Три из пяти женщин были расчленены. Это мы знаем наверняка.

— Но это не подтверждает того, что преступник сексуальный садист. Если, конечно, он не расчленил их до наступления смерти. Все серийные убийцы очень хитроумны. Они планируют каждое последующее убийство с особой тщательностью. Но разрезание мертвого тела не говорит о садизме или сексуальном извращении. Трупы часто разделяют на части просто для того, чтобы от них было легче избавиться.