Страсти Челси Кейн - Делински Барбара. Страница 85

Челси, не в силах долее сдерживаться, подошла к нему вплотную. Она не сделала попытки дотронуться до него, просто стояла рядом.

– Они поступили чудовищно!

– В этом городе чудовищные вещи творятся совершенно безнаказанно. Ты разве еще не заметила?! – с горькой иронией спросил он. – Они делают все что хотят. Поэтому я еще раз советую тебе хорошенько подумать, стоит ли тебе оставаться здесь до родов. Они ведь тебя просто затравят!

– Я им этого не позволю!

– Говорю тебе, они это сделают!

– Я не дам себя в обиду, не думай!

Он взглянул на нее через плечо. Во взгляде его сквозило любопытство.

– Что за черт тебя на это толкает? У тебя своя жизнь, своя семья, своя работа в другом месте, которое во сто крат лучше этого унылого городка.

– Но мне здесь нравится. И я хочу, чтобы мой ребенок родился именно в Норвич Нотче!

– Ты совсем чокнутая, ничуть не лучше бедной Кэти! – заключил он, направляясь к оставленной на полу бутылке. Поднеся ее горлышко ко рту, он допил содержимое тремя большими глотками.

– Ты думаешь, это Оливер?

Хантер не сделал попытки притвориться, что не понял смысла ее вопроса.

– Да, думаю, что Оливер. И я уверен, что весь город почти не сомневается в этом. Это должен был быть кто-то из именитых граждан. Иначе с чего бы они все так взбеленились? – Он повернулся к ней лицом и добавил: – Он купил мне этот дом. Подарил его, когда я окончил колледж, в который он меня послал. Разве он стал бы все это делать, не будь я его сыном?

Челси хотелось бы верить, что подобные щедрые жесты со стороны Оливера были вызваны лишь состраданием к сироте, но в глубине души она понимала, что это отнюдь не так. И нисколько не сомневалась, что Маргарет придерживается того же мнения. Сама по себе расточительность Оливера не могла бы вызвать в ее душе столь лютой ненависти к Хантеру Лаву.

Задрав голову вверх, он принялся разглядывать стропила крыши.

– Я хочу, чтобы он официально признал меня своим сыном. Разве это не было бы всего лишь данью справедливости? Но он и слышать об этом не желает. Он так кичится своим положением в городе. А к тому же заботится об интересах семейства. Они бы ему этого не простили. Все, кроме Донны. По-моему, Донна обо всем знает.

– Мне она ничего не говорила.

– Из-за Маргарет. Вся эта история узлом завязана на ней. У нее со здоровьем не очень-то.

– У Маргарет?! У Маргарет неважно со здоровьем?! Вот уж никогда бы не подумала!

– Физически-то она хоть куда. Но когда Донна потеряла слух, у нее случился нервный срыв. С тех пор Оливер боится чем-либо досадить ей. А если он объявит меня своим сыном, это будет для нее тяжелым ударом.

– Но почему он не может сказать правду одному тебе, не оповещая об этом никого из посторонних?

– Спроси его самого. А заодно узнай, почему он так чудовищно обошелся с моей матерью. Он должен был позаботиться о ней. И уж во всяком случае не допускать того, что они все с ней сделали. Судьба избрала меня своего рода орудием мщения. Он ведь не может забыть о ней и обо всем, что с ней произошло, пока я торчу у него перед глазами.

– Тебе не тяжело жить с такой злобой на сердце?

– Я, честно говоря, уже привык к этому за долгие годы. Пожалуй, мне было бы нелегко вдруг избавиться от нее.

– Мне так грустно это слышать, Хантер!

– Ничего, все нормально. В моей жизни ведь было много и хорошего. И в том числе, представь себе, даже в раннем детстве, о котором я тебе вкратце рассказал.

– Но что именно?

Повертев в руках пустую бутылку из-под пива, он прошел в кухню и положил ее в раковину. Челси молча следила, как он приблизился к изящному сундуку, сделанному, как и вся остальная мебель, из массива сосны, и, подняв крышку, вытащил со дна его небольшой сверток.

– Я уже сказал, что она была одаренным человеком. Мы с ней часто играли в одну игру, придумывали разные истории. Можно назвать их сказками, можно – уроками жизни. Она рисовала город – сперва церковь, потом почту, магазин, библиотеку. А потом мы делали маленьких человечков, в основном ребят, которые жили в этом городе и общались между собой. Дружили, ссорились, дрались.

Он протянул ей пачку рисунков, которая была перевязана тонкой голубой лентой, наверняка оставшейся от какого-нибудь из изделий Кэти. Челси взяла рисунки.

– Ты уверен, что хочешь мне их показать? – Глядя на небольшой сверток, она отчетливо ощущала, что он заключает в себе нечто глубоко личное, интимное и гораздо более сокровенное, чем даже рассказ Хантера, ведь эти рисунки являли собой вещественную память о прошлом, которую Хантер, в отличие от нее самой, тщательно прятал от посторонних глаз.

– Это великолепные рисунки! Я хочу, чтобы ты их увидела! – сказал он.

В словах его звучала неподдельная гордость, и Челси поняла, что Хантер любил свою мать, несмотря на все страдания, на которые она его обрекла, несмотря на унижения, которым подвергали его горожане по вине Кэти. Он любил ее и простил ей все.

Она положила сверток на колени и развязала ленту, приготовившись хвалить работы Кэти и восторгаться ими, какая бы нелепая мазня ни предстала перед ее взором. Ей так хотелось утешить и ободрить Хантера! Раз он категорически против дружеских объятий и иных способов выражения сочувствия, то ей придется порадовать его, дав лестный отзыв о рисунках его покойной матери.

Она была совершенно не готова увидеть перед собой подлинные произведения искусства – изображения городских зданий, выполненные пером с редчайшим мастерством и непревзойденным вкусом. Она не ожидала также, что работы Кэти окажутся точным воспроизведением зданий Норвич Нотча. Каждый рисунок занимал отдельный листок плотной белой бумаги величиной с почтовую открытку и являл собой безупречный «портрет» одного из известных домов города, рисованный тушью. Соблюдение всех пропорций и внимание к деталям были просто поразительны. Кэти умудрилась без малейших погрешностей нарисовать старинные окна библиотеки с их затейливыми завитушками в верхней части рам и стеклами, состоящими из шестнадцати фрагментов каждое! Она не забыла также вывести инициалы на надгробиях маленького кладбища, примыкавшего к церкви. Глядя на эти прекрасные работы, Челси сделала для себя еще одно открытие: несмотря на все страдания, которые ей довелось испытать в этом городе по вине его жителей, Кэти Лав любила свой Норвич Нотч и гордилась им.

Челси пристально разглядывала каждый рисунок прежде чем перейти к следующему. Она смотрела и никак не могла насмотреться на маленькие шедевры. Красота этих работ, свидетельствующая о таланте Кэти, жизнь которой была так безжалостно погублена, и то, что Хантер показал ей столь бережно хранимые реликвии, тронули ее до слез.

Она заморгала, боясь, что разозлит Хантера своей сентиментальностью и, справившись с собой, произнесла:

– Они изумительны! Ты владеешь настоящим сокровищем!

Хантер протянул руку, но Челси, прежде чем отдать ему стопку рисунков, на несколько секунд задержала их в своих руках. Она нежно погладила самый верхний листок, затем нижний, прикоснулась к голубой ленточке и лишь после этого протянула всю пачку владельцу.

В эту минуту ей показалось, что она рассталась с чем-то важным и бесконечно нужным ей самой, с тем, чего ей так долго недоставало. И слезы, которые ей до сих пор удавалось сдерживать, полились из ее глаз.

Бережно положив связку рисунков на дно сундука, Хантер остановился у края кушетки.

– Я не думал, что это тебя так расстроит, – мягко сказал он.

– Знаю, – всхлипнула Челси, подходя к стулу, на котором висела ее куртка. – Не беспокойся. Я уже в порядке. – Отыскав в кармане носовой платок, она промокнула им глаза. – Пожалуй, мне пора. – Надев куртку, она вспомнила, что почти не притронулась к соку, которым Хантер угостил ее. Взяв с низкого столика стакан, она понесла его в кухню.

Хантер заступил ей дорогу и вынул стакан из ее ослабевших пальцев. Избегая его взгляда, она повернулась к двери.