Без мозгов - Иванова-Неверова Оксана. Страница 2
«Может, не пропускать школу из-за какой-то банки?» – осторожно написал я Юрику, понимая, что выгляжу занудой.
«Не-не, я отсижусь, – пиликнул Юрик. – Прикинусь больным, а ты держи руку на пульсе».
«Ок», – дежурно маякнул я, уже засыпая.
Про часы я, конечно, не подумал, поэтому утром случилось то, что случилось.
Глава 2. Кто рано встаёт, тому жизнь наподдаёт
У меня телефон старый, допотопная модель, каких уже не выпускают. И в этом я сам виноват. Мой новый водостойкий смартфон неожиданно и подло оказался не водостойким. Ну и всё. Отец сказал, раз мы с Юриком такие дятлы, то могли бы головами постучаться – черепа же крепкие. Банально, в общем, но сказал он верно, – череп я бы вряд ли расшиб, а с телефоном… скорее новый айфон дважды выпустят, чем моё барахло удастся заменить.
Так вот, оказалось, что в старом телефоне программка какая-то стояла для перевода часов. Помните, в мезозое время переводили, чтобы увеличить световой день? Осенью – на час назад, весной – на час вперёд. Короче, на следующий день у всех было семь утра, а у меня в телефоне – восемь. На учёбу я добираюсь сам, гимназия рядом. Бывает, к нулевому уроку назначают прийти, или мы просто пораньше стусовываемся, если кому надо домашку списать. В общем, дома никто не удивился, что я рано отчалил.
И припёрся я в школу раньше всех на целый час. Я это только на входе понял, когда охранник забубнил. Ходят, мол, всякие, прокрадываются в здание, пока нет никого. Хамят ещё. А потом звонки ломаются, эвакуации объявляются…
Я и сам был не рад. У нас, малолетних геймеров, и так хронический недосып, а тут ещё час самого сладкого утреннего сна украли. И потом, разве я хамил? С вахтёршами и охранниками я всегда молчу в тряпочку, с ними пререкаться себе дороже. Так что я втащился безмолвно на второй этаж и лёг на подоконник. Даже в телефон не хотелось тупить. Я лежал в полутемной рекреации и представлял, каким лохом буду выглядеть, когда подтянутся одноклассники.
И тут я услышал стон, а вслед за ним знакомый звук. С таким звуком наша кошка однажды на даче исторгла съеденную мышь. Я выкатил глаза, как камбала на охоте, а потом… встал и пошёл, точно зачарованный.
Я смотрел много ужастиков и всегда думал, какие там все идиоты. Глупо лезть на чердак, если там воют. Или спускаться в подвал, если там хрипят. Или открывать окно на стук в ночи. И уж тем более – выходить на крыльцо и спрашивать: «кто здесь?».
В общем, я знал технику безопасности, но всё равно шёл. Я уже увидел, что дверь кабинета биологии приоткрыта. Сразу я этого не заметил, потому что свет не горел! Кому ещё понадобилось заявиться в такую рань?!
Я подкрался к двери и заглянул в щёлку. В темноте что-то сипело и булькало. Не словно кого-то ели, а будто кто-то тонул и пытался позвать на помощь. Но захлёбывался.
Из лаборатории – той самой подсобки за доской – вдруг пробилась полоска света. Мягкого, чуть сиреневого, как от ультрафиолетовой лампы. Полоска становилась шире, и я догадался, что утопленник выйдет сейчас из комнаты и…
Я отскочил от двери и вжался в угол за огромной кадкой с лимонным деревом.
Я слышал, как в кабинете задели парту и уронили стул. Потом щёлкнул выключатель, и в коридор вышла Рина Викторовна. Она шла очень прямо, как заведённая, и булькала горлом. И она шла… ко мне! То есть к дереву, за которым сама ухаживала и плодами которого обещала угостить нас – отличников-биологов.
Она смотрела прямо на меня, только… Похоже, не видела вообще ничего. Топала, не сворачивая и, наверное, врезалась бы в кадку, но… Рину окликнули. Так мне, во всяком случае, показалось. Показалось, что из кабинета прошелестели: «Сестричка!». Может, кому-то было плохо, и звали медсестру. Может, кто-нибудь по ошибке выпил реактив, а у Рины случился шок.
Я хотел было вылезти, – нелепо прикрываться лимоном, когда каждая секунда на счету, да вот… Одеревенел, как комодский варан на холоде, и шевельнуть мог только глазами. В любом случае Рина Викторовна вернулась. Как бы нехотя, словно её на верёвке подтягивали. Она даже попыталась ухватиться за косяк, но веревку дёрнули посильнее. Рина качнулась, неловко переступила порог и… Почему-то заперлась изнутри.
А я просидел за кадкой до начала движухи в коридоре. Больше из кабинета биологии никто не выходил. Посторонних звуков не доносилось – значит, так или иначе, Рина всё уладила. Или… Не уладила?
Когда пришла Лидочка Рубанова и толкнула дверь, та открылась. Я подождал, как положено в ужастиках, не всадят ли в Лидочку копьё, но она была живее всех живых, так что я просочился следом.
Рина сидела за учительским столом целая и невредимая. Даже слишком, я бы сказал, невредимая: успела выдуть две чашки чая, пока мы раскладывались. Правда, пила она торопливо, прихлёбывая и вытягивая губы, как лось, пытающийся ухватить кусочек сахара.
Мне стало неловко, как бывает, когда видишь взрослого уважаемого человека в неприглядном положении. Если Рине Викторовне утром было плохо, едва ли она обрадуется тому, что я стал свидетелем её недомогания. Так что я спокойно разложил тетради и решил не афишировать своё раннее появление в школе.
Пока в класс не набежала толпа, можно потрещать с учителем за жизнь, или даже узнать оценки, которые ещё не оглашали. Я уже было спросил про чай с лимонами с дерева в кадушке – когда же? – но тут пискнула Лидочка.
Я бы тоже пискнул, потому что сам не понял, как Коню удалось бесшумно прокрасться в кабинет. Это, знаете, конкретно не вдохновляет, когда сидишь себе расслабленный, а за плечом – хлоп! – и чья-то туша из ниоткуда. Шагов мы не слышали, совершенно точно. Однако Конь был здесь – стоял около Лидочки и молча издевательски улыбался. Лидочкин рот уже округлился, чтобы произнести обидное «придурок», но она вовремя вспомнила про нашу малочисленность и прикусила язык.
Весь урок Рина как-то странно нас рассматривала. Временами она задумывалась, замолкала на полуслове и грустным бассет-хаундом вглядывалась в кого-нибудь из учеников. Я-то понимал, что она давит на психику по поводу кокнутой банки. И ещё понимал, что мы с Конём выдаём себя. Потому что в какой-то момент Рина перестала блуждать взглядом и сосредоточилась исключительно на нас.
Я сообразил, что сокрытие преступления делает меня сообщником, и ещё больше занервничал. Миха так вообще шёл пятнами, чесал уши и елозил ручкой с таким напором, что, наверное, прорвал тетрадь. К концу урока Рина стала смотреть на него с особым подозрением.
Когда я понял, что становлюсь похож на Миху, то поднапрягся и стал думать о баскетболе, чтобы переключиться. Дело в том, что биология мне нравилась. И Рина Викторовна, получается, тоже. Я уже знал, что поговорю с Юриком, а потом мы вместе расскажем ей про банку. Объясним, что не нарочно учинили погром. Или Юрик сам объяснит, если отважится, а я в коридоре подожду для поддержки.
Юрик дико совестливый, он скрывать всё равно не сможет. А Рина поймёт, я уверен. Ей и правда можно многое рассказать, и некоторые рассказывают. Но прямо сейчас я был не готов. Без Юрика это выглядело бы стукачеством.
Чтобы принять безучастный вид, я начал сравнивать лыжную секцию, которую бросил, с баскетбольной, в которую влился, и в конце концов отвлёкся. Тогда я ещё не знал, что это спасло мне жизнь.
Рина решила начать с Коня.
Глава 3. Друзья остаются в беде
Набрав домашнее задание в электронный дневник, Рина Викторовна уставилась на Миху:
– Миша Староконь, останься, пожалуйста.
По ходу Юрик всё правильно просёк, накостыляют сейчас Коню и в хвост и в гриву. Рина как-то неприятно воодушевилась, даже синие глаза приобрели фиолетовый отлив. Мне со второй парты от окна это было хорошо видно.
Внутренне я Михе очень сопереживал, а внешне – торопился на следующий урок, как примерный ученик. Перемена дана для повторения пройденного. А не для того, чтобы банки с печенью курильщиков колошматить.