Гремучий Коктейль 2 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович. Страница 19

— Ты…

— Давай попьем кофе и поговорим, боярыня, — устало предложил я, — Как взрослые люди, связанные серьезным делом. А не как два подростка, сцепившиеся комнатными собачками из-за того, что один из них раздражает другого?

— Так ты это видишь, Дайхард? — по-прежнему скрытно пылая нехорошими чувствами, но направляясь к чашкам, спросила меня уже почти собеседница.

— Именно так, — отхлебнул я из своей посудины, — Могу обосновать.

— Сделай милость, — почти капнула ядом девушка в свою чашку.

— Легко. Не буду размазываться елеем по древу, начну с главного вопроса — что вчера было бы, если бы я, как любой уважающий себя человек, убил бы Мишлена?

Девушка подавилась кофе, а сам бедный кот, припавший к общей с бульдогом миске, водой. Я сидел, неспешно отхлебывая свой напиток, и рассматривал боярыню. Та, впрочем, снова злая как ошпаренная гадюка, прошипела из-под салфетки, которую тут же схватила, чтобы навести красоту:

— Да тебе бы конец пришёл!

— Ой ли? — хмыкнул я, — Итак, за мной охотятся акаи-бата. Раз. Возможно, планируют убить кто-либо из друзей и родных покойных Ренеевых. Я нахамил и отказал фрейлине императрицы. С Парадиным тоже всё не так уж и гладко, да? Вот. То есть, при всем уважении, боярыня, Терновы вряд ли смогут составить конкуренцию уже текущим моим недругам. А вот если я убью следящего за мной кота, спровоцировав тебя на дуэль, а затем, убив тебя на этой самой дуэли, подамся в бега… скажем, в Сибирь, да?…вот тогда сложится очень интересная ситуация…

— Какая… это?

— Простая, — пожал плечами с улыбкой я, — Парадин, который в курсе наших делишек, подстегивает Витиеватого на мою защиту, а пылающие жаждой мести Терновы, вящие защитники трона русского, оказываются против всей государственной машины, потому как я нужен в борьбе с акаи-бата. А там уже шансов выкрутиться у меня будет куда больше, чем прямо здесь и сейчас. Ты чего, Кристина? Эта же ситуация на раз-два-тьфу считается. Даже мной.

— Ты не убил бы Мишлена.

— Кого ты пытаешься убедить? Я пошёл в открытую атаку на русского князя, убив его самого, его сыновей и его слуг. Не за честь или отвагу, ни по зову долга, а потому, что Ренеев покусился на мою возможную инвестицию. Пошёл, кстати, не только на него, но и против тебя. Ты в меня стреляла, забыла? Кот же… прости, Мишлен, ты мне действительно нравишься…ну, как кот, да? Так вот. При всем моем уважении к Мишлену, он на князя не тянет. Как и ты. Что порождает простой вопрос у меня в голове: почему кто-то из Терновых, известных, как оказалось, на всю Русь, рискует собственным незаменимым и любимым животным в такой ситуации? Да-да, Кристина, я о вас узнавал. Одному члену семьи — одного кошачьего спутника, который, почему-то, живет столько же, сколько хозяин. Итак… знаешь, что я понял, м?

— Ч-то?

— Что ты просто не подумала, — безжалостно резанул я почти-правду-матку прямо в растерянные черные глаза, — Как не думала о том, что любой человек, увидевший, как ты тщетно пытаешься убить шпагой монстра, лишь немногим выше и сильнее гоблина, тут же поймет, что как ревнитель, ты совершенно беззащитна в ближнем бою. Это я сейчас про вчерашних ящериц. Думаешь, не видел твоих тычков? Всё я видел.

Это было полуправдой, но сама правда была чересчур жестока. Слишком хрупкая, слишком изящная, очень слабая. Кристина, чтобы иметь возможность всласть потыкать в меня тренировочной шпагой, даже отстегнула от пояса Станиса, слишком уж её бы стеснял вес книги. Проще говоря, боярыня Кристина Тернова была прекрасной студенткой-ревнительницей с великолепным потенциалом бойца засадного и скрытного типов, но… не ревнителем по своей сути. В стенах академии она могла демонстрировать прекрасные показатели, но всё, что было связано с выносливостью, силой удара и величиной используемого калибра — порог развития для неё был удручающе низок.

Проще говоря, я слегка потыкал девушку в то же, во что тыкал и Арию фон Аркендорф в своё время — в идеализм, поспешные выводы и подростковую категоричность. Только затем, чтобы она прекратила страдать фигней и начала себя вести как взрослый человек.

Наивный я.

Со стуком поставив чашку на стол, Кристина воздвиглась во весь свой невеликий рост, а затем, глядя на меня как врага народа, процедила:

— Я не желаю слышать ничего подобного от того, кто бросил свою семью, свой род и свою страну!

Слегка опешив от подобного выбрыка, я лишь хрюкнул:

— Ну и дура.

— Что⁈ — девушка явно не поверила своим ушам.

— Дура, — повторил я, — Истина, боярыня, это непререкаемая субстанция, неважно, излагает ли её сам император, либо вещает последний побирушка, вымазанный в говне и грязи. Из канавы.

Меня смерили уничтожительным взглядом и вышли вон, как следует хлопнув дверью. Вот так мы и перестали разговаривать с Кристиной Терновой, причем, почти на месяц.

Этот месяц я провел весьма насыщенно, занимаясь крайне удивительным делом — обучением. Нет, Азов и Аркендорф по-прежнему бегали, стреляли, проходили полосы препятствий и грызли гранит науки под моим недреманным оком, но оно, это самое око, было слегка мутным, потому как я был погружен в свои дела. То есть учился.

Из разговора с Парадиным мной было вынесено два полезных момента. Первый относился к возможной реакции императрицы на мой отказ и, как уверенно утверждал Матвей, реакция обязательно будет, но вовсе не из разряда «тебя арестуют и расстреляют». Увы, но нет. Закозлив Ренеева, я тем самым оказал государству большую политическую услугу (ибо за иностранцами весьма пристально наблюдают со стороны, а тут целая баронесса), но и подложил огромную вонючую свинью, отказавшись брать на себя роль мальчика для битья. Так что ни о каком расстреле речь идти не может, пока сам не подставлюсь. Слишком уж тут все шатко и невкусно. А вот вторая интересная деталь нашего разговора заключалась в том, что Парадин намекнул мне о том, как можно получить большую свободу маневра.

Программа подготовки ревнителя длилась пять лет, но, по сути, всё необходимое преподавалось чуть ли не в первый семестр. А именно — Резонанс и настройка волшебником на книгу, приподнимающая КПД пользователя. После этого человека можно было выпускать в поле, но подобным, разумеется, никто не страдал. Владельцы книг были, скажем так, элитными юнитами, которых под кустом не найдешь, а гримуары, даже государственные, четырехцепные, отнюдь не то, что можно напечатать тиражом в тысячу экземпляров.

Так что складывалась такая картина: первый год студентам дают базу, а все последующие года они учатся, тренируются, развивают резерв и, — работают подмастерьями с бывалыми ревнителями. Нехилую такую часть времени. Академия «выпускает» носителя чернокниги с почти четырехлетним опытом, закаленным резервом, опытом противодействия магам, и, что еще важнее — полностью готового к выполнению долга. По каждому студенту работает индивидуальный план, так как недоделки, которые могут сгинуть не за чих собачий, никому не нужны. И так сгинут, но доделанные.

А это значит, что, закрыв всё обязательное от академии, я останусь обременен лишь двумя вещами, тренировкой внутреннего резерва (чем мне дополнительно помогает Фелиция) и полевыми работами. Всё, что нужно сделать, так это получить одобрение директора Ратной Академии на сдачу экспресс-экзаменов, сдать их, собственно, а затем являться на медицинские осмотры, замеры резерва и проверки заданий по заклинаниям. Чем дальше — тем реже.

Курицын Аркадий Таврович, наш слегка лысоватый, слегка староватый и тяжело похотливый директор, имеющий аж двух секретарей разного назначения, мне навстречу не пошёл, а буквально прыгнул. Здесь было всё просто, так как для него я был персоной нон-грата и нежелательным элементом, лично предлагающим самоубраться. Преподаватели в виде Аркитела, Мендельсона, Медичи и Древлина особого восторга не высказали, но против тоже ничего явного не имели, так что учеба у меня началась интенсивная.

А еще был меч. Точнее, тренировочные мечи, про которые я забывать вовсе не думал, превратив свою личную спальню в свой не менее личный тренировочный зал. Кушетки вполне хватало на недолгий сон, а все остальное время дома я посвящал упражнениям на запястья, учебе и тренировкам.