Магия лета - Коултер Кэтрин. Страница 2

Маркиз следил с высокой подушки за сменой выражений на лице сына. Проницательные глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, не упустили ни одного их оттенка.

— Полно, мой мальчик, — сказал он наконец, — тебе ведь достанется не кот в мешке. У Александра Килбракена трое дочерей. Мужчина он видный и, уж конечно, не может быть отцом каких-нибудь кикимор. Тебе повезло, что ни одна из девушек еще не замужем.

— Ты уже повторил мне это не однажды, — напомнил Хок с тяжелым вздохом.

— Тебе скоро исполнится двадцать семь, сын. Самое время позаботиться о наследнике… а еще лучше — о нескольких.

Маркиз снова зашелся в приступе кашля, сотрясаясь всем своим иссохшим телом. Возмущение тотчас же остыло в молодом графе.

— Я сделаю все, о чем ты просишь, отец, — заторопился он.

Но в душе он испытывал глубочайшее сожаление. Леди Констанс, дочь графа Ламли, красавица с богатым приданым, лелеяла надежду рано или поздно услышать от него предложение руки и сердца. Теперь ее надежде заведомо не суждено было осуществиться. Хок снова мысленно проклял фамильную честь. Кто бы мог подумать, что ему предстоит жениться на полном ничтожестве без земель, без денег и без связей — потому только, что некто Александр Килбракен, обнищавший шотландский граф, семнадцать лет назад спас жизнь его отцу!

Разумеется, за все надо платить, но почему платит он, Хок? Невил утонул и тем самым ухитрился избегнуть этой участи. И почему ему было не свалиться в воду через неделю после венчания? Хок готов был поверить, что брат сделал это нарочно, чтобы не вешать себе на шею хомут в виде неотесанной шотландки.

Хок едва заметно покачал головой, устыдившись своих мыслей. Он прекрасно знал, что и при жизни Невила отец ни за что не выбрал бы его в качестве исполнителя данного обета. Чем брат заслужил такую нелюбовь, Хок не знал. Он был тогда вдали от дома.

— Жизнь полна неожиданностей, — сказал он вслух.

— Не могу не согласиться с тобой, мой мальчик. А теперь иди к себе и как следует отдохни перед дальней дорогой. Не забудь поутру зайти попрощаться.

— Отец… — начал Хок и запнулся.

— Ничего, мой мальчик, ничего, — успокоил маркиз, понимая, что тот боится поутру не застать его в живых, — еще три недели жизни я тебе обещаю. Меня будет поддерживать надежда увидеть будущую мать твоих детей. Не волнуйся ни о чем.

— Я не волнуюсь, — сказал Хок, борясь с подступающими слезами. — Ты ведь никогда не нарушал данных тобой обещаний.

— И я не намерен менять эту прекрасную привычку. А теперь иди, мой мальчик. Надеюсь, ты будешь по всем правилам ухаживать за молодой леди.

Понимая, что его отсылают, Хок поспешно поднялся, как бывало в дни его юности, когда он научился беспрекословно повиноваться воле отца. Коньон, все это время простоявший в ногах кровати, промокнул блестящую лысину носовым платком и опустил глаза, избегая взгляда молодого графа.

— Я постараюсь вернуться с невестой как можно скорее Ты ведь сдержишь обещание, отец? Ты дождешься меня?

— Не сомневайся в этом… Хок, подожди! Таким сыном как ты, гордился бы любой отец.

Хок полагал, что уже справился с непрошеными слезами, но тут его глаза заволокло вновь. Он быстро кивнул и заспешил вон из спальни.

В семь часов утра Хок простился с отцом, отметив с облегчением, что тот выглядел не хуже, чем накануне. Впереди лежало долгое путешествие к озеру Лох-Ломонд, где в замке «Килбракен» жил граф Рутвен. Подстегивая пару серых рысаков, Хок прикидывал, как долго ему придется находиться в отлучке: пять дней дороги, неделя на то, чтобы выбрать одну из трех девиц Килбракен, дня два-три на подготовку избранницы к свадьбе и, наконец, пять дней на обратный путь. Впрочем, уточнил он мрачно, леди потребует, чтобы они то и дело останавливались передохнуть. Пропади они пропадом, эти женские слабости! Пропади пропадом Александр Килбракен и все три его дочери!

Услышав, что хозяин вполголоса бормочет проклятия. Граньон попробовал отвлечь его легкой беседой.

— Скоро мы будем в Шотландии, — заметил он с таким видом, словно это означало: скоро мы будем в раю.

— Не забывай, что я еду туда жениться, — процедил Хок сквозь зубы.

— Одной из троих девчонок повезет… — Граньон запнулся, когда Хок повернул к нему мрачное лицо с встревоженными глазами, и виновато добавил:

— Его светлость выживет, милорд, вот увидите. Маркиз крепок, как старый пройдоха сержант Ходжес.

— Ты, я вижу, не знаешь, что сержант Ходжес умер, — сказал Хок холодно. — Та рана все-таки доконала его. Мне рассказывал об этом лорд Сен-Левен.

Граньон прикусил язык, сожалея о неудачно приведенном примере. А какой лихой был вояка одноногий сержант Ходжес! Скажи майор Хок одно только сло во, и он бросился бы в атаку на всех чертей ала. Подумать только, умер в постели, а не на поле боя…

Граньон усмотрел в этом зловещее предзнаменование и испустил тяжкий вздох. Похоже, жизнь не сулила в ближайшем будущем ничего приятного.

Фрэнсис Килбракен стояла на берегу озера Лох-Ломонд, зачарованная неподвижной поверхностью кристально чистой воды. Было тепло, но стоило даже небольшому облачку набежать на солнце, как мартовский воздух становился заметно прохладнее, заставляя кутаться в теплую шаль. Ветви деревьев еще не оделись молодой листвой, шелестевшей под ветерком, и над озером царила полная тишина. Даже птицы притихли, но вместо покоя, охватывавшего Фрэнсис в тихие и теплые дни ранней весны, она чувствовала смутную тревогу и нервную возбужденность, обычно свойственную Виоле. Фрэнсис подозревала, что младшая сестра искусственно поддерживает в себе это сомнительное состояние, но называть ее нюней не имело смысла: Виола удивленно раскрыла бы влажные оленьи глаза, словно услышав полную нелепицу.

— Но разве ты не знаешь, Фрэнсис, что настоящая леди должна быть очень чувствительна? — говаривала та, не обижаясь на насмешки.

Снисходительно улыбаясь, Фрэнсис зажмурилась и сразу услышала внизу, у ног, легкий плеск воды о прибрежные скалы. Камень был теплым, и она уселась поудобнее, подогнув ноги и плотно укутав их шалью.

Пики Бен-Ломонд и Бен-Ворлих, подернутые дымкой, такие знакомые, показались далекими и странными. Горы, прорезанные узкими лентами ущелий, по дну которых неслись бурные ледяные потоки, были покрыты густыми сосновыми лесами. Подлинное Высокогорье — дикое, неукрощенное — самое прекрасное место на всем свете. Никогда ни за какие сокровища она не покинула бы этот край!..

Неожиданно Фрэнсис вышла из своей непривычной мечтательности. Недавний разговор с отцом вспомнился от слова до слова, леденя кровь страхом, до сих пор ей неизвестным, Неужели это правда, что одной из сестер придется навсегда уехать в Англию? Это была невероятная, непостижимая мысль, которую хотелось отогнать и забыть, но она возвращалась с мрачным упорством.

Час назад они — Фрэнсис, Виола и старшая сестра Клер — сидели в гостиной замка, бедно обставленной и не слишком уютной. Отец не заставил себя долго ждать, он появился в сопровождении своей второй жены, Софии, их сына и экономки Аделаиды. Впечатление складывалось такое, что предстоит общесемейный совет.

Александр Килбракен, граф Рутвен, красивый рослый мужчина с широченной грудью и копной рыже-каштановых волос без единой нити седины, остановился перед дочерьми разглядывая их взглядом благодушного собственника.

— Что случилось, папа? — беспокойно спросила Виола, театрально заломив руки. — Кенард вот-вот будет с визитом, и мне просто не-об-хо-ди-мо заняться своим туалетом!

Тот не торопился с ответом, но от взгляда Фрэнсис не укрылось, как взволнованно блестят глаза отца (глаза тою же оттенка темного серебра, что и у нее).

— Я думаю, — заметила она с иронией, — что все мы вот-вот будем участниками Подлинной Семейной Драмы.

— А ты, Клер? — спросил Александр Килбракен, улыбаясь. — Неужели промолчишь?

— Конечно, нет, папа, — ответила та глубоким, хорошо поставленным голосом. — Утренний свет более всего подходит для рисования, и сегодня, боюсь, мне не удастся им воспользоваться.