Магия лета - Коултер Кэтрин. Страница 8

Тревога за отца и беспомощный гнев на судьбу сдавили ему горло. Рука графа утешаюшим жестом легла ему на плечо.

— Я нисколько не чувствую себя оскорбленным. Хотелось бы только знать, как вы распорядитесь временем, которым располагаете.

— Я думаю, трех дней будет достаточно, чтобы сделать… проклятие! Чтобы сделать выбор. Еще четыре уйдет на подготовку невесты к венчанию, а затем мы отбудем назад в Англию.

— Ваш отец вами гордится, — неожиданно заметил Александр Килбракен. — Он писал мне о ваших воинских доблестях. Вы воевали в Португалии под командованием Веллингтона, не так ли?

— Это так, но, когда я вышел в отставку, там по-прежнему царила полнейшая неразбериха. К тому же ходят слухи о возможном вторжении Наполеона в Россию. Остается молиться, чтобы его планам не дано было осуществиться.

— Так, так… а вот и мой единственный сын, Александр.

При виде мальчика, стоявшего в дверях детской, Хок подумал: вот точная копия своего отца. Ясные серые глаза ребенка были широко раскрыты от любопытства.

— Покажи, как хорошо ты воспитан, сынок, — усмехнулся граф Рутвен.

— Как ваше здоровье? — вежливо спросил Александр, протягивая маленькую, крепкую и не очень чистую ручонку.

— Думаю, я еще поживу, — серьезно ответил Хок, пожимая ее.

— Я вижу, Аделаида не занималась тобой сегодня, дру-

Жок, — благодушно заметил отец. — Это из-за беготни вокруг твоих сестер.

— Она почти ослепла, пока шила платье для Виолы, — сказал мальчик с нескрываемым неодобрением. — Видели бы вы, как Виола паясничает перед зеркалом… как обезьяна! И все время хнычет, нюня.

— Ладно, ладно, хватит! — вмешался Александр Килбракен. — Иди в комнату для занятий и жди Аделаиду. Теперь у нее найдется время и для тебя, а с графом ты еще успеешь познакомиться поближе.

— Угу.

— Вы счастливец, милорд, — заметил Хок, наблюдая за мальчиком, убегающим по коридору, лишенному даже самого незатейливого ковра. — У вас прекрасный сын.

— Согласен. А вот и ваша комната, Ротрмор. Марта поработала на совесть, чтобы ее приготовить.

— Зовите меня просто Хок.

Граф Рутвен вопросительно приподнял бровь.

— Это мое армейское прозвище, которое прижилось и в штатской жизни. Мой старший брат так долго носил имя Ротрмор, что я до сих пор не могу привыкнуть к нему.

— Храни Господь душу бедного Невила!

Граф прошел в комнату, придержав дверь для Хока, который остановился на пороге в неподдельном восторге. Стены, обшитые темным деревом, почерневший от времени камин и необъятная кровать придавали спальне величие с оттенком спартанской простоты. Перед камином, на потертом красном квадратном ковре (почти коврике), стояло глубокое кресло. Единственным украшением служили богатые рыцарские доспехи у одной из стен.

— Это комната Фрэнсис, — объявил граф, откровенно наблюдая за реакцией Хока.

Она не замедлила последовать: тот во все глаза уставился на Александра Килбракена. В комнате не было ни единого намека на то, что она служила спальней молодой леди. Что ж, подумал Хок, справившись с первоначальным изумлением, такая некрасивая девушка, конечно же, не станет развешивать по стенам зеркала. А что касается туалетного столика, зачем он ей? Никакие средства не помогут сделать уродливое красивым.

— Я пришлю наверх вашего камердинера. Мы ужинаем ровно в восемь.

Александр Килбракен кивнул и вышел. Спускаясь по лестнице, он обдумывал наказание для Фрэнсис за ее выходку. Убить ее? Просто взять и свернуть ей шею? Нет, лучше ее приподнять и так встряхнуть, чтобы у нее повылетели все зубы, а потом так выпороть, чтобы она неделю не смогла сидеть!

Неожиданно граф расхохотался, и весь его гнев улетучился в мгновение ока. Что за девчонка! Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Вот уж с кем действительно не соскучишься!

Глава 3

Фрэнсис на цыпочках двинулась к кухонной двери. Спасение было всего в нескольких шагах, когда сзади раздался гневный голос отца.

— Фрэнсис! — оглушительно взревел Александр Килбракен, как бывало с ним в минуты душевного волнения.

Притворяться, что не слышала, было глупо, и все же она схватилась за ручку двери, занеся ногу для шага через порог.

— Еще одно движение, Фрэнсис, — и я тебя в порошок сотру!

Ангус, егерь в охотничьих угодьях графа, дурачок Дональд, который чистил стойла и был на побегушках при кухне, а также повариха Дорис — все втянули головы в плечи, переводя взгляд с хозяина на его дочь. Когда на графа находили редкие припадки ярости, обитатели замка предпочитали не вмешиваться. Фрэнсис была уверена, что слуги гордятся вспышками его гнева и зимой, сидя у камелька, благоговейно пересказывают друзьям и знакомым, как вел себя граф в таком-то и таком-то случае. Похоже было, что ей вот-вот придется войти в одно из таких преданий. Егерь Ангус сплюнул в угол и отвернулся с видом полного равнодушия, но было ясно, что он весь внимание.

— Что, папа? — спросила она простодушно. — Я тебе зачем-нибудь нужна?

— «Я тебе зачем-нибудь нужна»?! — яростно передразнил Александр Килбракен, широким шагом пересекая кухню. — Иди-ка сюда, дура!

— Но, папа, я собиралась…

— Ни слова больше! — Он топнул ногою, затем, схватив дочь за запястье, поволок ее к двери. Чтобы не отстать, Фрэнсис приходилось семенить рядом, втайне же она радовалась тому, что большая часть сцены не пройдет на виду у Ангуса, самого отъявленного сплетника. Они вихрем пронеслись мимо конюшни, мимо Рэндолла и Пенелопы (козьего семейства), держа курс на холм позади «Килбракена», пурпурный от распускающегося вереска. Только там, круто развернув Фрэнсис и с отвращением меряя ее взглядом, граф отпустил руку дочери.

— Как по-твоему, на что все похоже, бестолочь?

Она подняла голову, и взгляд Александра Килбракена уперся в толстенные линзы уродливых очков. Он содрогнулся. Фрэнсис решила, что разумнее будет сказать чистую правду.

— Я не желаю выходить замуж за этого англичанина, папа, — с вызовом заявила она. — Не желаю — и не выйду. И я сделаю все, чтобы его надменная светлость смотрела в другую сторону.

— Надменный? Граф Ротрмор? Да он держится так, что лучшего нельзя и желать! Хм… ему немного не по себе, но это потому, что он здесь не по собственной воле. Да-да, Фрэнсис, не только ты не в восторге от происходящего. Граф ведет себя достойно в ситуации, в которой трудно оставаться на высоте. Тебе, я вижу, безразлично то, что маркиз Чендоз тяжело болен, но попробуй поставить себя на место графа Ротрмора. Как бы ты себя вела на его месте?

Фрэнсис слышала, как гость упомянул о болезни отца, но пропустила новость мимо ушей. Ей было жаль старика, но какое отношение это имело к ее нежеланию уезжать из Шотландии?

— И все равно я не хочу выходить замуж, папа, — повторила она, так резко вздернув подбородок, что очки сползли на самый кончик носа. — Я не хочу уезжать из «Килбракена» куда бы то ни было. Мое место здесь.

Это почти обезоружило Александра Килбракена, однако он быстро подавил острое чувство жалости к дочери.

— С чего ты взяла, что без этой дурацкой маскировки граф Ротрмор не сводил бы с тебя глаз? Если говорить о тщеславии, дочь, то у тебя его побольше, чем у Виолы.

— Знаю, папа, — вздохнула Фрэнсис, устраиваясь на кочке посреди вереска, — но я не хочу рисковать.

Александр Килбракен молчал. Более привычная к вспышкам его темперамента, чем к подобным моментам напряженного раздумья, Фрэнсис почувствовала растущую тревогу. Она обвела рукой окружающее и спросила не без робости:

— А ты сам, папа? Ты бы покинул все это?

— Я хочу для тебя наилучшей участи, — ответил он.

— И ты думаешь, что этот человек — моя наилучшая участь? — вспылила она. — Он красив, тут я спорить не стану, но не забывай, что он англичанин, папа. Англичанин! Могу поклясться, что он считает нас дикарями… да это видно по нему, только приглядись как следует!