Магия Луны - Коултер Кэтрин. Страница 17

— Что ж, воля ваша. — Рафаэль медленно поехал навстречу приближавшейся карете. Пользуясь случаем, что на нее никто не смотрит, Виктория со стоном сползла с лошади и, стараясь не хромать, тоже двинулась к своему экипажу.

"Осталось совсем немного, — уговаривала она себя, — всего несколько шагов. Только бы не опозориться! Господи, смилуйся, не дай мне упасть у него на глазах!

Ведь тогда все раскроется, он узнает о моем уродстве и будет испытывать ко мне жалость, смешанную с отвращением. Я не переживу этого!"

Виктория подошла к открытой двери кареты и оглянулась. Слава Богу, Рафаэль был занят: он привязывал ее кобылу к задку кареты и не обращал на девушку никакого внимания. Именно в этот момент больная нога все-таки подвернулась, и девушка, без сомнения, упала бы, но стоявший рядом кучер Том подхватил ее в охапку и без лишних церемоний запихнул в ожидавший экипаж.

Откинувшись на сиденье, Виктория вытянула ногу, уложила ее поудобнее и немедленно начала массировать больное бедро.

Подошедший Рафаэль поинтересовался, все ли с ней в порядке и не нужно ли чего-нибудь еще. Виктория скорее согласилась бы умереть на плахе, чем признаться кому-нибудь в истинных причинах своего поведения. Поэтому, через силу улыбнувшись, она заверила его, что в жизни не чувствовала себя лучше, просто немного устала от столь длительной верховой езды.

Подумать только, еще целых три дня в этом чертовом гробу на колесах. Но по крайней мере она теперь будет умнее и не сядет верхом на лошадь. Ну разве что только утром на пару часиков.

Если Рафаэль и недоумевал, почему Виктория садится в седло только по утрам и на такое непродолжительное время, то с ней он не делился своими сомнениями. В конце концов, решил он, любой даме позволительно иметь свои причуды и капризы.

Всякий раз наблюдая из окна, как Рафаэль легкой и пружинистой походкой идет к своему роскошному жеребцу и взлетает в седло, Виктория испытывала жгучую зависть. Как хорошо быть сильным и ловким, а главное — здоровым! Ведь тогда нет необходимости постоянно бояться, что окружающие заметят твою слабость, не надо все время помнить об осторожности, потому что иначе снова придет боль. Ужасно мучительно каждый день, каждую минуту сознавать свою ущербность, знать, что тебе нельзя того, что можно другим.

Рафаэль тоже постоянно думал о своей юной спутнице. Ему нравился ее неподдельный интерес к его приключениям, и каждый вечер он рассказывал ей о странах, в которых когда-то побывал, о людях, с которыми встречался. Он поведал ей и о своем дедушке, об огромном количестве теток, племянниц, племянников и прочих двоюродных родственников, живущих в Испании. Он говорил о необъятных просторах американского континента, об удивительном разнообразии населяющих его людей: от купцов и моряков-китобоев Бостона до виргинских плантаторов с их армиями чернокожих рабов. Он рассказал о живописных уголках Средиземноморья, о Гибралтарском проливе, о пиратах, до сих пор нападающих на одиночные суда, о Ямайке, о работе на сахарных плантациях. В общем, он уставал говорить быстрее, чем она — слушать. И обычно все их вечерние беседы заканчивались одинаково. «Ну вот и все», — говорил охрипший Рафаэль, после чего немедленно следовал разочарованный вздох его благодарной слушательницы.

Поразмыслив, Рафаэль решил, что, очевидно, Виктория всегда была очень одинока и отчаянно нуждалась в дружеском общении, участии, которых была лишена. К несчастью, первым обратившим на нее внимание был Дамьен, вдруг разглядевший в маленькой кузине своей жены очаровательную девушку.

Виктория была далеко не глупа и быстро поняла, что география странствий отважного капитана в точности совпадает с картой военных действий англичан и наполеоновских солдат. Было вполне очевидно, что это не простое совпадение и Рафаэль не обычный моряк. Однако Виктория решила не вдаваться в подробности. Возможно, он и сейчас выполняет какое-нибудь секретное поручение. И если она будет надоедливой, он может вообще прекратить свои вечерние рассказы.

Последнюю ночь перед прибытием в Лондон они провели в Бейзинге. Как обычно, ужинали в отдельном кабинете. Но в тот вечер Виктория была необычно тиха и молчалива. Не привыкший к такому поведению, Рафаэль поинтересовался:

— Вы напуганы?

— Немного, — согласилась она. — Я никогда не была в Лондоне и никого там не знаю. А вдруг я не понравлюсь леди Люсии и она не захочет видеть меня в своем доме? Или вам надоест со мой нянчиться?

Рафаэль попытался успокоить ее, но тщетно:

— Не волнуйтесь, все будет хорошо, давайте я лучше положу вам еще мяса. Смотрите, вот этот кусочек выглядит очень аппетитно.

Руководствуясь своей чисто мужской логикой, Рафаэль искренно считал, что вкусная еда — лучшее лекарство от любых проблем и неприятностей.

Однако Виктория ела мало. Тогда, чтобы хоть чем-то развлечь ее, Рафаэль начал рассказывать занимательную историю о том, как он впервые встретил своего слугу Савори, оставшегося на «Морской ведьме».

— Тогда ему было всего четырнадцать лет, и он слыл лучшим карманником Лондона и окрестностей. Видимо, поэтому к нему так прилипла кличка Флэш <Flash — здесь: быстрый, внезапный (англ.).> . Мы и сейчас его так зовем. Это нечто вроде второго имени.

Но вместо веселой или хотя бы удивленной улыбки Рафаэль увидел на лице девушки откровенный испуг.

— Боже мой, значит, ваш слуга — самый настоящий преступник?

— Ну да, — не стал спорить Рафаэль, — причем я поймал его, когда он пытался обчистить мои собственные карманы. Он был крайне удивлен, когда его схватили за руку, но, чтобы не отправляться прямиком за решетку, согласился стать моим слугой ровно на три месяца. Мы условились, что если ему не понравится работа, то по истечении установленного срока я уплачу ему двадцать фунтов и отпущу на все четыре стороны. Работа ему понравилась. Парень влюблен в море, он сам отличный моряк, и, я думаю, именно это обстоятельство решило дело. Флэш — верный и преданный друг. Думаю, он меня покинет, только если я брошу плавать. Как бы он хорошо ни относился ко мне, море он любит больше всего на свете.

— И куда он денется? Опять воровать? Или наймется на какое-нибудь суденышко контрабандистов?

— Надеюсь, что нет. Постараюсь не допустить ни того, ни другого. Когда Том Меррифилд вернется домой в Корнуолл, он отвезет Флэшу приказ присоединиться к нам в Лондоне. А там видно будет.

Они въезжали в Лондон под проливным дождем. Но чересчур взволнованная Виктория наотрез отказалась сесть в экипаж. Мысленно усмехнувшись ее наивной восторженности, Рафаэль твердо сказал:

— Я не желаю, чтобы в самом конце нашего путешествия вы схватили простуду, и не хочу представлять вас благородной леди Люсии в столь плачевном виде. Вы только посмотрите на себя: мокрая крыса да и только.

Признав его доводы вполне справедливыми, Виктория неохотно вернулась в осточертевшую ей карету и поплотнее закуталась в плащ.

А Рафаэля неожиданно начали одолевать сомнения. Глядя на величественный фасад огромного дома леди Люсии, он глубоко задумался. Что, если Леон ошибся в своей оценке и высокородная дама их даже не пустит на порог? А может, ее и дома нет? Или…

— Как красиво, правда, Рафаэль? — Виктория, наполовину высунувшись из окна экипажа, с восторгом рассматривала великолепный особняк.

— Это точно, — вздохнул Рафаэль, — в общем, сделаем так: вы сидите здесь и, ради Бога, не двигайтесь с места. А я отправлюсь познакомиться с благородной леди.

На его громкий стук из недр дома возник внушительного вида дворецкий весьма преклонных лет и с достоинством произнес:

— Сэр?

Представившись, Рафаэль попросил проводить его к леди Люсии.

— Леди очень занята, — последовал невозмутимый ответ, — и не желает, чтобы ее беспокоили. Она плетет кружева.

— Плетет что? — изумился Рафаэль. — Ради Бога, скажите, зачем ей это нужно?

— Леди Люсия ненавидит эту работу, — степенно пояснил дворецкий, — и считает необходимым заниматься ею для искупления своих грехов.