Тиран в шелковых перчатках - Габриэль Мариус. Страница 19

— Это все, что осталось. Больше ничего нет.

Диор жадно развернул рулоны. В них было по несколько метров китайского шелка — темно-зеленого, нежно-лилового и бледно-розового. В этой мрачной обстановке, после стольких лет, окрашенных в хаки, цвета явились странным, почти болезненным напоминанием о навсегда утраченном мире красоты. Глаза Диора блеснули.

— Сколько вы за них хотите?

— По тысяче франков за метр.

Диор снисходительно рассмеялся:

— Для кого, вы думаете, я шью платья? Для Марии-Антуанетты? Даю сотню за метр.

Спустя час они возвращались в Париж в машине, набитой шелком. Диор со счастливым видом прижимал шуршащие свертки к груди, чтобы не запачкать. Они долго торговались с Клодет и сошлись наконец на двухстах пятидесяти франках за метр.

— Это, наверное, единственные отрезы чесучи, которые остались сегодня во Франции! — ликовал Диор. — И вы будете ее носить! — Он погрузил длинный нос в шелк, как будто это была охапка роз, и глубоко вдохнул. — Господи, он так приятно пахнет!

— А как он пахнет? — с интересом спросила Купер.

— Вы никогда не нюхали шелк?

— Не припоминаю такого, — призналась она. — Я всегда носила старый добрый американский хлопок.

— Вот, понюхайте! — Он сунул рулон ей в лицо, из-за чего она чуть не съехала с дороги. — Что вы об этом думаете?

— Животный запах, — поморщилась она. — Так пахнут волосы у вспотевших детишек.

— Это серицин. Натуральное клейкое вещество, которое вырабатывают шелковичные черви. Чудесная штука! Вы знали, что оно останавливает кровотечение? Залечивает раны? Сохраняет молодость кожи?

— Вы сейчас это выдумали?

— Отнюдь. Я знаю свое ремесло, юная леди. Шелковая ткань телу приятнее всего. Она обладает антисептическими свойствами и служит лекарством от морщин.

— Что ж, с этого дня начинаю носить только шелк, — торжественно пообещала она.

— Какой цвет вам нравится больше?

— Зеленый или лиловый. Я не очень представляю себя в розовом.

— Ах, моя дорогая Купер! Как мало еще вы себя знаете. — Он взглянул на нее, его лицо сияло. — Время листвы и бутонов позади. Вы — роза. Для вас настало время цвести.

— Рыжим не идет розовый цвет.

— Совершенная чушь. И я намерен вам это доказать.

— Да вы тиран! — раздраженно сказала она. — Сначала интересуетесь моим мнением, а потом поступаете ровно наоборот.

Он счастливо рассмеялся:

— Это сократовский метод. Отнеситесь к этому как к образованию.

Он не прекратил хихикать, даже когда одна из их древних шин лопнула и они внезапно встали посреди дороги.

— Ну и что нам теперь делать?! — воскликнула она.

— Вы ведь знаете, я не механик, — беспечно ответил он. — Наверняка вы разберетесь, как это исправить, если посмотрите.

Купер со вздохом выбралась из машины. Она ползала вокруг «симки», ища запасное колесо и инструменты. Они обнаружились под горелкой. Диор высунулся из кабины с букетом чесучи и ободряюще помахал рукой. Она принялась за работу, надеясь, что ее будущее парижское платье того стоит. Диор наблюдал за ней с благожелательным интересом, пока она сражалась с домкратом, который с трудом мог приподнять машину, под завязку загруженную дровами и с лишним весом в виде конструкций из труб и баков.

— Мне нужно найти жилье, — пыхтела она, ворочая ржавыми инструментами.

— Моя дорогая, вы можете оставаться у меня сколько угодно.

— Вы очень добры, но я не смогу злоупотреблять вашим гостеприимством вечно.

— Но вы просто бесценны! Я бы и понятия не имел, как справиться с тем, чем вы сейчас занимаетесь.

— Все равно, мне нужно найти, где жить. Я не могу вернуться на улицу Риволи.

Он кивнул:

— Это точно.

— А еще мне нужно найти работу. Я должна начать зарабатывать себе на жизнь.

— Предоставьте это мне, — сказал он, когда через полчаса Купер, сменив колесо, совершенно вымотанная и грязная вернулась в машину. — Я найду вам квартиру. У меня есть идея.

На следующий день она взяла статью с фотографиями и отправилась в почтовое отделение, чтобы отослать их авиапочтой в редакцию «Харперс базар» в Нью-Йорке. Она подписалась девичьей фамилией — Уна Райли. Это показалось ей уместным, раз уж она решила начать жизнь с чистого листа.

Купер понимала: то, что она отправила статью не куда-нибудь, а в «Харперсс, многим могло показаться чрезвычайно амбициозным и даже самонадеянным. Но она уговаривала себя так: коли надумала сунуться в журналистику, стоит начать с самых известных изданий и по мере необходимости постепенно снижать планку. Кроме того, как она и заявила Амори, ее статья была чертовски хороша.

«Харперс базар» в первую очередь был модным журналом, но в нем отводилось достаточно места статьям о роли женщин в войне. Так что шанс, что они заинтересуются, пусть и ничтожный, но был. В статье она сделала упор на то, что наказание коллаборационисток часто оборачивалось нападением толпы мужчин на беззащитную женщину, во время которого с нее срывали одежду и обривали голову, а иногда случалось и кое-что похуже. Такие действия не имели ничего общего со справедливым судом.

Теперь ей оставалось дожидаться реакции журнала и тем временем решить вопрос с жильем.

Вышло так, что Диор действительно подыскал ей на площади Виктора Гюго прямо-таки грандиозные апартаменты в здании в стиле рококо. Деревья за окном были голыми, погода холодной, но квартира кое-как отапливалась, а несколько часов в день из крана даже текла чуть теплая вода. Квартира ранее Принадлежала одному из клиентов Кристиана, сочувствующему немцам, который после освобождения бежал из Парижа, бросив жилье, оплаченное на два месяца вперед.

— Так что у вас есть целых два месяца, чтобы определиться с работой, — заявил Диор со своим обычным оптимизмом. — Времени полно!

Квартирная плата намного превосходила финансовые возможности Купер, поэтому перспектива всего через пару месяцев начать самостоятельно оплачивать жилье пугала. В квартире было три комнаты, и для одного человека она была слишком просторной, зато предоставляла передышку, в которой сейчас так нуждалась Купер, и, чего нельзя отрицать, была очень удобна. Вдобавок ко всему в апартаментах полностью сохранилась обстановка, оставленная коллаборационистом: прекрасная мебель и дивная коллекция хрусталя марки «Лалик». Диор даже нанял ей добрую бонну по имени мадам Шанталь, которая согласилась два раза в неделю помогать с уборкой. Жалованье этой женщине он также выплатил за два месяца вперед.

Тем не менее насладиться окружающей роскошью Купер никто не дал. Стоило ей распаковать чемодан, как Диор потащил ее взглянуть на проект, который приводил его в невероятный восторг. При этом он попросил захватить фотоаппарат, унаследованный ею от Фритчли-Баунда. К удивлению Купер, Диор повел ее в Лувр.

Великий музей, разграбленный нацистами, был пуст: многие из его шедевров, включая «Мону Лизу», все еще находились в Германии. Однако в Павильоне де Марсан царило рабочее оживление. Диор привел Купер в большой зал, в котором несколько десятков человек, не снимавших пальто и шарфов из-за холода, трудились над выставкой. Там стояло несколько сколоченных и раскрашенных платформ с декорациями в уменьшенном масштабе. Они воспроизводили знаменитые сады и бульвары Парижа, а в некоторых случаях — вымышленные виды.

В этих похожих на сон декорациях были размещены проволочные манекены примерно в треть женского роста. У всех были керамические лица с одинаково бесстрастным выражением — но это оказались не просто куклы. Каждый манекен облачили в уменьшенный модный наряд: на них были платья, манто и шляпки, на ногах — маленькие туфли на каблуках, на талиях — пояски, в руках — сумочки.

— На некоторых надето даже нижнее белье, — торжественно сообщил Диор, пока они лавировали в толпе. — Все сшито вручную. Кутюрье выгребают у себя в мастерских лоскуты и обрезки ткани, которые в лучшие времена давно были бы выброшены, и шьют из них наряды.