К-9: Право на счастье - Диденко Александр. Страница 8

Не позволить.

И вообще убраться отсюда подобру-поздорову. Чем быстрее, тем лучше – будто чужое безумие могло быть заразно.

Но Джей не сопротивлялся. Покорно подался вперед, позволил себя ощупать и даже обнюхать. Хорошо хоть не облизать. И перехватил тонкие запястья, только когда пальцы женщины потянулись к рыжим очкам:

– Нет, мам, очки я тебе не отдам, – голос Джея звучал мягко и тепло. Он не дрожал. Учителю не было больно, как от воспоминаний об отряде или после встречи с Максом. Но Хаука снова проморозило всего и насквозь. В очередной раз он пожалел о не вовремя протянутом языке. От собственной брезгливости теперь тошнило вдвойне. Но пальцы перестали судорожно цепляться за кофту Джея, тянуть назад, пытаться отгородить от неясной опасности. Теперь Хаук понял, зачем он здесь. И понял, почему Джей не смог попросить. – Это подарок папы, хотя ты, наверно, не помнишь.

Женщина промычала что-то в ответ и подчинилась. Опустила руки. Отошла. Снова скрылась в кустах – грязная, тонкая, почти незаметная в частой листве.

– Мира! – вдруг раздалось откуда-то от дома. Женщина встрепенулась, помахала Джею рукой и неуклюже, на четвереньках, ушла. Из-за кустов раздалось переливчатое мычание, будто Мира рассказывала о встрече той второй незнакомке. И ей отвечали:

– Ух ты, как красиво! Ты её где-то нашла? Пойдем, спрячем в твоем тайнике?

Но мычание вдруг изменилось, и незнакомка не стала спорить:

– Ну, хорошо! Тогда сделаем для нее специальный кармашек, чтобы была всегда у тебя?

Мира, кажется, согласилась. Тихо щелкнула дверь, отсекая радостное мычание. Только Джей так и остался сидеть, задумчиво глядя в кусты. Хауку пришлось чуть встряхнуть его, чтобы заставить вернуться в реальность:

– Джей? Ты…

– Я не собираюсь с ней оставаться, – тихий ответ. Джей, наконец, выпрямился, но так и смотрел на свой старый дом. Разговаривал, должно быть, тоже с ним: – Я собираюсь забыть эту встречу и идти вперед. Больше сюда не приду.

Он вдруг обернулся с горькой усмешкой. Встретил взгляд пронзительно и жестко:

– Неблагодарное ничтожество, да? Трус.

– Ну… – Хаук сглотнул, не зная, как ответить, и качнул головой. – Понятия не имею, прав ты или нет. Но один дорогой мне человек, умный и с огромным опытом за спиной, всегда говорит, что ученик не в праве жертвовать собой ради учителя. Разве… Разве для родителей и детей не то же самое? Разве твое будущее не важней? Её ведь уже, ну…

Джей не стал отвечать. Отвернулся, прошел несколько шагов, прежде чем снова остановиться и едва слышно буркнуть через плечо:

– Спасибо.

– Да уж не за что, – неловко развел руками Хаук, но вдруг осмелел: – Но знаешь, если я тебе нужен рядом, в следующий раз попроси.

Джей передернул плечами и ускорил шаг, что-то рявкнув про Лизу и завтрак. Пришлось догонять.

Догонять и удивляться, что эта встреча не висела камнем на душе и больше не морозила внутренности горьким, сбивающим с ног осознанием. Поравнявшись с Джеем, Хаук думал уже совсем о другом:

– Ты, помнится, обещал настоящее мясо?

– Не я, а Лиза. Тебе повезло, за прошедшие годы она научилась готовить.

– А что, раньше все было так плохо?

– О… Не то слово. Смотри не брякни ей чего – закопает обоих.

Хаук рассмеялся, на душе стало совсем солнечно и легко. Недавняя ссора осталась, наконец, в прошлом.

Но Джей не был бы Джеем, если бы не разрушил все это простой ежедневной рутиной:

– Сегодня отдыхаешь. Без физической нагрузки ты еще пару дней. Так что тебя ждут лекции и список на чтение. Отвлечемся слегка от пустыни: чутье надо развивать, а в городе – да еще таком – оно глохнет. Так что как рука заживет, будем выходить за купол. По возможности каждый день, это ясно?

– Куда уж яснее, – отозвался Хаук уже не так радостно. Каждый день проходить ворота, а значит, раздеваться и терпеть все проверки, перспектива уж очень сомнительная.

Даже слишком.

***

Джей усмехнулся, но поддерживать разговор не стал. Он все еще был там, у непривычно высокой ограды, и в кой-то веки пытался разобрать ту мешанину чувств, что сейчас спорили за место в душе. Что дала ему эта встреча?

Мира – это Миранда. Она очень любила свое имя и всегда обижалась, когда его сокращали. Тем более так неуклюже и глупо.

Но существу, которое Джей увидел за перестроенной оградой своего дома, похоже, были не важны старые привязанности и предрассудки. Да и вряд ли оно смогло бы запомнить такое длинное, сложное слово.

Миранда.

Миранда Фолк.

Джей помнил её не так хорошо, как хотел бы. В первую очередь она была матерью именно Мэй, а маленький Джереми звал её так, потому что этого хотел приемный отец. Именно отец значил для Джерри много. Так много, что он не смог отказаться от заботы о всей семье и в свои семь с лишним лет защищал, поддерживал как умел. Миранда ценила это, тоже старалась дать найденышу семью, стать матерью. Несмотря на боль и потери.

Только Джерри понимал, что не станет. Он еще помнил настоящее родное тепло и отказывался предавать эту память. Но игру принимал все равно – такую умелую, что иногда хотелось сделать её настоящей.

Миранда Фолк не была кем-то, кем Джей дорожил по-настоящему, внутренне. Её любил приемный отец, её любила Мэй, и маленький Джерри изо всех сил старался сделать вид, что любит её точно так же, чтобы ничего не сломать и никого не расстроить.

Когда пришло время уходить, расставание оказалось легким, почти безболезненным.

Когда теперь пришло время вернуться… Джей с ужасом почувствовал облегчение. Грязное, отвратительное облегчение и благодарность. Не к Миранде, нет.

К Дэрри.

За то, что хотя бы этот груз Джею не придется тащить на себе.

Прошлое упрямо тянуло на дно, каленым шилом вспарывало сердце, но все же стало еще чуть-чуть легче. Легче стал шаг. Легче стало держать прямой спину.

Джереми тогда знал, что Миранда отпустила его. Она же приняла его в семью как мужа дочери, и вот уже те чувства были настоящими. А главное – правильными. Из-за них Джей пришел сейчас к старому дому. Из-за них не чувствовал ничего, кроме теплой грусти и горечи. Он не мог понять, откуда взялась теплота. Он знал, что ошибся, спрятавшись от мира пять лет назад. Струсил и убежал.

От Миранды в первую очередь.

И точно так же знал сейчас, что его простили. Ведь в сухих легких прикосновениях костлявых ладоней не было ненависти или обиды – лишь отголоски застарелой боли, которую само существо едва ли помнило и понимало.

На немой вопрос Дэриэна Джей только пожал плечами. Беззвучная беседа закончилась, не успев начаться, а вслух было сказано и того меньше:

– Я могу помочь? – спросил Джей, когда Дэрри перестал допрашивать Хаука о самочувствии и отпустил на кухню к аппетитным запахам омлета с овощами. – Хотя только деньгами и могу…

– Ты можешь не делать глупостей, – парировал Дэрри, с явным удовольствием отвесив подзатыльник. – Сколько лет говорю – хоть бы попробовал!

– Куда уж мне с таким примером под носом? – притворно вздохнул Джей, увернулся от нового подзатыльника и тоже поспешил на кухню. Кто знает, станет ли Лиза мстить за «украденный» обед Хаука?

Глава 4

«…и этого достаточно для защиты от мелких насекомых. Стоит отметить, однако, что большая их часть не способна пробраться даже сквозь легкую броню. Мошкара, населяющая степные зоны, сильно отличается от лесной или болотной. Это не означает, конечно, что опасность можно считать минимальной. Но среди степных видов нет кровососущих, потому человек им неинтересен …»

Хаук вздохнул и перелистнул страницу. В глаза тут же бросился полностью перечеркнутый абзац, лаконичное «хрен там» и отсылка к другой книге. Прыжки по разным источникам давно уже надоели, но учитель наглядно показал еще в самом начале, как быстро устаревает информация о населяющих Пустошь тварях. О всяких аномалиях тоже, но ее хватает иногда на целый десяток лет или больше.