Загадка неоконченной рукописи - Делински Барбара. Страница 57

Дом не сильно изменился за это время, разве что потемнел от соленых морских ветров. Он стоял в конце улицы, заросшей низкорослой травкой и прибрежными кустарниками, – дом в приморском стиле, с крытой шифером крышей, поднимавшейся назад и вверх от традиционных дверей с окошками по бокам. Кэйси поставила машину напротив и пошла к дому по выложенной камнем дорожке. Она позвонила и стала ждать, глядя себе под ноги и недоумевая, чего ради она сюда приехала, но из-за упрямства не собиралась уходить.

Дверь отворилась.

Кэйси знала Рут в лицо. Она видела ее рядом с Конни во время обедов с коллегами и совсем недавно на заупокойной службе. Каждый раз Кэйси думала, что ее облик соответствует шаблонным представлениям о художнице. Однако сейчас понятие шаблонности как-то не вязалось с внешним видом Рут. Во-первых, за прошедшую неделю ее волосы, раньше прикрывавшие уши, укоротились до состояния пушистой шапочки. Обычно тусклая седина сегодня словно светилась, а всегда гладкая прическа была небрежно растрепана ветром. Она была худощавой, на несколько дюймов выше Кэйси. На ней была голубая рубашка поверх майки без рукавов и шорты. Ногти на босых ногах были выкрашены в яркий оранжевый цвет.

Она выглядела… выглядела настолько похожей на то, как в представлении Кэйси должна была бы выглядеть Кэролайн лет через десять, что у нее перехватило дыхание.

Рут казалась почти такой же ошарашенной, как и Кэйси, но она отреагировала первой, причем совершенно неожиданным образом. На ее лице появилась широкая улыбка, лучащаяся искренней теплотой.

– Кэйси! Как я рада! – Она протянула ей руку. – Заходи.

Кэйси не стала сопротивляться. Не говоря уже о внешнем виде Рут, она совершенно не ожидала, что та будет рада видеть ее. Это выбило ее из колеи, пока она еще пыталась справиться с волнением, а дом доконал ее окончательно. Изнутри он был похож на диковинную пещеру с высокими окнами, застекленными участками крыши и стеклянными дверями, ведущими на террасу, с которой открывалось по меньшей мере три разных вида на океан. Это был действительно дом художника: у одного из окон помещался мольберт с холстом, над которым, по-видимому, Рут работала сейчас; еще несколько холстов разной степени завершенности располагались кругом.

– Как я рада, – повторила Рут, не переставая улыбаться. Постепенно Кэйси удалось собраться, чтобы осознать, что какая-то ее часть, как ни странно, тоже рада. Рут, в конце концов, была почти родственницей и, по всей видимости, была действительно счастлива видеть Кэйси.

Но Кэйси все-таки не могла отделаться от истории этих почти родственных отношений. Поэтому она прямо спросила:

– Почему?

Улыбка Рут померкла, но она продолжала смотреть на Кэйси с теплотой.

– Потому что ты – дочь Конни. Теперь, когда его нет, мое сердце радуется при виде тебя.

Кэйси неожиданно вновь охватил гнев.

– Почему только теперь, когда его нет?

– Потому что мне не хватает его. – Рут больше не улыбалась, доброе лицо стало серьезным. – И потому, что я жалею, что это не произошло раньше. Я давно хотела познакомиться с тобой.

– Почему же вы ждали?

Рут остановилась, потом осторожно ответила:

– Потому что Конни не хотел этой встречи.

– Почему? – спросила Кэйси. Собственно, за ответом на лот вопрос она и приехала сюда.

Рут глубоко вздохнула.

– На этот вопрос не так просто ответить. Пройдем на террасу?

Кэйси была бы не против получить все ответы прямо у двери, а потом развернуться и уехать. Но Рут подкупала своей искренностью, и красотой своего дома, и надеждой, сквозившей в ее полотнах, которая так тронула Кэйси. Поэтому она позволила провести себя на террасу через большую комнату, сначала мимо большого U-образного дивана с каменным кофейным столиком рядом, на котором лежали книги по искусству, стояли изящные резные статуэтки и массивные железные лампы, а потом – мимо мольберта и холстов.

– Не хочешь выпить чего-нибудь холодного? – спросила Рут, когда они вышли на террасу.

Кэйси покачала головой. Схватившись за перила, она смотрела на море. Вода была низкой, отлив обнажил обросшие водорослями камни. Чайки ныряли, поднимались и фланировали в воздушных течениях, окликая друг друга. Волны накатывались на берег, разбивались и отступали в умиротворяющем ритме.

Без всякого усилия с ее стороны гнев Кэйси начал улетучиваться.

– Рут тоже подошла к перилам и облокотилась на них неподалеку от Кэйси, глядя вдаль.

– Океан всегда притягивал меня. Но не Конни. Он предпочитал вещи более близкие и сдержанные.

– Почему? – Кэйси повернулась и посмотрела на Рут.

– Безопасность. Он не доверял тому, что вызывало у него чувство беспомощности.

– Откуда это взялось?

– Ты сама должна знать. Кэйси действительно знала.

– Такие вещи обычно тянутся из детства, только я совершенно ничего не знаю о его детстве. Мне неизвестно даже название его родного города.

– Эббот.

– Не Литтл-Фоллз? – рискнула пойти напролом Дженни.

– О Литтл-Фоллз я никогда не слышала. Он приехал из Эббота.

Эббот. Название, которое она так долго пыталась найти, открылось так легко.

– Это маленький городок в Мэне, – пояснила Рут, – хотя больше мне практически нечего тебе сказать. Я сама никогда там не была. Когда мы только поженились, я предлагала съездить туда, но он категорически отказывался. Он провел там не самые счастливые годы.

– Почему?

Рут смотрела на океан. Через какое-то время она вновь взглянула на Кэйси.

– Он всегда был очень скрытным человеком – не хотел, чтобы хоть кто-то узнал о его прошлом. Но теперь его нет, а ты – его плоть и кровь. Если у кого-то и есть право знать об этом, то именно у тебя. Там не было никакого насилия или извращений. Я сама раньше думала так, – призналась она. – Я представляла себе какое-то значительное и ужасное событие, которое искалечило его на всю жизнь.

Кэйси думала точно так же.

– Никакого конкретного акта насилия, только годы обиды. Конни с рождения был тщедушным, но слишком ярким. Необычность в Эбботе не приветствовалась. С самого раннего детства он превратился во всеобщий объект насмешек – его постоянно безжалостно подкалывали и высмеивали, никто не мог спокойно пройти мимо, чтобы не высказать что-нибудь язвительное в его сторону. Он научился избегать людей еще до того, как пошел в школу, и постепенно эта схема поведения устоялась, и ее уже было не отделить от его личности.

Кэйси легко могла представить путь превращения ребенка, описанного Рут, в того взрослого мужчину, которым стал Конни. Но был еще один важный момент.

– А что делали его родители?

– А что они могли сделать?

– Продать ферму.

Рут горько улыбнулась.

– У них не было никакой фермы, в твоем или моем представлении. Если его мать и растила овощи или цыплят, то исключительно ради того, чтобы прокормить себя и семью. Они жили почти в центре города в крохотном домишке с крохотным клочком земли. Я даже не уверена, что дом был их собственностью. В любом случае они не могли позволить себе переезд. Они были очень стеснены в средствах, а жизнь в Эбботе была дешевой.

– Так они искалечили жизнь своему ребенку из-за денег?

– Не только, – уточнила Рут. – Дело было еще и в его отце, Фрэнке. Это был очень земной, крепкий мужчина – полная противоположность Конни. Он был убежден, что если что-то и способно «излечить» Конни и не дать ему окончательно превратиться в неженку, то это культура «мачо» Эббота. Естественно, это не сработало. Жизнь Конни превратилась в сплошную муку. Единственный способ выжить, который оставался у него, – отгородиться от всех.

– А мать? Как она могла спокойно смотреть на все это?

– Подозреваю, что ей это давалось не легко. Для Конни она была единственной отдушиной, но в первую и самую главную очередь она была послушной женой. Ее муж был человеком твердых убеждений, и она не могла перечить ему – и кто я такая, чтобы критиковать ее за это? Я вела себя практически так же. Мы называем это уважением к желаниям супруга.