Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила. Страница 36
А еще Айвара называли тут в шутку неофициальным психологом — он всегда был большим другом тяжелых больных, находил доброе слово и для взрослых, и для детей, и основательно помогал врачам взаимодействовать с ними. Он не умел излечивать, а кому-то и нельзя уже было существенно помочь, но никто лучше его не ладил с теми, кто страдал от своей беспомощности. «Заколдованные у тебя руки, Айви, — шутливо говорили наставники. — Явно родители тебя одарили какими-то шаманскими знаниями».
Правда, некоторым сотрудникам постарше методы Айвара не очень нравились, и нередко они старались объяснить молодому человеку, что между больным и медработником необходима субординация, защищающая от выгорания. Но Айвар либо отмалчивался и все-таки поступал по-своему, либо заявлял, что никому не будет хуже от капли человечности.
Свое прошлое он не скрывал, однако в Эфиопии на это везде смотрели проще и даже уважали таких парней, которые по глупости втягивались в трясину и находили силы выбраться из нее. И именно сейчас, с новой работой, учебой и окружением, жизнь показалась Айвару по-настоящему насыщенной и интересной. Словно он много лет смотрел только под ноги, видя разбитый и заплеванный асфальт, бесплодную почву и воплощения физической и духовной нечистоты, а теперь наконец огляделся вокруг и Эфиопия перестала казаться уголком безнадежности и мрака. Он увидел, как много прекрасного есть наяву, а не в фантазиях: всегда солнечное нежно-голубое небо, очертания гор на горизонте, раскидистые деревья, высотные светлые здания с терракотовыми крышами, многолюдные и многоголосые улицы, веселая, хоть и не всегда сытая детвора, мистические звуки африканской ночи, запахи расцветающих роз, алоэ и эвкалипта.
Айвар не забывал о теневой стороне бытия и по-прежнему любил и страшные книги, и мрачную живопись, но теперь был уверен, что движущей силой «упаднического» искусства является воля к жизни.
У него появились товарищи, с которыми связывало общее дело, — как местные ребята, так и приехавшие из разных уголков Африки, чтобы научиться врачеванию. С ними Айвар был не так близок, как с Даниэлем, но все же общался с удовольствием. Вместе они ходили на стадион, на концерты местных музыкантов, ездили по национальным паркам, где можно было издалека посмотреть на розовых фламинго и озера, кишащие крокодилами, и даже на побережье Красного моря, в Эритрею, хотя не без некоторых сложностей. Айвар часто бывал и в Российском центре культуры и науки, в его библиотеках и Литературном арт-кафе, и даже подрабатывал там преподаванием русского языка.
Особой страстью этих парней был спорт, и Айвар тоже охотно к нему приобщился, не только регулярно посещая зал при госпитале, но и участвуя вместе с ними в разных любительских состязаниях. Самым ярким и зрелищным из таких был турнир между молодыми работниками разных африканских больниц, учрежденный несколько лет назад. Он проходил два раза в год, и помимо Эфиопии, в нем принимала участие молодежь из Кении, Нигерии, Мадагаскара, Гвинеи-Бисау, Анголы, ЮАР, Конго и Свазиленда. На нем собиралось много болельщиков, он отмечался с веселыми забавами, музыкой и народными танцами, а победители становились гордостью своей больницы. В их честь непременно устраивались праздники. Айвар считал такие мероприятия прекрасным вкладом в здравоохранение, так как красивое сильное тело и гармоничность движений издревле служили лучшим стимулом к заботе о здоровье, чем угрозы и поучения. Это повлияло и на него самого: он так и не бросил курить, но все же значительно уменьшил свой «рацион». И результаты не заставили себя ждать — Айвар регулярно отличался на любимом турнире, уступая в беге, но в метании ядра и копья неизменно получая первенство.
Впрочем, Айвару удавалось находить и притягивать к себе культурных и глубоких людей даже в то время, когда он обитал в зловонной среде. Теперь же он общался с ними на равных и видел, что новое поколение Эфиопии растет гораздо более открытым, приветливым и активным, чем их предки. Но с другой стороны как раз такая молодежь все чаще связывала свое будущее с Европой или Америкой.
Так прошло два года, в течение которых Айвар перебрался в пристойное жилье, рассчитался со всеми долгами и даже купил себе российскую «Шевроле Ниву» на рынке подержанного транспорта. Она стала его первой серьезной собственностью и предметом гордости, основательно помогла исследовать страну при местном бездорожье. Кроме того, на ней часто можно было перевозить что-нибудь для нужд больницы.
Личная жизнь у Айвара, разумеется, тоже не была скучной, и та сфера, в которой он раньше пребывал в унизительной роли наблюдателя и обслуги, открылась ему с прекрасной стороны. Местные девушки не обладали внешностью моделей, не знали особых уловок флирта, но с любой из них Айвар получал больше блаженства, чем за все время занятия проституцией.
В Эфиопии, несмотря на официальный христианский курс, царил хаос нравов, но отношение к женщине по-прежнему оставалось собственническим, и в деревнях большинство выходило замуж девственницами отнюдь не из-за благочестия, а по воле семьи, которая стремилась избавиться от лишнего рта. А вот в городе Айвар встречал немало смелых девушек, которые были не так скованы старыми устоями и хотели получить от мужчины не меньше, чем дать взамен. Возможность не зависеть от старших быстро пробуждала волю и любовь к жизни, и в этом было всякое — откровенные наряды, танцы в баре, имитирующие половой акт, совсем не туманные намеки и отчаянное продолжение.
Но как же это отличалось от прежних будней... Такое веселье, красочное и искреннее, пусть и бедноватое, казалось Айвару кусочком огромного шумного праздника наподобие карнавала в Бразилии, и этому нисколько не мешала его умеренность и даже строгость в плане алкоголя. Наивные ситцевые занавески на окнах, броская светомузыка, запахи кофе, меда, мускуса и цветочной воды, яркие тени на веках местных модниц и багровая помада, юбки колокольчиком и блестящие туфли на их изящных ногах, — такой Эфиопия теперь предстала перед ним, не полудиким нищим, живущим одними инстинктами, а веселым, добрым и немного легкомысленным странником.
Правда, время от времени Айвар все же сталкивался с отголосками прошлого. Госпиталь часто посещали крупные бизнесмены и даже политические бонзы для своих инвестиций, среди них были как африканцы, так и белые, и многие приезжали в Аддис-Абебу с семьями. Дочери почетных гостей, холеные светские барышни, любили поглазеть на молодой мужской персонал, когда им устраивали экскурсии. А уж если парням на какой-либо черной работе приходилось раздеваться по пояс, чтобы не забрызгать рубашку, девицы чувствовали себя будто в обиталище античных богов, героев и олимпийцев. Но это не мешало им обращаться к этим красавцам с самыми прозаическими и даже грубыми предложениями.
Айвар их получал неоднократно — девушки из высшего сословия не сомневались в продажности красивых молодых африканцев, и он даже не мог на это обижаться. Правда, расценки у таких покупательниц были иными: они с ходу предлагали и золотые часы, и мотоцикл, и смартфон, и путешествие на Карибские острова. Он понимал, что одноразовый секс не может стоить так дорого, и от него взамен хотят гораздо большего — чтобы он стал временным «бойфрендом», с которым приятно появляться на тусовках, поддерживать беседу, путешествовать и делать красивые фотографии. Однако он не желал возвращаться к старому ни в какой мере и всегда изящно, но решительно пресекал подобные претензии.
Но всех, с кем Айвар был близок из душевных побуждений, он запоминал, с благодарностью за то, что стал для них не секс-машиной, а обычным парнем, пусть и очень красивым, но со своими слабостями, причудами и даже страхами. А девушки всегда относились философски к мимолетности этих моментов счастья.
Самый трогательный и болезненный из таких романов случился у Айвара еще во время учебы на курсах. Эта история вдобавок многому научила его о жизни в Эфиопии, об истинном положении женщин и детей и о том, что никакие законы общества и религии не могут побороть природу, которая создала людей уязвимыми существами, нуждающимися в тепле и поддержке.