Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила. Страница 43

Он тоже снял футболку, обхватил девушку за плечи и снова приник к ее горячим губам, затем стал целовать шею и грудь, еле сдерживая распирающее желание грубо прижать ее к стене. «Что-то я не к добру разошелся» — вдруг мелькнуло у Айвара в голове, а тем временем Налия с видом богини, которую обслуживал жрец, невозмутимо стала надавливать ему на затылок. Тут он кое-как высвободился и вопросительно посмотрел ей в лицо.

— Ну что, Теклай, еще станешь говорить, что если бы ты был обручен, то тебя бы здесь не было? — задорно сказала Налия, придерживая его за ремень. — А вот мне почему-то кажется, что ты бы точно так же забыл обо всем на свете.

Айвар не мог с уверенностью сказать, что Налия неправа, и тем не менее ответил почти спокойно:

— Налия, а что особенного в том, что я здесь? Я, если ты не заметила, молодой красивый парень, я люблю секс, люблю что-то новое. Так с чего бы мне отказываться? Или у тебя уже есть претензии на нечто большее?

— Да у тебя в запасе немало колкостей, — улыбнулась девушка, — и выдержки, похоже, не занимать. Что же, тем интереснее.

Вдруг Налия с неожиданной бережностью прикоснулась к его налитым мышцам, перехваченным медными наплечными браслетами, и тихо сказала:

— Господи, какой ты стал красивый...

Почему-то Айвар ничего не смог ответить и только поцеловал ее в ямочку между ключицами. От этой крепкой пышногрудой девушки исходило тепло, напомнившее ему о вселенском первоисточнике, которому языческие легенды приписывали образ искушенной, не боящейся своих желаний женщины. Ее кудри и кожа пахли поздним виноградом с лиловой кожицей, подернутой инеем. Налия провела острым ногтем по его шее вдоль яремной вены, затем погладила соски, провела по ложбинке между напрягшимися грудными мышцами, слегка царапнула по животу.

Айвар не стал дожидаться, пока эти оценивающие прикосновения пойдут дальше, и плохо запомнил, как они оказались в спальне и где осталась вся прочая одежда. Но это забытье развязало ему руки, освободило африканское нутро и здоровую молодую агрессию от мыслей, недомолвок и правил приличия. Никто не мог наблюдать за ними, но Айвару казалось, что он совершает что-то преступное и от этого еще более очаровательное, сжимая ее плечи, руки и бедра, впечатывая грудью и животом в постель, истерзанную под их телами, запуская руки в гущу ее дикарских черных волос. Он вольно обращался с ее телом, не давая опомниться, жалел, что не может подрумянить черную кожу Налии своими пометками, а потом брал передышку и прижимался к нежному изгибу между ее шеей и плечом, к которому липли влажные завитки кудрей. «Не вздумай сказать, что это все!» — яростно шептала девушка, на что он почти спокойно парировал: «Плохо же ты меня знаешь!»

От бесцеремонных шлепков она вскрикивала, но тут же прогибалась еще соблазнительнее, стонала под весом его тела, кусала подушки, обхватывала его рукой за шею. Всласть отхлестав гордую африканку, Айвар разом повернул ее на спину, чтобы видеть все отражающиеся на лице чувства, бережно поцеловал ее грудь и низ живота и сразу взял стремительный ритм, будто боялся, что Налия еще попытается ускользнуть.

На такой скорости пик острого наслаждения быстро настиг и отпустил его, и Айвар сразу встревожился, что мог причинить девушке боль или обиду этим напором, но Налия его успокоила, многозначительно сказав: «Не бойся, я в долгу не останусь». И действительно, она не давала ему спуску в противоборстве, властвуя над этим красивым и странным парнем. Девушка обожала «кататься верхом», играть в «перекрестную любовь», меняясь местами, хватать его за волосы и удивлять знанием грязных словечек. Но Айвар это одобрял, считая, что страстные женщины в близости восполняют свои постоянные кровопотери и другие телесные и душевные затраты, которые волей-неволей ранят их сильнее, чем мужчин. И его слишком жгло изнутри, чтобы думать о самолюбии.

— Как жарко... — шепнула Налия, когда они вытянулись рядом, любуясь друг другом, наслаждаясь собственным бесстыдством. Их залитые потом тела изнывали от приятной усталости. Девушка вольготно улеглась на бок, словно отдыхающая гетера, и Айвар в порыве нежности снова стал целовать ее руки, плечи и колени.

Ближе к полуночи она задремала, а Айвара одолевали мысли, с которыми никак не удавалось заснуть, к тому же постель казалась раскаленной. Натянув штаны, он сходил в ванную комнату, освежил прохладной водой лицо и торс, а потом заглянул в красиво убранную кухню. Большое панорамное окно открывало вид на дикий сад, который на фоне ночного африканского неба казался тревожным, сонным сказочным лесом. Айвар долго всматривался в его глубину через стекло и порой задерживал дыхание, чтобы ощутить звенящую тишину. В нем ожили какие-то свежие силы, словно он сбросил старую кожу, а еще впервые за много лет ощутил тепло родного дома.

Потом пришла и Налия, кутаясь в кружевной халатик нежно-пудрового цвета, который вызвал у обоих забавные воспоминания о нелюбимом ею «розовом платьице». Они вместе постояли босиком у этого окна, обняв друг друга за талию, а потом снова разговорились так же легко, как в кафе, вспомнили даже о вечерах на диком балтийском пляже, когда диаспора устроила для эфиопских ребят поездку в оздоровительный лагерь.

Айвар надолго спрятал это в потемках сознания, как все, что было в последнее лето его детства в России. Теперь он впервые смог подумать об этом без прежней боли, и между воспоминаниями они ребячливо и весело ласкались. Он усаживал ее к себе на колени и Налия тыкалась носом в его влажные от пота волосы, игриво целовала его в обнаженные плечи и спину, водила пальцем по татуированному цветку, отчего у него снова тревожно и сладко ныло сердце.

Потом девушка взялась жарить кофейные зерна. Так же, как и Айвар, она любила кофе с шоколадом, только предпочитала всякие экстремальные добавки — имбирь, красный перец, морскую соль. Впрочем, в кухне витало много острых и сладких ароматов от специй и благовоний, как и в ванной веяло запахом сухих цветов и терпкого виноградного масла.

— Выпить чего-нибудь хочешь? — спросила Налия. — У меня есть чудесный карамельный ликер из Южной Африки, с кофе лучше и не придумаешь.

— Спасибо, но сейчас мне хочется, чтобы голова была ясной. Кроме того, ты горячее всякого напитка!

— Да и ты будешь покрепче, чем абсент! А самое главное, в неограниченном употреблении.

— Ладно тебе льстить, Налия! Для своей расы я ровно такой как надо, — отозвался Айвар невозмутимо, но с таким же лукавым огоньком в глазах.

— Но поесть, наверное, не откажешься? Могу гренки по-быстрому сделать, если хочешь.

— Ну кто же откажется от такой щедрости, — улыбнулся Айвар.

Поставив кувшин на огонь, Налия сказала:

— Ничего, что я себя так нагло повела? Знаешь, по твоему лицу сначала показалось, что тебе все еще четырнадцать и ты плохо понимаешь, чего от тебя хотят...

Она рассмеялась чуть глуховатым от курения, но приятным грудным смехом.

— Да просто отвратительно! — сказал Айвар весело, от души целуя волосы и шею девушки. — В следующий раз будь любезна: встреть меня в строгом платье в пол, с горячим ужином, целуй руки и ничего не говори и не делай, пока не разрешу.

— О, теперь я слышу истинного эфиопского мужчину, а не рафинированного петербуржца, — усмехнулась Налия. — Что же, попробуй, приучи меня к такому!

— Ладно, — ответил Айвар, осматриваясь. Ему очень нравилась прелестная умиротворяющая обстановка кухни: шторы из органзы с видом раскаленной пустыни, над которой восходит багровое солнце, плетеный поднос с расписными чашечками и сахарницей, арабский узорный коврик на полу, лампа под бледно-фиолетовым абажуром, разрисованным веточками белой сирени, которую Налия привезла еще из Москвы.

Девушка поставила на столик блюдо с гренками, снова села рядом и погладила его ступни пальцами ноги с перламутровым педикюром, стилизованным под «змеиную кожу». Айвар взглянул на нее с неловкой улыбкой — Налия попала в точку, заметив, что порой он выглядел как скромный подросток с более искушенной подругой. Но на самом деле это была зрелая и мудрая деликатность, когда не все считаешь нужным выставить напоказ.