Убийство по-домашнему - Райс Крейг. Страница 88
Дина положила на кровать пачку документов, касающихся Дегранжа.
— Значит, я была права, — сказала она. — Миссис Сэнфорд была шантажистка!
— Причем додумалась до этого самостоятельно! — подтвердила Эйприл. — Ты просто гений! — Она немного поколебалась, не сказать ли сестре о том, что она тоже догадалась, и об истории с Рупертом ван Дьюсеном. Однако решила пока что молчать.
— Это так странно, — сказала Дина. — Она ведь много лет жила по соседству…
— По соседству всегда кто-нибудь живет, — заметила Эйприл. — Прекрати переживать только из-за того, что ее убили. Не проходит и дня, чтобы кого-то не убили. Когда-то я искала для мамочки статистические данные в «Мировом альманахе» и узнала, что в 1940 году от рук убийц погибло восемь тысяч двести восемь человек только в Соединенных Штатах. Что уж говорить обо всем мире! Подумай, сколько человек по этой статистике погибает ежедневно!
— Ты могла бы точно подсчитать, будь у тебя карандаш и листок бумаги, — сказала Дина.
— Ну, хватит об этом, — быстро ответила Эйприл. — Но перестань огорчаться из-за смерти миссис Сэнфорд. Ты ведь сама знаешь, какая она была плохая.
— Знаю, — сказала Дина и задрожала от страха.
— Помнишь, как она нас выставила, когда мы вежливо попросили несколько нарциссов, чтобы украсить торт в мамин день рождения?
— А помнишь, как она угрожала нам вызвать полицию, когда Арчи забежал на ее газон в погоне за Хендерсоном? — спросила Дина.
— Она всегда прогуливалась в красивых нарядах, поэтичная, словно лилия, — добавила Эйприл. — Но мамочка говорила, что у миссис Сэнфорд такой оригинальный цвет волос только благодаря дорогостоящему парикмахерскому искусству.
— Ну, многие женщины осветляют себе волосы, — возразила Дина. — Нужно все же признать, что Флора Сэнфорд была очень симпатичная, хотя и слишком худенькая и болезненная на вид.
— Спорим, что мистер Дегранж не считал ее симпатичной! — сказала Эйприл. — И мистер Черингтон. И, — тут Эйприл подняла вверх один из множества документов, — этот человек…
«Этот человек», как оказалось, был невинным на первый взгляд руководителем торговой фирмы, владельцем маленькой виллы, мужем и отцом нескольких маленьких детей. К сожалению, у него была еще одна жена в Рок-Айленде в штате Иллинойс. Он женился на этой двадцатидевятилетней женщине, когда ему был двадцать один год, и прожил с ней только шесть недель. Поскольку у него не было денег на развод и алименты, а женщина работала официанткой в каком-то заведении и довольно неплохо зарабатывала, он официально не оформил развод, просто уехал и сменил фамилию.
Они также обнаружили в бумагах Флоры Сэнфорд документы, обвиняющие врача, который фальсифицировал свидетельство о смерти, чтобы старая вдова не потеряла право на возмещение ущерба, поскольку страховая компания отказывалась платить в случае самоубийства.
Была здесь также солидная пачка неосмотрительных писем одной известной в обществе дамы, фотографию которой девочки не раз видели в воскресном приложении «Таймс» и которая не хотела, чтобы стало известно, что ее мать была горничной в дешевом отеле в Цинциннати.
Был документ, свидетельствующий, что одна немолодая уже учительница английского языка, работающая в весьма пуританском воспитательном заведении для девушек, была когда-то задержана полицейским патрулем в нелегальном азартном притоне, куда она вошла, полагая по своей наивности, что это приличный ресторан.
— Миссис Сэнфорд не брезговала массовой продукцией, — заметила Эйприл. Она перелистала бумаги и вытащила другую пачку писем. — О, здесь кое-что интересное.
Она прочитала письмо, написанное фиолетовыми чернилами на фирменной бумаге дорогого нью-йоркского отеля.
«Любимая Флора!
Ты была права в своих предположениях относительно этого угрюмого адвоката Холбрука. Это его дочь! Однако насколько я смогла разобраться в деле, старик скорее предпочел бы умереть, чем признаться в своем родном городе, что это его родная дочь. Должно быть, он чокнутый; я бы на его месте гордилась такой дочерью. Когда она танцует этот свой номер, с тремя павлиньими перьями и ниткой жемчуга, публика вскакивает с мест и устраивает ей овацию. А сколько она зарабатывает! Если ее годовой доход уложить доллар к доллару, получится цепочка не короче общей длины всего атлантического флота. Люди бывают разные, этому ее отцу наверняка не нравится, что она сменила уже трех мужей, но, моя дорогая, как может женщина приобрести опыт, пока не научится на собственных ошибках! Может, ее старику также не нравится огласка, которую она получила, но, по моему мнению, любая реклама хороша, если она привлекает толпы зрителей и деньги в кассу. Любимая Флора, надеюсь, что данная информация даст тебе возможность заставить этого субъекта бесплатно заняться твоими юридическими делами. Огромное тебе спасибо за десять долларов, которые ты мне прислала, они очень пригодились! Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?
Твоя Вивьен».
— Мистер Холбрук! — воскликнула Дина. — Кто бы мог подумать! Значит, у него есть дочь, которая танцует, одетая в три павлиньих пера и нитку жемчуга! Этот богобоязненный мистер Холбрук! Он ведь когда-то строго отчитал Арчи за то, что тот свистел в воскресенье. Он увидел Арчи, когда выезжал из ворот миссис Сэнфорд…
— Никогда заранее ничего не известно! — торжественно заявила Эйприл. Она взяла следующее письмо, тоже написанное фиолетовыми чернилами и на фирменной бумаге отеля.
«Любимая Флора!
Я все сделала так, как ты хотела. Обратилась к ней, сославшись на старое знакомство, поскольку мы когда-то выступали в одном ревю в Мэриленде, хотя она тогда была в кордебалете, а я солировала… Да, да! Встретившись с ней, я сказала то, что ты хотела: что ее старый отец болен, неизвестно, выздоровеет ли он-, что он мечтает получить какое-нибудь известие от дочери. Я сказала, что знаю об этом от одной нашей с ним общей приятельницы и что эта особа согласна стать посредником, поэтому ей нужно передать те несколько слов, которые предназначаются старичку. Она сразу поверила, даже расплакалась и собственноручно написала письмо, которое я посылаю тебе вместе с конвертом, адресованным мистеру Холбруку, как ты и велела. Огромное тебе спасибо за эту сотню, я очень нуждаюсь в деньгах, потому что мне нужно лечить зубы, тем более что ты вселила в меня надежду, что я получу эту роль в Голливуде. Следи за своим здоровьем, любимая Фло, и дай мне знать как можно скорее, получу ли я эту роль.
Вивьен».
К этому письму был подколот конверт, адресованный мистеру Генри Холбруку. В конверте находилось письмо следующего содержания:
«Дорогой, любимый папочка!
Минуту назад я узнала, что ты болен. Умоляю тебя, выздоравливай как можно скорее! Извини меня за все те неприятности, которые я тебе причинила. Когда-нибудь ты еще будешь гордиться мной. Я никогда не совершала и не совершу ничего такого, чтобы тебе было стыдно за меня, даю тебе честное слово! Выздоравливай побыстрее, потому что, возможно, уже скоро я стану настоящей звездой в настоящем театре, и тогда ты, папочка, придешь на премьеру и будешь мне аплодировать!
Искренне любящая тебя дочь Б.»
В следующем письме, также, как и два первых, написанном фиолетовыми чернилами, говорилось;
«Любимая Фло!
Действительно жаль, что она не подписала письмо полным именем и фамилией, но откуда мне было знать, что тебе это так необходимо. В любом случае я бы не решилась попросить ее об этом, раз уж она подписалась только начальной буквой. Не сердись на меня, любимая Фло, ведь я делаю, что могу, и стараюсь по-дружески во всем тебе помогать. Я передала ей письмо, которое ты прислала, написанное якобы рукой ее отца, с просьбой насчет фотографии и автографа. Она расплакалась от волнения. Воспользовавшись замешательством, я сама выбрала фотографию’и подсунула ей ручку, и она подписалась, на этот раз своим настоящим именем. Посылаю тебе эту фотографию. Любимая Фло, если бы ты могла одолжить мне несколько долларов, я была бы бесконечно тебе благодарна. Последние несколько недель у меня была масса непредвиденных расходов.
Всегда искренне твоя Вивьен».