Наследство Валентины - Коултер Кэтрин. Страница 40

– Он был женат раньше. И все знает о женщинах, – тихо пробормотала она.

– Джесси? Это вас тревожит?

Джесси взмахнула рукой, словно пытаясь отогнать неприятные мысли, и снова повернулась лицом к Дачесс.

– Нет, это глупо. Я только сейчас об этом подумала. Просто, если у него уже была жена, ему известно обо всем больше, чем мне. Она была красивой, Дачесс?

– Алисия? Д-да... в общем, красива. Очень маленькая, с золотистыми волосами, как у ангелов на картинах, и самыми синими глазами на свете. Но довольно о ней. Бедняжка умерла давным-давно. Трагедия, конечно, но что общего это имеет с вами, Джесси?

– Она помогала Джеймсу в Кендлторпе?

– Если вы имеете в виду, помогала ли она ему объезжать лошадей и чистить стойла, ей это даже в голову не приходило.

– Она просто сидела в гостиной и разливала чай? Не ездила верхом и не участвовала в скачках? – с таким ужасом спросила Джесси, что Дачесс невольно улыбнулась.

– Забудьте о ней. Ну а теперь посмотрим, готов ли ваш муж к отъезду.

Епископ Йоркский воззрился на Джесси, словно та была экзотической птичкой, залетевшей в Чейз-парк неведомо откуда. Возможно, после такого количества шампанского он даже не узнал в ней новобрачную.

– Полагаю, – звучно произнес он, – этот золотистый костюм для верховой езды сшит по американской моде? Но одобрила ли ее милость столь нетрадиционный покрой?

– Одобрила, – поспешно вставила Дачесс и, взяв Джесси за руку, поскорее оттащила прочь. Новобрачная попрощалась с гостями и умоляюще поглядела на хозяйку.

– Вы очень хорошо отнеслись ко мне, хотя я этого не заслужила. Могу я иногда видеться с Чарльзом и Энтони?

– В любое время, – ответил подоспевший граф, обнимая Джесси. – Кстати, эти чертовы зануды, именуемые нашими слугами, ждут на крыльце, чтобы пожелать вам счастья.

– Да, пойдем, Джесси, – попросил Джеймс и, взяв ее затянутую в перчатку руку, повел к огромным массивным дверям, ведущим к истертым десятками ног каменным ступенькам, на которых уже стояли все четверо «зануд» с широкими улыбками на лицах.

Баджер вручил Джеймсу огромную закрытую салфеткой корзину.

– Я положил вам несколько бараньих котлет, огурцы, немного яблочного пудинга и ваше любимое блюдо, вареную телячью ножку. Вам, конечно, захочется пить, так что я сунул туда и шампанское. Оно очень холодное. Выпейте его поскорее.

– А это склянка с кремом для вас, Джесси, – перебила его Мэгги. – Не забывайте, теперь вы не можете накладывать его перед сном, иначе муж начнет либо смеяться, либо плакать, в зависимости от настроения.

– Я хочу подарить вам серьги, Джесси, – объявил Самсон. – Моя Мэгги заверяет, что они будут исключительно смотреться в ваших крохотных ушках.

– Господи, Самсон, да это сапфиры!

– Да, Мэгги примерила их, желая убедиться, что они вам пойдут. Приложите их к мочкам – вот так, и пусть остальные скажут. Что вы думаете, мистер Баджер?

– Мне кажется, – медленно выговорил Баджер, внимательно изучая серьги, – они не идут к золоту. Слишком яркий цвет, и убивает именно этот оттенок желтого. Да, это все равно, что я подал бы сладкий картофель с черникой! Никогда не носите сапфиры с этой амазонкой!

– А по-моему, цвета прекрасно дополняют друг друга, – возразил Спирс, мягко отодвигая Баджера, чтобы получше видеть. – Но я согласен, мистер Баджер, сладкий картофель ужасно выглядит рядом с черникой.

– Что ж, – вздохнула Мэгги, – я не могу получить их обратно, поскольку Самсон уже подарил серьги вам. А как по-вашему, Джеймс?

– Мне нравятся ее уши сами по себе, без всяких украшений.

У Баджера был вид кондитера, чей торт только что безнадежно сел. Спирс поджал губы, словно строгий судья. Самсон уставился на уши жены, ухмыляясь без зазрения совести. Однако Мэгги лишь похлопала Джесси по руке и велела делать с серьгами все что захочется:

– Пусть Джеймс выберет туалеты, которые лучше всего к ним подойдут.

Спирс сурово нахмурился, и Джесси поняла, что он не сводит глаз с Джеймса. Черный костюм делал его похожим на священника.

– Спасибо, Спирс, – прошептала она.

– Позаботьтесь о Джеймсе, – посоветовал он, и Джесси едва сдержала смех.

– Да, постараюсь.

– И проследите, чтобы он не сбился с пути.

– Какого пути, Спирс? – поинтересовался Джеймс, перекладывая корзину из одной руки в другую. – Эти чертовы котлеты весят почти столько же, сколько новое седло, которое я купил для Джесси.

– Какое седло?

– Не важно. Это сюрприз. Клянешься, что будешь долго и громко удивляться, когда я наконец подарю его тебе?

– Даю слово. Так о каком пути идет речь, Спирс?

Спирс расплылся в улыбке:

– Узнаете в свое время, Джесси. Если мы понадобимся, дайте знать. Мы немедленно приедем. Обещаете?

– Обещаю, – кивнула Джесси и, привстав на носочки, поцеловала его в щеку. – От вас хорошо пахнет, Спирс. Пользуетесь кремом Мэгги?

Баджер взорвался смехом. Мэгги хмыкнула. Самсон фыркнул. Спирс не шевельнулся. Новобрачные расхохотались и, помахав руками на прощание, поскакали по чудесной, обсаженной деревьями подъездной аллее Чейз-парка. Джеймс сидел на Бертраме, сером берберском жеребце с белым носом, из конюшен Крофта, а Джесси – на Эсмеральде, гнедой кобыле, потомке Турка Байерли, купленной у графа Ротермира.

День был теплый, солнце ярко светило, по небу плыли пушистые белые облачка. Через четверть часа Джесси спросила:

– Джеймс, не можем ли мы открыть шампанское?

Джеймс удивленно покосился на жену. Она не сказала ни единого слова с тех пор, как они покинули Чейз-парк. И целиком сосредоточилась на лошади – Джеймс распознал этот решительный взгляд, которому часто был свидетелем на скачках. Но к чему сейчас такая напряженность?

Джесси разрумянилась, непокорные пряди выбились из-под кокетливой шляпки, длинное перо ласкало щеку.

Джеймс показал влево, где за невысокой белой изгородью красовалась маленькая кленовая рощица:

– Там, за деревьями, есть небольшой луг.

Они легко взяли препятствие, и Джесси поехала вслед за Джеймсом по узкой тропинке, которая неожиданно кончилась крошечной круглой лужайкой, утопающей в ярких розовых и красных розах, фиолетовых колокольчиках, белой кашке и желтых лесных фиалках. Джеймс обошел лужайку, отыскал камень, поросший мхом, достаточно плоский и большой для двух человек, поклонился Джесси и торжественно объяснил:

– Не хочу мять цветы. Мох – дело другое.

Они расстелили скатерть и разложили угощение Баджера. Джеймс открыл шампанское, разлил по бокалам и, смеясь, бросился подбирать губами драгоценную жидкость, которая переливалась через край.

– Возьми, Джесси.

Они весело чокнулись.

– Почему ты так внезапно захотела шампанского?

– Подумала, что, если выпью всю бутылку, ты сможешь побыстрее с этим покончить.

– С чем именно?

– Не будь глупым.

Она несколькими глотками прикончила шампанское и протянула ему бокал.

– О, ты хочешь забыться. И когда потеряешь сознание, я стану проделывать с тобой всякие омерзительные вещи, и дело будет сделано, а тебе больше не придется ни о чем беспокоиться.

– Совершенно верно, хотя я не стала бы описывать предстоящее столь откровенно.

– Я – мужчина и поэтому бываю груб. Все же почему тебя так беспокоит мысль, что придется спать со мной? Ты знаешь меня всю жизнь. Тебе известны все мои дурные привычки, по крайней мере большая их часть. Ты еще не слыхала, храплю я или нет.

Джесси не могла поднять на него глаз и старательно изучала кустик наперстянки, росший около ее ботинка. Она допила шампанское, и Джеймс немедленно налил снова, когда жена, не глядя на него, протянула пустой бокал.

– А, наперстянка, очень мило, – заметил Джеймс, наблюдая, как она расправляется с искристым вином и в который раз отдает ему пустой бокал.

– Да, – подтвердила Джесси, думая, что на самом деле наперстянка выглядит очень странно, поскольку почему-то все время расплывается перед глазами.