Как управлять поместьем: пособие для попаданки (СИ) - Иконникова Ольга. Страница 26

– Говорил я вам, Анна Николаевна, что народ у нас любит простое, привычное, – укоряет он меня, когда я, прогулявшись по площади, возвращаюсь к нашей лавке.

И не возразишь – говорил. А я настояла – и на сыре с зеленью (укропом и петрушкой), и на сыре с орехами. Правда, грецких орехов в здешних магазинах найти не удалось, зато кедровых и в самом поместье оказалось сколько угодно.

– Только деньги зазря потратили на всякие приправы, – сокрушается Сухарев.

Я едва не плачу от обиды. Мы украсили наш прилавок особо, и он выделяется среди прочих. Устроили дегустацию всех сортов сыра, подготовили мёд и орехи. Но даже пробовать наш продукт решаются не все. А уж макать сырный кусочек в чашку с мёдом для большинства покупателей – и вовсе извращение.

– Да как можно соленое со сладким мешать? – изумляется дородная дама с корзинкой. Она всё-таки пробует сыр с перцем и даже вроде бы одобрительно кивает, но покупает всё-таки мягкий, знакомый.

Да, если так дела и дальше пойдут, я не только не помогу ничем настоящей Анне Николаевне, но и всё поместье по миру пущу.

Я отхожу чуть в сторону, чтобы Сухарев не заметил моего отчаяния. И почти сразу же слышу громкий голос:

– Чем торгуешь, почтенный?

У прилавка стоит солидный мужчина, одетый в добротный сюртук темно-синего цвета. И поскольку за его спиной стоит носильщик с тележкой, я сразу чую в нём покупателя нездешнего и выгодного.

– Вот, сударь, извольте – любые сыры на ваш выбор, – соловьем заливается Захар Егорович. Он, судя по всему, тоже угадывает в мужчине человека приезжего, который закупается не по мелочи. – Всё свежайшее, способное удовлетворить самый взыскательный вкус.

Мужчина в сюртуке отказывается от традиционного сыра, а вот к твердым сырам проявляет заметный интерес. Неспешно пробует каждый сорт – и с перцем, и с мятой, и с грибами, и с кедровыми орехами, и с зеленью, – сначала просто так, а потом и с мёдом.

Я замираю, ожидая его вердикта. А когда он удовлетворенно крякает, облегченно выдыхаю и тоже подхожу к прилавку. Мужчина как-то сразу признает во мне хозяйку и с достоинством кланяется. Он представляется («Константин Иванович Терешин, старший приказчик ярославского купца первой гильдии Забродина»), я тоже называю себя.

– Позвольте дать совет, Анна Николаевна, – спрашивает он, и когда я киваю, продолжает, – вам с такими сырами на подобных ярмарках делать нечего. Народ тут к яствам подобного рода непривычный. Вы свой товар в Петербург или в Москву отправляйте – там любители найдутся. А то, что на сей раз сюда привезли, я у вас куплю. У моего хозяина в Ярославле – самый крупный в городе гастроном, где как раз такие диковинки внимание и привлекают. Евсей Назарович товар и в Европе закупает, в том числе и сыры. Ну, а ежели найдете возможность свой продукт к нам в город раз в месяц привозить, то я цену за него хорошую дам. Скажем, по пуду каждого сорта?

Сделку мы заключаем быстро, и когда спустя пару часов возвращаемся домой, Сухарев поворачивает свое мнение на сто восемьдесят градусов.

– А ежели, Анна Николаевна, нам, и правда, в столицу податься? Там-то, поди, цены совсем другого порядка.

Я довольно киваю. А почему бы и нет? Побывать в Петербурге ох как любопытно!

32. Сенокос

Начало сенокоса приводит в движение всю Даниловку. На луг высыпают все – от мала до велика. Я с умилением гляжу, как ребятишки важно шагают рядом со взрослыми, и на плече у каждого – то маленькая коса-горбуша, то крохотные, кажущиеся почти игрушечными грабельки.

Косьбу по традиции начинают с лучшего хозяйского луга. Детей сюда, ясное дело, сразу не пустят. Их удел – подкосы у кустов да в оврагах. А вот ворошить сохнущую траву спустя день-другой пойдут и они.

Косы-горбуши тут называют горбушками – именно ими и косят. Лезвие у такой косы похоже на серп, а ручка короткая, и косарю приходится сгибаться при каждом взмахе – горбиться.

В наше время такие косы тоже еще в ходу, но используют их разве что на подкосах в тех местах, где другой косой не размахнуться. А здесь это – повсеместная практика.

Косы-стойки тут тоже известны, но слишком дороги, и в Даниловке до моего прибытия не водились. Да что говорить про не самое богатое провинциальное поместье, если даже на уездной ярмарке ни одного экземпляра косы-стойки мы не нашли, и мне пришлось отправить за ней Сухарева аж в Вологду. И снова управляющий ворчал и сетовал на расточительность хозяйки. Дескать, и чем же мне привычные-то косы не приглянулись? Испокон веков ими косили и нужды не знали.

Но я уже настолько привыкла к его сомнениям и скупости, что почти не обращаю на это внимания. Вон и против плуга он возражал, а теперь сам признал – хорошо, дружно рожь взошла на вспаханных им полях.

Кос-стоек из Вологды он привозит аж пять штук – я велела ему потратить на них все деньги, какие дала. Но от комментария всё-таки не удерживается:

– Не в укор вам, Анна Николаевна, а исключительно с радением о хозяйстве – у нас в Даниловке, поди, все коровы столько-то не стоят.

Насчет коров у меня тоже есть кое-какие мысли. Даниловское стадо нуждается в добавлении свежей крови, и если дело с продажей сыра наладится, то вырученные деньги хорошо бы направить на покупку породистого быка-производителя и нескольких молодых коров. Но пока я это не озвучиваю – к прогрессу нужно привыкать постепенно. Нам бы с косами разобраться.

К любому новому инвентарю привыкнуть нужно, а никто из здешних обитателей косу-стойку прежде не то, что в руках не держал, а даже не видал. Сама я отлично с ней управляюсь, но если я сама выйду на луг и начну показывать все ее преимущества, боюсь, меня примут за сумасшедшую. Барыня на сельхозработах – мыслимое ли дело?

Хотя научить крестьян хотя бы основам обращения с такой косой всё-таки нужно, и мне приходится сказать, что я с детства каждое лето проводила в поместье дядюшки, где такие косы как раз были в ходу. Сухарев в ответ на это с сомнением качает головой, но всё-таки рачительность в нём берет верх над скептицизмом. Раз уж инструмент куплен, так не в сарае же ему лежать. Более того, Захар Егорович решается сам под моим чутким руководством осваивать новое орудие труда.

На дальнее пастбище мы с тетушкой и Сухаревым прибываем в бричке, а четверо отобранных для эксперимента мужиков приходят пешком. Из этих четверых я знаю только Михаила (брата Вари и Стешки), да Вадима Кузнецова. Но остальных двоих представить мне управляющий не считает нужным. И хотя из-за этого я чувствую себя несколько неловко, спросить их имена сама всё-таки не осмеливаюсь – и так уже нарушаю традиции по полной программе.

Первым в руки новую косу берет как раз Кузнецов. Он – мужик умный и хваткий, но даже у него поначалу мало что получается. У меня бы вышло куда ловчее! И после получаса безуспешных попыток приноровиться к новому инструменту и Вадим, и Захар выносят однозначный вердикт:

– Баловство всё это, Анна Николаевна. Пустая трата денег. Такую косу дай кому, и дня не пройдет, как лезвие поломают. Вон оно – так и норовит в землю воткнуться.

Нет, ну разве я могу такое снести? Я беру косу из рук Сухарева, и, прежде чем тетушка успевает меня остановить, делаю замах. Вжух!

Меня охватывает какой-то дикий и давно забытый восторг. Я не косила так уже давно – как-то не было необходимости, в нашем акционерном обществе всё было механизировано, а дома у нас был триммер, – а руки-то не забыли! И мне уже всё равно, что подумают обо мне и тётушка, и мужики. Я уже не могу остановиться. Так и иду вперёд по пожне, оставляя за спиной ровную полосу. И даже гневный окрик Глафиры Дементьевны не способен испортить мне настроение.

И когда я возвращаюсь к своим подопечным, я не чувствую ни малейшего смущения. Пусть думают что хотят.

– Ну, кто еще спорить станет? – строго спрашиваю, возвращая косу управляющему.

Они смотрят на меня, открыв рты. А потом Вадим встает к моей полосе и рядом с ней ведет свою. Должно быть, показываю я лучше, чем объясняю на словах, потому что на этот раз у него получается довольно неплохо. А может, в нём взыграло уязвленное самолюбие? Впрочем, какая разница? Важно, что дело наконец-то пошло.