Мысли и сердце - Амосов Николай Михайлович. Страница 20

Ну, черт бы с ней, пусть программа. Если четырнадцать миллиардов, то все равно что — бог или свобода воли. Ужасно другое — они, кибернетики, грозятся воспроизвести все эти программы. Воображаю... «Влюбленная машина».

Вот по этому поводу: «Программы поведения человека». Надо думать, Саша попытается дать кибернетический ответ на извечный вопрос «что есть человек?», «как познать самого себя?».

Нет, здесь написано слишком много. Мне нужно идти вниз, взглянуть. А все-таки любопытно. Посмотрю бегло. Многое знакомо.

Вспоминаю длинные разговоры... Фрейд, фрейдизм... Саша яростно выступал против этого учения. И возмущался, что у нас ему ничего настоящего не противопоставлено. Кажется, он говорил так:

— Фрейд — психиатр. То, что он наблюдал на психопатических личностях, он пытается распространить на всех людей. Если верить Фрейду, то ни о каком коммунизме не может быть и речи.

Нужно создать новую настоящую количественную кибернетическую психологию, без которой нельзя планировать построение нового общества. Бытие определяет сознание, но есть обратная связь. По мере повышения культуры и благосостояния масс значение этой обратной связи резко возрастает, и сбрасывать это со счетов нельзя. Мы как раз находимся на этой стадии.

Итак, «программа поведения».

«Человек — это сложнейшая саморегулирующаяся, самообучающаяся и самоорганизующаяся система...» Само... само... само... Долго я не мог понять. Это «само» попросту обозначает, что программа очень сложна и система может приспособиться к самым различным условиям. Инженеры уже создали подобные системы. Самообучающаяся — это накапливающая и использующая опыт. Самоорганизующаяся — это способная в процессе взаимодействия с другими менять даже свою структуру.

«Деятельность человека, как и любой другой системы, осуществляется по программе, то есть она предопределена структурой организма на каждый данный момент. Программы меняются по мере их исполнения и под воздействием извне, как и в технических самоорганизующихся системах. Однако пределы изменений ограничены самой структурой.

Следовательно, нет никакой принципиальной разницы между человеком и машиной. Все дело только в сложности структуры, которая определяет сложность и разнообразие программы поведения. Этот вывод не должен пугать своей кажущейся механичностью. Нужно ясно представить огромные различия в сложности программ».

Нет. Я это представить не могу. Никогда машину нельзя сделать такой сложной, как человек.

«Иногда говорят о „свободе воли“, отличающей человека. Мне кажется, что это фикция. Все наши свободные решения, как бы они ни были неожиданны для окружающих, предопределены программами, которые включаются и переключаются внешними и внутренними раздражителями. Другое дело, что их трудно познать, „смоделировать“.

У человека есть два типа программ: «животные» и собственно «человеческие». Первые достались нам от предков, а вторые постоянно прививаются обществом, как более высшей системой. Воздействия оказываются через людей и вещи. Влияние общества огромно, без него человек остается животным. За это говорят примеры детей, воспитанных волками и обезьянами.

Животные программы многообразны и многоэтажны. Реакция клетки — это клеточная программа. Так же как и безусловный рефлекс, хотя он лежит на более высоком «этаже». Все развитие животного из клетки, вся его жизнь и деятельность — все осуществляется по врожденным программам. Самыми высшими из них являются инстинкты: 1) самосохранения; 2) продолжения рода, состоящего из полового и родительского. Модели программ-инстинктов заложены в структуре регулирующих систем — нервной и эндокринной. Каждая высшая программа реализуется через целую серию низших, частных. Инстинкты проявляются через сложные рефлексы. Поиск самки — это инстинкт, а проявление его может быть самым разнообразным, в зависимости от обстановки. Все инстинкты присутствуют все время, но действуют они не одновременно. Поведение животного — это набор сложных и простых двигательных актов. Они включаются внешними и внутренними раздражителями. Инстинкт активизирует одни и тормозит другие. Во время течки инстинкты питания и самосохранения отступают на задний план и включаются только при очень сильных раздражителях (например, голоде). После появления детенышей у самки родительский инстинкт заслоняет все другие. Все поведение животного подчинено только ему...

К перечисленным двум инстинктам следует добавить еще два сложных рефлекса — подражания и свободы. Последний, видимо, довольно важный.

Инстинкты присущи самым низшим животным. Программы их относительно просты, они более или менее жестко заложены в клетках и их связях между собой. Гибкость достигается только за счет самих клеток — их способности к приспособлению.

Когда в процессе эволюции появились высшие животные, имеющие кору головного мозга, характер программ изменился. Над моделями старых жестких программ безусловных рефлексов и инстинктов появилась новая надстройка — огромное количество нервных клеток со свободными связями, из которых можно создать любой образ — модель. Они обеспечили принцип обучаемости. Условные рефлексы — это не что иное, как модели, прививаемые опытом, обучением.

Кора у животного — это своеобразная счетная машина, призванная сначала запоминать, а потом и анализировать внешние воздействия, чтобы давать сигналы в подкорку — включать безусловные рефлексы — различные двигательные акты. Она выполняет подсобную роль, увеличивая гибкость поведения животного в сложном внешнем мире. Господствующее положение занимают по-прежнему подкорка, эндокринная система — то есть программы инстинктов. Они дают приказы «искать» или «спасаться», а кора помогает наилучшим образом реализовать их в зависимости от внешних условий, воспринятых и заполненных раньше...

Мы еще не знаем точных границ возможностей коры животных. Когда они живут около человека и подвергаются воспитанию, то иногда выявляются человеческие качества — кора диктует им поведение, идущее против биологической целесообразности. Всем известны подвиги собак, жертвующих жизнью за хозяина вопреки инстинкту самосохранения».

Мысль о животных. Наши младшие братья. Они любят, ненавидят и, самое главное, страдают. А их так безжалостно бьют. Человек жесток. Например, эти охотники. Я понимаю — уничтожать хищников. Но зачем птиц, белок?

Сантименты. Что животных, если люди еще не научились жалеть друг друга? Впрочем, в будущем обществе и в этом плане будут какие-то сдвиги к гуманизму. Химия будет поставлять бифштексы.

Вспомнил новый рассказ о верности.

Сибирь. Тайга. Охотник нашел волчонка и воспитал. Большую часть времени они жили одни в лесной избушке.

Когда появлялись в деревне, волчонок не признавал никого. Наверное, человек его очень любил...

Сорок первый год. Призыв в армию. Горестное прощание. Он оставил волка старику охотнику.

Три года войны, страданий. Вернулся хромой. Семья распалась. Старик рассказал, что волк не захотел есть и сразу ушел в лес. «Ну, что же...» В избушке он увидел: выломано окно, на стенах внутри много следов когтей. И скелет волка на полу.

«Человеческая кора по своему строению отличается от животной несколькими лишними „этажами“, позволяющими создавать большие модели, охватывающие продолжительные события и сложные системы. Они создаются в процессе обучения и воспитания. При этом включается своеобразный механизм с положительной обратной связью, который я называю „принципом самоусиления“.

Известно, что если клетку постоянно возбуждать, она подвергается гипертрофии, то есть увеличивается в объеме и усиливает функцию. Это основной механизм клеточного приспособления. Такая же история происходит и с человеческой корой. Многие клетки ее постоянно «работают», в результате чего они гипертрофируются — начинают выдавать больше импульсов на одни и те же раздражители. Это влечет за собой превалирование данной модели над другими — доминирование. Оно представляет главный секрет человеческой психики. Благодаря гипертрофии, усилению, кора у человека, живущего в цивилизованном обществе, в некоторых случаях способна выйти из подчинения подкорки.