Необоснованные претензии - Коултер Кэтрин. Страница 25

— Да, сэр, доктор Хантер, — ответил Лайэм, — я знаю, сэр. — Он торопливо начал набирать цифры на телефонном диске:

— Коги, доктор Хантер здесь. Да, верно.

Кристиан дотронулся до золоченого листка в старинном лифте и схватился за перила, когда кабина качнулась и накренилась между этажами.

"Аффектация — всего лишь аффектация, — подумал он, — и не важно, какие формы она принимает, эта манерность”. Он улыбнулся своей мысли и сделал над собой усилие, чтобы полюбоваться замечательным сооружением.

Его приветствовал слуга-японец, весивший не более ста фунтов, даже если подошвы его туфель были из свинца. Человечек без возраста. Сколько ему? Тридцать? Сорок? Может быть, и пятьдесят. Как и привратник, он узнал Хантера, но не сразу. Кристиану показалось, что, кроме всего прочего, в выражении его лица была настороженность, некое опасение, как бы Кристиан не причинил вреда миссис Карлтон, В ответ на взгляд узких черных глаз Хантер покачал головой и поймал себя на этом.

Коги принял пальто Кристиана, кожаные перчатки и сказал только:

— Добрый вечер, доктор Хантер, сэр. Кристиан кивнул, потом поднял голову и застыл. Он не мог поверить, что наконец видит ее, находится в одной комнате с ней. Наедине или почти наедине.

— Добрый вечер, миссис Карлтон.

Он подошел к ней и взял ее руку. Не пожал, как она ожидала, а поцеловал в запястье. Прежде чем выпустить руку, вдохнул ее аромат. Элизабет смотрела на его склоненную голову и чувствовала на своей ладони его холодные пальцы. Она мягко высвободилась.

— Как Вена? “Вена?"

— О, очаровательна, как всегда.

— Не желаете ли чего-нибудь выпить, доктор Хантер?

— Пожалуйста, зовите меня Кристианом и — да, мне бы хотелось выпить бокал белого вина. Мне легко угодить — предпочитаю белое и очень сухое вино.

Элизабет едва заметно улыбнулась.

— Я тоже. Белое и сухое, именно так. Элизабет кивнула Коги и жестом указала на диван.

— У вас красивый дом, миссис Карлтон.

— Благодарю вас, — ответила она спокойно. — Как вы знаете, он принадлежит моему мужу.

Громко зазвонил телефон.

Элизабет уставилась на телефон, моля Бога, чтобы это не был Роуи. Она отказала ему сегодня в свидании, сославшись на то, что у нее назначена деловая встреча. Она слышала, как Коги взял трубку, пробормотал что-то, и на том дело кончилось.

— Может быть, вы ждали звонка?

— О, нет, вовсе не ждала. Пожалуйста, сядьте, доктор Хан… Кристиан. И называйте меня Элизабет.

Она посмотрела ему прямо в лицо и добавила:

— Раз вы спасли мою жизнь, я считаю, что называть друг друга по фамилии было бы нелепо.

— Не могу не согласиться, — ответил он, усаживаясь.

— Когда я впервые увидела вас в суде, я решила, что вы англичанин.

— Манерность, которую я так и не перерос, — понимающе кивнул он. — Моя мать была младшей дочерью английского баронета, сельского сквайра, и меня вырастили в уверенности, что английский твид носят люди изысканного вкуса, предпочитающие дорогие вещи, и что хорошо подстриженные и ухоженные усы обнаруживают интеллект большой глубины. То, что я курю трубку, конечно, показывает, что я, как и многие американцы, неравнодушен к табаку. Вы не возражаете, если я закурю?

— Конечно, нет. Мой отец курил трубку. Я люблю запах трубочного табака.

Она наблюдала, как он выполнял все стадии трубочного ритуала. Изящные, легкие движения — заметно, что этой привычке он следует давно.

— А вот и ваше вино. Благодарю, Коги.

— За вашу новую жизнь, Элизабет.

— Да, благодарю вас.

Она отпила крошечный глоток вина, думая о том, что же сказать ему. С чего начать? И чего можно от него ожидать?

— Прошло столько времени, — произнесла наконец Элизабет.

— Да, довольно много, — согласился он. — Вижу, что пресса наконец оставила вас в покое.

— В основном да. И, знаете ли, это большое облегчение.

— Я видел вас однажды в Линкольн-центре пару месяцев назад с Роуи Чалмерсом. Впечатляющий мужчина.

Он внимательно наблюдал за ней. Она побледнела, потом лицо ее приобрело холодное и замкнутое выражение.

— Вы так думаете?

— Я знаю его семью. Отец, как мне думается, недалекий человек, но мать исключительно умна и хорошо ведет дела.

Элизабет не ответила на эту реплику. Коги объявил, что обед подан, и у Элизабет возникло странное ощущение deja vu [20], когда он сел с ней за стол, — она вспомнила, что то же самое было с Роуи. Сегодня Коги приготовил изысканное блюдо из креветок в соусе провансаль, столь нежное и легкое, что оно просто таяло во рту.

— Вы психолог.

— Да. Но это что-то вроде хобби, прокурор не ошибся.

— И много у вас пациентов?

— Вероятно, с дюжину или около того. Поскольку мне не надо беспокоиться о хлебе насущном, я могу выбирать тех пациентов, которые мне более интересны.

— Понимаю.

— Например, один из них — бизнесмен средних лет, вполне удачливый, который однажды без всякой причины сорвал с себя одежду и в таком виде отправился на встречу со своим боссом, по несчастной случайности женщиной, и попытался изнасиловать ее.

Горсточка дикого риса на ее вилке так и осталась в воздухе, не донесенная до рта.

— И чт-что случилось?

Он усмехнулся, и на его левой щеке образовалась глубокая ямочка.

— Собственно говоря, женщина была крупнее его. Она дала ему оплеуху, лягнула так, что он свалился на пол, и у него начался сердечный приступ. Теперь он лечится у меня уже около трех месяцев. И совершенно не помнит об инциденте.

Рис упал с ее вилки на тарелку:

— Да вы сочинили эту историю! Он засмеялся и покачал головой.

— Нет, клянусь — чистая правда. Но я сконструировал для него особые подтяжки. Они защелкиваются сзади, на спине, и спереди их расстегнуть нельзя. Поэтому, если у него снова возникнет желание раздеться, к тому времени, когда ему удастся наконец освободиться от подтяжек, отстегнув их от штанов, желание иссякнет.

— А как его босс-леди?

— Она тоже, как я понимаю, лечится — у нее возник комплекс вины. Ведь она чуть не прикончила беднягу. Но дама не моя пациентка. Вообще этот случай в психологической практике классифицируют как “конфликт интересов”.

— Хотите еще хлеба, приготовленного Коги?

— Почему бы и нет?

"Какие красивые, изящные руки, — подумала Элизабет, наблюдая за тем, как он намазывает масло на ломтик теплого хлеба. — Руки художника с длинными узкими пальцами”.

— Вы играете на каком-нибудь инструменте? — спросила Элизабет.

— Пытался, когда был помоложе. На скрипке и фортепьяно. К сожалению, у меня таланта не больше, чем у этой солонки. Я один из ваших величайших, но неотесанных поклонников.

— Вы так и сказали в суде.

— Ну, уж это-то по крайней мере было правдой. Он говорил так, будто соглашался, что погода ужасная — ни больше, ни меньше.

— Расскажите об остальных ваших пациентах. Он так и сделал. Хотя Элизабет и слушала его с широко раскрытыми глазами, она все-таки заподозрила, что он импровизирует — и очень искусно.

— ..и, видите ли, дочь продолжала громко жаловаться, что на нее напал отчим и приставал к ней с определенными намерениями. Самое интересное, что ее отчим был импотентом уже много лет. Оказалось, что дочь пыталась таким образом защитить мать от злобных сплетен. В их загородном клубе посмеивались над ним, а мать очень переживала. Обвинив своего отчима в сексуальных домогательствах, дочь наивно пыталась доказать, что он был кое на что способен в постели.

— И что же вы предприняли на этот раз?

— В конце концов мы нашли решение. Я отыскал хирурга, способного помочь парню, и теперь, похоже, отчим и вправду охотится за девочкой.

Кристиан слышал смех Элизабет и чувствовал, как ее очарование струится как бы сквозь него, согревая. Медленно он поставил кофейную чашку.

— Полагаю, Элизабет, вы достаточно наслушались моих профессиональных историй.