Олигарх 2 (СИ) - Шерр Михаил. Страница 14

Здесь я уже предположил, что этот неизвестный Петр и есть господин Высоцкий, а вот кто такие майор Валериан Лукасинский и полковник Игнацы Прондзиньский я не знал.

Но зато этих персонажей отлично знал Сергей Петрович. Это были польские заговорщики, причем майор Лукасинский был арестован и осужден еще в 1822-ом году.

У обоих моих сотрудников были достаточно обширные связи в Царстве Польском, особенно у Ивана Васильевича. Среди его сослуживцев и боевых товарищей были и поляки, некоторые из них продолжали служить в армии Царства Польского. У Сергея Петровича связей было намного меньше, но они были на мой взгляд очень серьезными, это были связи деловых людей.

Поэтому вынужденную задержку мы решили использовать для зондирования настроений в Русской Польше, используя связи моих сотрудников. Я же под бдительным оком супруги лежал в постели, отсыпался и пил чай с липой, медом и малиновым вареньем.

Никаких признаков опасности в Варшаве не было, но береженого бог бережет, поэтому визитов мы не делали и старались соблюдать инкогнито своего нахождения в Польше. Иван Васильевич настоял, что бы мы на время нашего пребывания в польской столице разместились в расположении одного из русских кирасирских полков, командира которого когда-то служил в гвардии и мой родитель был его первым командиром эскадрона, а господин отставной капитан вместе с ним бил французов.

Двухдневные изыскания моих сотрудников не принесли нам никакой информации о готовящемся заговоре. Действительно поручик Петр Высоцкий не давно был переведен из 4-ого гренадерского в Школу подхорунжих инструктором по строевой подготовке, но нареканий на него не было и все давали ему лестные характеристики. К моему удивлению абсолютно ничего интересного не узнал и Сергей Петрович, правда у него должна была состояться еще одна встреча, как он выразился с еврейским финансистом, а проще говоря с ростовщиком.

Полковой командир, полковник Антонов, перед нашим отъездом пригласил отужинать. Он оказывается несколько раз видел меня когда я пешком ходил под стол и с удовольствием вспомнил годы боевые когда они с Иваном Васильевичем били вместе супостатов.

Когда закончились воспоминания зашел разговор о настоящем и полковник рассказал нам очень интересные вещи.

— Несколько лет назад здесь были сильные сепаратистские настроения, никакие доводы, что под сенью имперских орлов наконец-то началось процветание этого края, на польский гонор повлиять не могли. Различные общества, ратующие за восстановление Речи Посполитой действовали почти открыто. Сейчас после разгона всех этих обществ, проведенных арестов и первых судов все притихли. Но сеймовый суд уже большинство привлеченных к суду за связь с нашими заговорщиками признал не виновными и я уверен, что наказаны будут единицы, да и то чисто символически, особенно на фоне того как своих наказали, — полковник замолчал и нервически закашлялся. Тема декабристов была очень болезненной для всего русского общества, особенно для гвардии и армии в целом. Практически каждый офицер в чинах старше поручика знал кого-нибудь, кто был в той или иной степени привлечен по этим делам.

— Это неминуемо приведет к появлению новых тайных обществ, только они теперь будут хитрее и изощрённее. Наместник заигрывает с ними, в польской армии огромное количество офицеров и генералов воевавших с нами на стороне Бонапарта. А ты, Иван, я думаю хорошо помнишь как они воевали с нами. Особых лавров на поле боя они не снискали, а вот мародерство и величайшие неистовства в Москве это на их совести, — старый вояка в ярости сжал кулак, если бы была возможность он сейчас наверняка пустил бы его вход. Несколько секунд длилась пауза пока полковник успокаивал свою вспыхнувшую ярость.

— Господин полковник, а какие настроения в армии? — спросил я, мои знания 21-ого века вполне могли отличаться и не точностью.

— А армии, как это не удивительно, пока всё неплохо. Думаю большая часть генералитета и обер-офицеров при случае останутся верными Государю. Как и в России революционной заразой больше заражены младшие офицеры, — это был уже исторический факт. Большинство старших офицеров и генералов, в частности многие командиры полков, на кого серьезно рассчитывали декабристы, особенно на Юге, не поддержали выступление.

— В армии много грекокатоликов, они в целом лояльны к России, многие из них например французов с вилами встречали, — продолжил свой рассказ полковник. — Но боюсь, что наш сумасбродный Наместник сделает какую-нибудь глупость и оттолкнет их от себя. Никто больше Константина Павловича не приносит в Польше вреда русским интересам.

Тут полковник как в воду глядел, скоро Великий князь Константин Павлович это и сделает, когда на параде в честь открытия памятника Николаю Копернику заставит всех без разбора отдавать воинские почести, чем оттолкнет от себя многих солдат и офицеров. Коперник конечно великий астроном, но для массы простых солдат и офицеров он в первую очередь католический священник и требование приветствовать его жуткое оскорбление религиозных чувств и грекокатоликов и православных.

— А в предстоящей войне с турками, — о грядущем очередном столкновении с Портой в российских пределах не говорил только ленивый, — польская армия благодаря заботам Константина Павловича участия наверняка не примет, хотя было не плохо таким способом выпустить пар из польского котла, — закончил полковник, поставив жирную точку в своем повествовании о польских делах.

Ранним утром следующего дня мы выехали из Варшавы. Для сопровождения нас до Ковно полковник выделил целый взвод своих кирасиров, видя мой очень очень понятный интерес к польским делам, он решил подстраховаться.

Сергей Петрович должен будет нас догнать, его важный контакт вернулся из Берлина поздним вечером и сразу же прислал посыльного.

Архипа я решил оставить с господином Охоткиным, афишировать цель задержки Сергея Петровича было не резон, а одного его оставлять было совсем не камильфо.

Из Варшавы я уезжал с тяжелым настроением, никаких рычагов воздействия на ход событий я не видел. Конечно можно просто пристрелить главного фигуранта дебюта будущего бунта, но это скорее всего наоборот подхлестнет польский молодняк, он уже пользовался огромной популярностью в среди кадетов Школы.

Единственной моей надеждой был генерал Бенкендорф, я попытаюсь донести до него свои знания, под маркой каких-то «подозрений и глубокомысленных выводов».

Сергей Петрович с Архипом догнали нас очень быстро и известия он привез тревожные.

Недаром незабвенный папаша Александра Филипповича Македонского говаривал еще больше двух тысяч лет назад про силу осла груженого золотом. За многие века в этом деле ничего не изменилось.

В финансовой паутине охоткинского контакта, судя по всему, завязло очень много больших и маленьких людей Царства Польского и он открытым текстом заявил Сергею Петровичу, что очередной выброс польского гонора неизбежен и ни что не сможет предотвратить его.

Сам он ждал его с ужасом, по древней польской традиции в любом случае рано или поздно начнут бить, как он сам выразился, по его еврейской роже. Но это всё лирика, её к делу не пришьёшь, а вот затем неожиданно последовала и конкретика, причем без какого-либо нажима со стороны Сергея Петровича.

Первое,что конкретно он услышал было то, что опасения полковника не беспочвенные. Покойный граф Белинский успел донести свою негативное отношение в моей персоне до соплеменников и в Варшаве были люди жаждущие свести со мной счеты.

О бесследном исчезновении их сиятельства, его племянника и нескольких французских поляков уже было известно. А так как граф оказывается известил своих варшавских корреспондентов о открытии сезона охоты на меня, то они резонно решили, что эти исчезновения произошли не без моей помощи.

Вторым было обещание прислать весточку когда появится конкретная информация о планах польских заговорщиков.

Такая готовность к сотрудничеству незнакомого еврейского ростовщика меня совершенно не удивила. Когда мы уезжали из Лондона, улучив минуту Сергей Петрович неожиданно для меня вернулся к нашему разговору о верности его служения моей персоне.