Без смягчающих обстоятельств - Михайлова Евгения. Страница 7

– В тюрьме тоже есть жизнь, если ты об этом. Да, сяду вместе с бандой, если это окажется единственным способом этих тварей обезвредить. Представь себе ученого, который вывел сорт уникальных растений, живет для того, чтобы они росли, размножались, приносили миру красоту и пользу. И вдруг появляется саранча, которая их уничтожает просто так, чтобы не было. Чтобы нажраться. Моя цель – спасать и лелеять человеческие жизни, и я не потерплю иного. Ты же понимаешь: откажись я сегодня – завтра вопрос был бы решен иначе. Камень с крыши, к примеру. Подушка на лицо, воздух в вену… Нам – мне и тебе – требуется, чтобы никому не пришлось искать доказательства и свидетелей. Сомневаюсь в существовании таких энтузиастов. Надо, чтобы все было в записи на видео. Четко и во всей криминальной сути – без смягчающих обстоятельств.

– Камень с крыши – все же без твоего личного участия. Ты не потерпишь саранчу, даже поставив под такой риск одного совсем не безразличного тебе человека?

– Даже так. Тут Иванова права: такое существование, как у Валентины, – это хуже любого придуманного ада. Для нее любая перемена к лучшему, даже смерть. Но это все мои рассуждения для дилетантов, то есть для тебя и тех порядочных людей в правоохранении, которые, надеюсь, у тебя есть. Мне самому таких не найти днем с огнем. Но на самом деле у меня не может пойти что-то не так. Прими как данность. Такое никогда не случается.

– Ее посвятишь?

– Сначала решил, что ни за что: у нее на самом деле не стальное сердце. Но для нее ударом будет все, включая возвращение к нормальной жизни. Так что я передумал: подготовлю во всех отношениях. И это у меня тоже получится.

– Черт, не ожидал, что мелкая помощь доброму доктору Айболиту обернется масштабной операцией с риском для всех, в том числе и для меня. Но чутье у тебя есть, док. Надеюсь, и это тот случай. Посмотришь материалы в почте. Даже я впечатлен. Только у Ивановой за шесть лет в Москве оформлены в собственность девять квартир. Пять по завещанию, четыре по дарственной. Четыре собственника пропали без вести после оформления, три – в нелегальном приюте для престарелых, что-то типа концлагеря. Два в интернате для инвалидов. По украденным сбережениям отчет отдельно. И последнее на сегодня. Та злодейка и авантюристка, которая втерлась в доверие к Гриневой, – это девушка двадцати трех лет. Вера Изотова. Ее отец был художником издательства, где выходили сказки Валентины. Он оформлял ее книжки. У них было что-то вроде романа, но они прекратили отношения из-за болезни жены художника. Она вскоре умерла от рака, а три года назад и он погиб в ДТП. С тех пор Гринева и опекала Веру. Это легко понять: девушка маленькая, хрупкая, сильно близорукая и вообще убитая своим сиротством, не готовая к самостоятельной жизни без всякой опоры. Я с ней встретился. Там одни глазищи на пол-лица. Я бы ей и пятнадцати не дал. Завещание на нее было, но потом к ней пришли какие-то люди, отобрали ее экземпляр и велели забыть об этом. Иначе угрожали похищением или убийством ребенка. Дело в том, что Вера – медсестра в детском хосписе, и ей удалось взять под опеку мальчика-сироту трех лет с лейкозом. Пожалела ребенка. У него вроде есть надежда. И Валентина обещала, что возьмет на себя его лечение. От этого ее и «спасла» Иванова. Гринева все скрывает от всех, даже близких друзей, потому что шантаж был: жизнями Веры и ребенка. Да, завещание на Иванову, конечно, уже есть. Гринева сама подписала.

– Вот все и сложилось, – грустно сказал доктор Веригин. – Как пошло, тупо и нереально жестоко. Тот случай, когда хуже быть не может. А если подонков не схватят на преступлении, мы потеряем все: и людей, и надежду. До утра, Сережа. Я завтра должен Ивановой назначить день и освободить его от операций.

Это был день главной операции в его жизни. Он потом даже не пытался вспомнить порядок собственных действий. Веригин существовал в режиме отлаженного робота с программой мгновенной фиксации малейших ошибок и отклонений. Артем помнил, точнее, не мог уже никогда забыть другое. То, что обнаружил в себе впервые с самого рождения и что совершенно не брал в расчет. То был темный, липкий страх, который парализовал волю и стремился погасить разум. То была кипящая, безумная жалость, которая рвала сердце. И Артем хватался за спасательный канат ненависти. Такая адская компания, такая неизведанная область науки, как потребность возмездия.

Все шло по плану. Иванова уверенно командовала, как генерал на поле боя. Все подельники были спокойны, уверенны, точно знали свои обязанности. Веригин констатировал смерть Валентины Гриневой и достал бланк свидетельства о смерти с печатью собственной клиники. Иванова мельком взглянула и удовлетворенно кивнула полицейским, которые начали составлять протокол. Приметы смерти ей явно были хорошо знакомы.

Тут и вылетела входная дверь квартиры. Раздалась команда:

– Всем оставаться на своих местах и не двигаться! Полицейским разоружиться и положить оружие на пол.

Веригин как в тумане увидел Сергея, а рядом с ним – человека с жестким и непроницаемым лицом. Это и был полковник Земцов, начальник отдела похищений и убийств, который согласовал и разработал операцию.

Артем услышал, как невысокий молодой человек в очках говорит Ивановой:

– Я следователь Кириллов. Лилия Иванова, вы задержаны по подозрению в организации убийства Валентины Гриневой с целью грабежа. Вы подозреваетесь еще в девяти аналогичных преступлениях. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Если у вас нет адвоката, мы вам его предоставим.

Только после этого Артем сделал первый укол Валентине, из серии тщательно выверенных, по выведению ее из особого наркоза, созданного им специально к одному случаю. И потом он уже ничего не видел и не слышал. То, что вокруг и рядом, его больше не касалось. Его дело – возвращать эту жизнь без малейших потерь.

…Саранчу увели, а Валя почему-то не торопилась возвращаться. Еще один новый опыт: дрожь в руках, страшный удар вспыхнувшей крови по сосудам и нервам. То была паника. Артем услышал, как его нервы рвутся, перегорая. Бросился к подготовленной для подстраховки капельнице… И тут услышал за спиной тихий голос Вали:

– Я живая, Артем? У нас получилось?

– Да черт же тебя дери, Валя, что ж ты так долго… Дай я тебя в макушку поцелую.

Он тащил ее к свету и теплу, ощущая себя отцом, принимающим родное дитя из лона смерти. А она улыбалась и плакала.

Скрыть эту историю от публики, конечно, не удалось. Ее доставали, выкупали и наперегонки распространяли журналисты. Ею упивались соцсети. Никакой «свой» адвокат, никакие толпы адвокатов не вытащили бы Иванову из столь громкого процесса. Доктор Веригин стал кем-то вроде одиозного героя. С одной стороны, победил такое страшное зло, расползающееся по судьбам многих. С другой – это же страшный человек, который ради справедливости готов рискнуть любой жизнью, включая свою.

Клиника не бурлила, она сдавленно шипела. И восторг, и ужас люди выражали только шепотом, чтобы Артем не услышал. Но что-то до него, конечно, долетало.

– Нет, вы как хотите, – раздался голос Марины с площадки, где курили коллеги, – а я без содрогания его видеть не могу. Нормальный человек может на такое пойти? По-моему, только маньяк.

– Если под словом «нормальный» ты имеешь в виду «обычный», как мы, к примеру, – то нет, не может, – рассудительно ответил Валерий. – Но меня как раз и греет тот факт, что есть по крайней мере один человек, который прикроет собой несчастную жертву от зловещей банды убийц.

– А если бы жертва не проснулась? – нервно спросила Светлана. – Я читала на медицинском форуме жуткий срач по этому поводу. Там пишут, что было все по-настоящему. Веригин использовал свой состав, который, скажем так, останавливает дыхание и кровообращение. Рассчитано все на секунды. А если бы что-то… Свет погас, муха пролетела… У меня тоже мурашки, как у Марины.

– Но она проснулась, – возразил Валерий. – И это говорит о том, что человек способен рассчитать подвиг профессионально и технически, как сложное хирургическое вмешательство. Любая операция – это в разной степени риск именно смерти. Лично я лягу под скальпель только Веригина. Не дай, конечно, бог.