Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв - Хаймз Честер. Страница 9
— Одиннадцатизарядный автоматический, — сказал Эд Гроб.
— Это звучало так, словно он выпустил в меня больше одиннадцати пуль, — возразил бармен.
— И тогда ты нырнул под стойку, — разочарованно сказал Могильщик, подразумевая, что говорить больше не о чем.
— И тогда я должен был нырнуть под стойку, — подтвердил бармен. — Все остальные уже лежали вповалку. Но я побежал вперед к стойке бара, пытаясь привлечь внимание Змеиных Бедер, и закричал ему, чтобы он спасался вовнутрь, но он не слышал, потому что стреляли громче, чем я кричал. Но вы не знаете, о чем думает человек в такие минуты. И я стоял там и размахивал руками до тех пор, пока человек в машине не пропал из виду. Белый человек упал плашмя на живот, как только началась стрельба, и я не думаю, что его тогда застрелили. Я не разглядел, как это было на самом деле, хотя и мог видеть его с того места, где находился, но я смотрел на машину, и он, должно быть, стрелял в человека в машине, потому что я увидел две дырки от пули, которые внезапно появились справа на лобовом стекле.
— Ну теперь мы хоть в чем-то разобрались, — сказал Эд Гроб.
— Разобрались, — эхом отозвался Могильщик.
— Я все еще пытался привлечь внимание Змеиных Бедер, — продолжал бармен. — Но он был насмерть перепуган. Он продолжал стоять там, где застала его стрельба, с вытянутыми вперед руками, и руки его дрожали как листья. Он весь трясся с головы до ног, и я видел, что ему, должно быть, очень холодно. Думаю, что он просил их — скорее, умолял, — не стрелять в него…
— Оставь Змеиные Бедра, — грубо сказал Эд Гроб. — Что было с двумя остальными?
— Ну, они начали стрелять, когда закончил человек и машине. Может быть, они набрались храбрости и вытащили свои пистолеты. Когда выстрелы из автомобиля закончились, стрельба продолжалась еще пуще, и я видел, как у обоих из пистолетов вырывались вспышки. Их оружие выглядело точно так же, как тупорылый пистолет у человека, который лежал на земле. Один из них стрелял с правой руки, а второй — с левой…
— Белый — левша?
— Нет, сэр, это был цветной мужчина. В правой руке он держал дубинку, а левой стрелял от бедра…
— От бедра? — переспросил Могильщик.
— Да, сэр, как настоящий стрелок из вестерна…
— Голливудский стиль, — презрительно сказал Эд Гроб.
— Дай ему продолжить, — бросил Могильщик.
— Белый держал чемоданчик в левой руке, а стрелял, держа пистолет в вытянутой перед собой правой, как это делал тот человек, что лежал на земле…
— Кто-нибудь из них был ранен? — спросил Могильщик.
— Вряд ли. Не думаю, чтобы у человека на земле был хоть один шанс выстрелить по ним. После того, как человек в автомобиле закончил стрелять, открыли стрельбу они, или они даже открыли стрельбу еще до того, как он закончил. Во всяком случае, человек на земле не имел никаких шансов.
— И ты все это время стоял здесь и наблюдал? — спросил Могильщик.
— Да, сэр, как дурак. Видел, как пуля попала в Змеиные Бедра. В конце концов, я понял, что в него попала пуля, потому что он упал плашмя. Упал не так, как это делают в кино, а просто рухнул. Я, конечно, не знаю, кто именно застрелил его, но это был один из тех, кто стоял возле мистера Холмса, потому что человек в машине к тому времени уже замолк. Я считаю, белый человек застрелил его, потому что именно он держал пистолет так высоко.
— Не будь в этом так уверен, — сказал Эд Гроб. — Этот подонок не рассеивал пули по сторонам настолько широко.
— Выпал его номер, и тут уж ничего не поделаешь, — сказал Могильщик. — А ты не видел, как выхватил свой номер человек на земле?
— Я заметил, что он затих, словно уснул, лежа на животе, но говорю вам правду, сэр, я не обращал на него особенного внимания. Ждал, пока трое полицейских — то есть я хочу сказать, грабителей — уедут, чтобы я смог выйти наружу и помочь Змеиным Бедрам. И затем, когда они уехали, я подумал — он мертв; я знал, что он мертв, когда он упал; а затем я вспомнил, что на месте преступления нельзя передвигать мертвое тело. И просто остался стоять здесь.
— И даже тогда ты не позвонил в полицию, — упрекнул его Эд Гроб.
— Нет, сэр.
— Так что ты стал тогда делать? Скрывать это все?
Бармен опустил глаза. Когда он наконец заговорил, его голос был так тих, что им пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать.
— Плакал, — признался он.
Несколько мгновений Эд Гроб и Могильщик глядели в сторону.
Затем Могильщик спросил без нужды резко:
— Ты хоть, по крайней мере, рассмотрел номерной знак бьюика?
Бармен взял себя в руки.
— Точно не рассмотрел, то есть я хочу сказать, не вглядывался, то есть не смотрел на него, да я и не мог хорошо его видеть; но как-то у меня в уме мелькнуло, что это, должно быть, номер из Йонкерса.
— Как ты это заметил?
— Я живу в Йонкерсе, и подумал, что это судьба — машина, которая возит убийц Змеиных Бедер, приехала из того места, где я живу.
— Оставь, черт возьми, в покое Змеиные Бедра, — раздраженно сказал Эд Гроб. — Опиши нам двух людей, вышедших из машины.
— Вы требуете от меня сделать больше, чем я могу, сэр. Я действительно не разглядел Их лиц. Когда оранжевый неоновый свет от вывески бара освещал их, он делал их лица совершенно иными, чем они были на самом деле; так что я с трудом различал лица тех, кто были на улице. Все, что я знаю, это то, что один человек был черным…
— Не наполовину черным? Не мулатом?
— Нет, сэр, совершенно черным. А другой белым.
— Приезжий?
— Сдается мне, что-то в этом роде. Я бы сказал, южанин. Что-то в нем напомнило мне одного из этих южных помощников шерифов — какая-то неуклюжесть в движениях, а вместе с тем движется он быстрее, чем кажется на вид, и резче. И что-то в нем еще есть многозначительное, я бы сказал, садистическое. Он из тех людей, которые убеждены, что всего лишь быть белым — это уже все на свете.
— То есть не из того рода людей, что наведываются сюда? — спросил Могильщик.
— Нет, сэр. Ребята боялись бы его.
— Но не проститутки?
— Проститутки тоже боялись бы. Но они брали бы у него деньги, как и у остальных. И он, возможно, из тех, кто тратит их на дешевых проституток.
— Хорошо, опиши машину.
— Это был всего лишь простой черный «бьюик». Примерно трехлетнего возраста, я бы сказал, подержанный. Простые черные шины. Всего лишь обычные фары, насколько я мог рассмотреть. Я бы не обратил на него внимания, если бы это не была их машина.
— И они уехали в направлении Восьмой авеню?
— Да, сэр. И тогда со всех сторон набежал народ. Пришел человек из Блуминстайна и позвонил в полицию. Вот все, что я знаю.
— Но из тебя это надо было вытаскивать клещами, — сказал Могильщик.
— Ладно, надевай пальто и шляпу — мы едем в участок, — сказал Эд Гроб.
Бармен, казалось, был поражен:
— Но я думал…
— И можешь поставить этот стакан, прежде чем ты не протер его насквозь.
— Но я думал, что раз я рассказал вам все, что видел… Я хочу сказать… вы не арестуете меня, не так ли?
— Нет, сынок, ты не арестован, но тебе придется повторить свою историю для офицеров из отдела по расследованию убийств и для протокола, — сказал Могильщик.
Снаружи эксперты изучали место преступления. Медицинский эксперт уже отбыл. Он не нашел ничего необычного.
Обследование одежды белого трупа показало, что он был оперативным работником детективного агентства Пинкертона.
— У нас не займет много времени связаться с нью-йоркским отделением агентства и узнать, какое у него было задание, — сказал лейтенант из отдела по расследованию убийств. — Ну а вы, ребята, что разузнали?
— Только то, что можно было увидеть глазами, без объяснения того, что это означает, — сказал Могильщик. — Вот бармен, он все видел.
— Отлично. Мы серьезно займемся этим. Очень плохо, что с вами не было стенографиста.
— Со стенографистом мы не смогли бы раскопать того, что нам удалось, — сказал Эд Гроб. — Никто не говорит свободно, когда его записывают.