Где начинается радуга? Часть 3 (СИ) - Леухина Ирина. Страница 79

— К сожалению, нет.

— Это я должен о них заботиться, — глухо проговорил Мати и вздрогнул, когда я коснулась его руки.

— Мати, я знаю. И ты обязательно о них позаботишься. Но пока тебе нужно набраться сил, как и всем остальным. Я помогу вам. Я вас ни за что не брошу. Буду также приезжать к вам, если мне позволят вернуться.

— А не буду ли я бесполезной, — вдруг спросила Бехати.

— Если вдруг такое случиться, — проговорила я. — То тогда я помогу тебе с переездом в Россию. Ты взрослая, поэтому с тобой проще.

— Он действительно хороший человек? — сурово спросил Мати, напрягаясь всем телом.

— Да. Я постараюсь наладить с вами прямую связь, чтобы не потеряться. Согласны?

Дети переглянулись, но решал теперь за них Мати. Он снова внимательно осмотрел старика и кратко кивнул. После этого Абель махнул им рукой, чтобы они залезали в грузовик.

Теперь со мной остался один Глеб. Камали тоже быстро убежала за остальным детьми. Он с улыбкой наблюдал за взбирающимися ребятами, но почему-то не глядел на меня. Я рассматривала его мужские черты лица, которые изменились за эти годы. Раньше я не ценила то, что могла к ним легко прикоснуться. Но сейчас мой взгляд пробегался по линии носа, спускался к рельефным губам, к чёткому подбородку. Мне хотелось приблизиться к нему и уткнуться в изгиб между плечом и шеей. Но почему-то мне казалось, что Глеб за ночь отстранился от меня. Будто после его ухода из медпункта всё изменилось.

Я не рискнула приблизиться к нему, а тем более поцеловать. Я могла только рассматривать его, замечая мимолетные чувства, которые скользили по его лицу.

— Ты снова справилась без чужой помощи, — вдруг хрипло проговорил Глеб.

— Я? Почему же без чужой, — возразила я. — Это Абель согласился помочь.

— Но это ведь ты решила проблему с приютом для детей, — с улыбкой ответил Глеб и неожиданно посмотрел на меня. — Мы с Кванджоном последний час только и спорили, что с ними делать. А ты справилась за пятнадцать минут.

— Мне повезло? — то ли спросила, то ли попробовала оправдаться я.

— Малахит исполняет желания не только свои, но и чужие, — с какой-то внутренней печалью проговорил он.

После этого нас позвали. Абель согласился отвезти ещё и меня с Глебом в Аддис-Абебу. Там я должна пройти небольшое обследование на аппаратуре, а затем мы вдвоем отправимся домой. Кванджон тоже уже собирался со своим отрядом в Корею. Мы в последний раз переглянулись, затем он махнул мне и сел в мощный внедорожник. Тем временем Интерпол с полицией и с Германом задерживались в лагере.

Машина, забитая детьми и нами, медленно отправилась в Аддис-Абебу. Дождик мелко накрапывал, но не надолго. Скоро должны были вернуться мощные сезонные дожди.

В аэропорту, ожидая самолёт до Домодедово, я постепенно приходила в себя. Привычная людная суматоха успокаивала и возвращала старые воспоминания. Мне нравились аэропорты, а сегодня симпатия к ним переросла в любовь. Не думала, что отсутствие цивилизации в действительно опасных условиях так пугает. Я наслаждалась своим нахождением среди людей.

Единственное, что меня сейчас беспокоило, — Глеб. Он молчалив, суров и отстранен. Что могло измениться за эти часы порознь? Он осознал, что я убила человека? Он разлюбил меня, потому что стала… убийцей. Недавнее хорошее настроение скатилось в пропасть. Бурная неделя или даже месяц в эмоциональном плане утомили меня.

Убив одного и дав жизнь другому, я изменилась. Недавно я боялась, что мне придётся воспитывать сына, от которого отказалась ещё до его зачатия. А сейчас… я с нетерпением ждала своего возвращения к семье.

К тому же я словно перестала бояться чувствовать. Что со мной могло случиться, если кто-то вдруг узнает, что я чувствую? Вот именно — ничего. Если я полюблю, доверюсь, а затем разочаруюсь. Какая разница, что другие люди увидят меня такой. Я не умру от этого, а тотальное одиночество и отстранение других от себя точно не сделает меня счастливой. Разве такую жизнь правильно называть жизнью, а не существованием.  Кн и го ед . нет

— Люблю аэропорты, — неожиданно (даже для самой себя) проговорила я. — Шумные, эмоциональные, суматошные. Тут люди кажутся настоящими. Они взволнованы или уставшие. Они не думают о том, как они выглядят. Они просто находятся в моменте перелёта с одного места на другое. В моей жизни было столько аэропортов, что даже не вспомнить сколько. Но кажется я заново влюблюсь в Домодедово и в Москву.

Я откинула голову назад и улыбнулась. Моя любовь к Глебу не измениться от его отношения. Если он передумал, то ничего. Но он должен узнать, какие у меня к нему чувства.

Повернувшись к нему, я увидела его профиль. Он не смотрел на меня, но хотя бы отреагировал хмыканьем на моё признание.

— А я ненавижу аэропорты, — проговорил Глеб, опуская голову. — Потому что они отбирали у меня тебя.

По аэропорту раздалось объявление на посадку до Москвы. Мы молча проходили проверку и регистрацию. В тишине рассаживались по местам в бизнес-классе. Самолёт готовился к взлёту, когда я повернулась к Глебу и решительно проговорила:

— Я люблю тебя, Глеб.

В эту же секунду самолёт набрал скорость и готовился отрываться от земли. Борт слегка задрожал, а Глеб резко развернулся ко мне с распахнутыми глазами. Его руки сжимали подлокотники, а тело было напряженно, когда самолёт снова дернулся. Но шум вокруг не отвлекал. Я хорошо расслышала, как приглушенный голос Глеба спросил.

— Что ты сказала?

— Ты боишься летать?

— Что ты сказала, Ксюша? — Он громче повторил вопрос.

Мы отрывались от земли, когда я положила руку на сжатые мужские пальцы.

— Я полетела в Корею, чтобы расстаться с Кванджоном. Потому что он хотел жениться, а я никогда его не любила. Ты единственный, кому я признавалась в чувствах. Если признаваться, то во всём. Ты единственный мужчина — не друг и не член семьи, которого я любила всем сердцем. Только с тобой любое место превращалось для меня в райский уголок. Я уехала тогда, потому что по юности не ценила эту способность. По глупости я боялась сильных привязанностей, а также боли, которая может быть и в то же время не быть. Но мой побег не изменил моих чувств. Я не прекращала любить тебя и видеть в других одного тебя. Я старалась закрыться от тебя, когда ты снова появился в моей жизни. Но как можно закрыться от того, что являлось частью меня. Проще отрезать от себя кусочек, чем разлюбить тебя.

— Ксюша…

— Ты моя первая и единственная любовь… И сейчас мне страшно, что после инцидента с Анатолием, агентством и со всем остальным, я стану для тебя мерзкой и противной. Вдруг ты меня разлюбишь. Поэтому я хочу спросить, — всхлипнула я. — Ты меня ещё любишь? Я до сих пор твоя любимая не смотря ни на что?

Глеб развернулся ко мне всем телом, хотя ремни безопасности сопротивлялись этому. Он сжал мою руку и притянул к губам, касаясь мягким поцелуем костяшек.

— А иначе никак… Ты ведь никуда больше не собираешься сбегать? — Спросил Глеб, разглядывая меня.

— Куда? Я объездила весь свет, но так и не нашла места лучше, чем рядом с тобой. Мне некуда бежать, кроме как к тебе. Я больше не исчезну без объяснений. Обещаю!

Прямой рейс летел около восьми часов. Всю дорогу мы не проронили ни звука. Только держались за руки и периодически поглядывали друг на друга.

Мы снова вместе — спустя тринадцати лет блужданий.

Через иллюминатор соседа просматривались очертания Москвы. Она встречала меня с распростертыми объятьями, как родной дом, а не как город передержки. Любовь, которую я отвергала, чтобы не привязываться, теперь приятно согревала изнутри. Мне даже начало казаться, что я стала излучать невидимый свет.

Опустив голову на плечо Глеба, я вздохнула, а он сжал мои пальцы в понимающем жесте.

«Уважаемые пассажиры, рейс Аддис-Абеба — Москва прибывает в пункт назначения. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности. Мы снижаемся. Спасибо за выборEthiopian Airlines».