Настоящая королева - Киз Грегори. Страница 4
Он начал различать детали в мерцающем свете факелов, закрепленных на стенах. Комната была вырублена в живой скале, на которой построили храм, и его природный песочный цвет казался оранжевым в свете факелов. Ряды полукруглых скамеек поднимались амфитеатром, но все были пусты, если не считать трех мест, возвышавшихся в последнем ряду, и трона за ними. Два из них были заняты другими трибицерии, а в следующее мгновение Милтон занял третье место.
Разумеется, на троне сидел Фратекс Призмо.
— Где мы? — спросил брат Хелм.
— Совет по спорным вопросам Хиероваси, — ответил Хесперо.
Неожиданно громко заговорил Фратекс Призмо:
Commenumus
Pispis post oraumus
Ehtrad ezois verus Taces est.
— Izicdeivumus, — хором ответили все остальные, и Хесперо с удивлением обнаружил, что присоединился к ним.
Ну, он уже довольно долго служит Церкви. И многое делает непроизвольно.
Однако Ниро Фабуле был священником дольше Хесперо. Фра-тексу Призмо уже около восьмидесяти, волосы, спадавшие из-под черно-золотой короны, давно поседели, а глаза, когда-то голубые, выцвели до льдисто-серого цвета. У него был вителлианский нос с горбинкой, а на обвислой левой щеке подергивалась жилка.
— Итак, — проговорил Фабуло с едва заметным вздохом, — ты меня удивляешь, Хесперо.
— В каком смысле, ваша милость?
— Ты явился сюда, несмотря на совершенные тобой преступления. Я думал, мне придется притащить тебя силой.
— В таком случае, вы плохо меня знаете, — ответил Хесперо.
— Не наглей, — рявкнул Фабуло и откинулся на спинку кресла. — Мне не суждено понять, что увидел в тебе Ниро Луцио, никогда. Я знаю, что вы вместе принесли обеты, но это было тридцать лет назад.
— Я не понимаю, на что вы намекаете, — сказал Хесперо.
— После колледжа ты отправился в крошечный приход в Бейргсе и не добился там никаких выдающихся успехов. А Луцио остался здесь и занял высокое положение. Став прайфеком, он вызнал тебя и убедил Совет сделать тебя ампуло Кротении, а затем и прайфеком.
— Я польщен тем, что вам так много про меня известно.
— Тo, что мне известно, никоим образом тебя не украшает, — сердито заявил он. — Однако я хорошо знал Луцио. Он был в высшей степени предан Церкви. И не относился к числу тех, кто помогал друзьям делать карьеру. Я хочу понять, не было ли еще чего-нибудь, кроме дружбы, что позволило тебе занять столь высокий пост.
— А разве то, что я делал с тех пор, указывает на мою несостоятельность?
Ниро Фабуло покачал головой.
— Ни в коей мере. Ты был примером во всех отношениях, по крайней мере, так утверждают наши записи. До прошлого года — или около того — когда ситуация резко изменилась к худшему. Мне перечислить твои главные неудачи?
— Если это доставит удовольствие вашей светлости.
— Не доставит, но, тем не менее, я это сделаю.
Он наклонился вперед.
— Ты не смог помешать Вильяму объявить дочь наследницей. Ты обещал исправить свою ошибку, и снова потерпел поражение. Одна из дочерей не только жива, она в настоящий момент занимает трон Кротении. Одно это может стоить тебе жизни, Хесперо. Ты не сумел ускорить прохождение священных путей темными лордами в Королевском лесу. Более того… — Он вытер лоб рукавом своего одеяния. — … более того, мой предшественник, твой дорогой друг Луцио, доверил тебе стрелу Айтаса, чтобы ты убил Тернового Короля. И тут ты тоже оказался не на высоте, и теперь у нас нет стрелы.
Хесперо собрался возразить ему на последнее обвинение, но передумал. По большей части все это было справедливо, особенно то, что касалось Энни. И он мог винить за это только себя, поскольку ему не стоило выбирать таких ненадежных союзников в этом деле. Священные пути не имели большого значения, и Луцио это знал.
Но Луцио мертв, и, скорее всего, он пал от руки человека, который сейчас бросает ему в лицо обвинения. Ниро Фабуло даже близко не подошел к пониманию самой главной неудачи Хесперо.
— И наконец, — заявил тот, — ты трусливо сбежал и бросил свой пост в Эслене.
— Неужели?
— Да.
— Интересно. В каком месяце это произошло — что говорится в ваших донесениях?
— Сразу после рождества.
— Тогда король Роберт еще сидел на троне, и оставались многие месяцы до того момента, когда Энни собрала свою армию. По-вашему, от чего я бежал?
— Ты не сообщил о своем местонахождении, — сказал Фабуло. — К какому еще выводу мы могли прийти?
— А это разве имеет значение? — спросил Хесперо, и его голос ему самому показался на удивление спокойным и безжизненным. — Вы убили Луцио, а теперь собираетесь уничтожить его друзей. Я один из них. К чему вести пустые разговоры?
— Луцио был глупцом, — заявил Фабуло. — Он никогда не понимал сути пророчеств и не знал, что следует делать. Он принадлежал прошлому. Но мне кажется, вы с ним что-то замышляли. И я хочу, знать, что именно.
— Неудачник, вроде меня? Что я могу замышлять? — спросил Хесперо.
— А вот это мы и собираемся выяснить, — сказал Фабуло.
Хесперо почувствовал, как в горле у него пересохло, и на мгновение слова застряли, но ему удалось лишь что-то прохрипеть.
— Что? — спросил Фабуло.
Хесперо сделал глубокий вдох и поднял голову.
— Вы действительно это узнаете, но только не тем способом, на который рассчитываете.
Хесперо увидел, что Фабуло нахмурился и открыл рот, собираясь что-то сказать.
«Я Хесперо», — подумал он, сжал зубы, затем расслабился и начал произносить заклинание.
— Прячущиеся в тенях святые, прошедшие по всем дорогам, знающие все священные пути. Придите ко мне.
Он позволил холодным водам, мчащимся в подземном мире, омыть свои ступни, и они онемели. Затем ноги… бедра, живот. Он почувствовал, как перестало биться в груди сердце, и понял, что ему осталось совсем недолго. Затем леденящий холод и онемение добрались до головы, и голоса вокруг стихли. Глаза все еще могли видеть, но фигуры в комнате стали крошечными, а факелы напоминали маленькие медные камешки. Он ощутил себя опустошенным и потянулся к могуществу священного пути, проходящего под ним.
Что он делает? Кто он такой? Лица в его сознании начали исчезать, он взглянул на мужчину, стоящего рядом с ним, не смог вспомнить его имени. Даже место, где он находился, больше не казалось ему знакомым.
Хесперо почувствовал, как его увлек поток, проник в него, а потом покинул тело. Когда он уйдет совсем, он утащит его за собой.
Если только…
Было какое-то «если», но он не мог вспомнить, какое… Впрочем, он кое-что увидел в незнакомом пространстве, глаза поведали ему, что это очертания человека и одновременно чего-то еще — река, поток, быстрая, ясная струя. Она была прекрасна, и он потянулся к ней, словно человек, умирающий от жажды.
Все остальное бледнело перед этим головокружительным зрелищем. Весна осталась где-то очень далеко, а напряжение внутри него было таким сильным, Он сообразил, что перестал дышать и вдруг понял, что ему все равно, Он сможет отдохнуть, забыть, уснуть…
«Нет, Я все еще Марше Хесперо, Сын…»
Он не мог вспомнить. Слабо вскрикнув, он бросился в лучезарные воды, и что-то в нем дотянулось дальше, чем могло бы его парализованное тело, он ощутил поток, который не был потоком, пальцами, которые не были пальцами, и впустил его в себя, словно пытаясь утолить жажду. Разъятие его тела и души стало не таким сильным и болезненным, и он продолжал делать огромные глотки, полностью открыв себя навстречу новому переживанию, в то время как все остальное вокруг него погрузилось в черный мрак.
«Невозможно», — кажется сказал кто-то.
Хесперо почувствовал, что ухмыляется, и его зловещая улыбка, точно лунный серп, возникла между двумя мирами.
«Невозможно. Вы не прошли священным путем. Только я…»
— Вы правы, — сказал Хесперо. — Но я на него настроен.
«Но не так, как я.»
Неожиданно Хесперо почувствовал, что ледяной холод сменился жаром, и его тело напряглось и начало растворяться.