"Фантастика 2023-162", Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Лидин Александр. Страница 122

— Нет, мы репетировали третий акт «Короля Лира», — в тон ему ответил Тогот.

А вечером мы ели шашлык.

Все обитатели лагеря, кроме часовых (порядок есть порядок), всего человек тридцать, расселись вокруг огромного пионерского костра. Светлана и Фатя угощали шашлыком. Вокруг звучали шутки, смех. По кругу пошло несколько бутылок кедровки. Стаканчиков не было, и пили прямо так, из горла.

Один из матросиков достал старую шестиструнку, и зазвучали с детства знакомые строчки Высоцкого и Визбора, Окуджавы и Городницкого, Дольского и Северного. И в какой-то миг мне стало казаться, что слова этих песен, столь непохожих друг на друга, складываются в единый ритм, начинают звучать как единое целое, как некое магическое заклинание, объединяющее совершенно разных, непохожих друг на друга существ… Чуть было не сказал «людей», но ведь были у костра и спутники маркграфа. Их людьми можно было назвать с большой натяжкой, а Тогот и аморф и вовсе не подходили под это определение. Но когда гитара пошла по кругу, кто-то из них, кажется, это был один из плосколобых герольдов, взял гитару и вплел свою нить в полотно колдовства этого вечера.

Когда же гитара добралась до меня, я тихо перебрал струны, задумавшись, а потом, вспомнив одно из сочинений юности, взял первый аккорд.

И только уже поздно ночью, когда я лежал в кровати, зарывшись лицом в Фатину «гриву», она спросила:

— Ты спел ту песню, чтобы меня обидеть?

— Нет, — ответил я.

— А зачем?

— Я вспомнил то, что было давным-давно.

— И…

— Мне было грустно…

— По-моему, грустить тебе некогда.

— Для того чтобы грустить, время не нужно. Осень, она часто поселяется в душах людей, — я повернулся, устраиваясь чуть поудобнее. — Сегодня Викториан пытался прочесть нам лекцию о смысле жизни.

— И?

— Да прав он на все сто, только от этого никому не легче. И сделать ничего нельзя. Вот от этого мне и грустно.

И я уснул. В ту ночь мне снилось далекое прошлое: Северодвинск, суровое Белое море…

В старые времена, то есть во времена советской власти, если ты не был посвященным, скрытым от бдительного ока правительства покрывалом Искусства, тебе надлежало где-то работать… ну, если не работать, то хотя бы числиться, иначе у тебя могли возникнуть неприятности. Глазом не успеешь моргнуть, и в твоей трудовой книжке появится запись: тунеядец, а тебя самого в одночасье выселят на сто первый километр, а то и куда подальше. Поэтому мне, как и любому обыкновенному смертному, приходилось работать. Работу я мог выбрать себе сам, а посему мучился в НИИ — ящике с номером вместо названия. Мы проектировали подводные лодки, а посему нас периодически отправляли на Белое море, в Северодвинск…

Обычно нас селили в общежитии порта, расположенного в самом дальнем конце пристани. Жуткое здание красного выветренного кирпича, возведенное для неведомых целей еще, наверное, во времена царя Гороха. Когда я порой разглядывал его издали, мне казалось, что это фрагмент Брестской крепости, который долгое время обстреливали фашисты. Тем не менее, как нас уверяла местная администрация, в этом здании можно было жить. Мы, конечно, пытались возражать, но… все наши стоны и вопли оставались безответными.

Впрочем, я-то всякий раз устраивался неплохо. В окна моей комнаты не дул холодный арктический ветер, а тараканы и клопы обходили мою комнату стороной, чего нельзя сказать о комнатах моих соседей, где враги человечества в огромных количествах собирались каждую ночь, обсуждая планы нападения на мою неприступную цитадель. Естественно, магия Тогота была им не по зубам, но ввиду малого интеллекта, твари каждую ночь безуспешно пытались проникнуть на мою территорию…

Кстати, у этой общаги было еще одно неприятное свойство — ее месторасположение. В этом месте пристани и пирсы, отгороженные от реального мира, вытянулись километров на пять вдоль берега. Так вот, проходная находилась в одном конце огороженной территории, а общага — в другом, и, что еще хуже, ближайший магазин, где можно было попытаться купить что-то поесть и выпить, находился ровно напротив общаги — метрах в ста, правда, отделенный от территории портовых доков трехметровыми рядами колючей проволоки. Так что за продуктами нужно было тащиться километров десять. Веселенькая такая прогулочка! Два раза в день до «города» от общаги ходил автобус, но у него было одно неприятное свойство. Утром, часов в шесть, он приезжал, привозя дневную смену монтажников, и увозил ночную. Вечером, часов в восемь, привозил ночную смену и увозил дневную. Конечно, можно было отправиться на нем в город, но как вернуться? Да и что делать в Северодвинске в восемь утра или после восьми вечера?.. Питаться же тем, что давали в столовой общаги, никакой возможности не было. Это было просто несъедобно. Единственная радость в данной командировке — красное вино, которое бесплатно выдавали каждый день. Однако давали его слишком мало, не запьянеешь. В общем, все для человека! Однако, зная наши проблемы, местные матросики часто заносили нам свежепойманной рыбки. И тогда в дальнем закутке пирса, в огромной бочке устраивали жаровню, и женщины-инженеры — гордость нашего ВВП — жарили свежую рыбу на углях, чтобы не сдохнуть с голоду. А потом все, укутанные в рабочие ватники, садились к костру, ели эту рыбу руками, обжигаясь и запивая ее разведенным спиртом. Спирт выдавали монтажникам для зачистки контактов, но те обычно экономили. Иногда, правда, начальство, особенно злобствуя, выдавало спирт с канифолью, и тогда, чтобы извлечь драгоценный продукт, смесь ставили на ночь на фильтрацию, а пили только утром. Но напиток все равно был мутным, желтоватым и отдавал химией…

Может, вечер у костра вызвал воспоминания о далеком заснеженном Северодвинске, а может, всему виной первое Причащение, которое, сам о том не подозревая, я тогда принял, но так или иначе, попав в сети Морфея, я перенесся в далекие восьмидесятые.

Грея руки над углями, я сидел на обледенелой деревянной колоде. Где-то высоко-высоко, над крышей общаги, возвышавшейся над нами, словно гигантский мавзолей, пронзительно свистел ветер. Лишь изредка его монотонную мелодию разнообразил крик чайки.

Кожа на лице горела от холодного воздуха. Но водка на канифоли уже согрела озябшие члены. Я отлично знал, что давно пора идти спать — завтра вставать с первой сменой, то есть в шесть утра, но никуда идти не хотелось. Павел Васильевич, зам отдела, объехавший в свое время весь мир, травил какую-то байку про Занзибар. Но мне, проводнику, все это было не интересно. Я вслушивался в песню ветра, вглядывался в раскрасневшиеся лица наших инженеров и думал о том, как мало нужно человеку для счастья.

И тут неожиданно нарисовался один из бригадиров монтажников.