Ночной ураган - Коултер Кэтрин. Страница 72

Джинни вздохнула. Что ж, она сделала все, что могла. И по крайней мере она теперь не выглядит полуголой.

Джинни вспомнила белые бархатные банты на платье, которое надела когда-то для бала в балтиморской Эсембли-рум, как она и Алек по очереди отрывали эти проклятые банты, пока на полу между ними не образовался целый ворох. Конечно, Алек ничего не помнит.

Ей ужасно хотелось отыскать его и спросить, как она выглядит. Но нет, все хорошо, все просто прекрасно, и, кроме того, он успел наговорить достаточно неприятных вещей. И вообще на этом платье нет ни единого белого банта.

Она в последний раз оглядела себя в зеркало, почувствовала секундную неуверенность, но, расправив плечи, решительно спустилась вниз.

Алек уже ждал ее, одетый как принц из королевского дома, по крайней мере на весьма пристрастный взгляд Джинни: черный вечерний костюм и безупречно белые сорочка с галстуком. Он выглядел превосходно, но обычно веселые глаза были холодны и неприветливы, когда на миг остановились на ней. Легкая морщинка лежала между бровями.

Джинни молча кивнула, помня, что расстались они отнюдь не дружески, и не желая, чтобы Алек забыл это.

— Едем?

Она снова кивнула и проследовала мимо Алека к карете. Лакей держал зонтик над ее головой, пока муж помогал ей сесть. Джинни услышала, как Алек сказал кучеру, которого называл Коллином, куда ехать, и только потом присоединился к ней. Он не спросил Джинни, холодно ли ей, просто накрыл ее ноги полостью.

Алек поудобнее устроился на сиденье и откинул голову на подушки. Он все еще немного сердился на жену за столь злонамеренное упрямство, поскольку не привык к подобному поведению. Верно, но Джинни выглядела так прелестно! Последний раз она надевала этот плащ недели три назад, на борту баркентины, и, как ни странно это звучит, объяснила, что именно он выбирал фасон и цвет плаща и платье в тон. Тогда Алек очень удивился, но сейчас обнаружил, что не прочь пробраться под плащ и погладить ее груди через ткань платья. Кроме того, он осознал, что готов взять ее прямо здесь, в карете, и решил, что это куда более здоровые эмоции, чем гнев. И куда более приятные.

Алек улыбнулся в полутьме. В конце концов, не она виновата в ссоре… то есть не только она. Он тоже был слишком высокомерным, слишком деспотичным.

Вслух же Алек примирительно сказал:

— Имя этой женщины — Эйлин Бленчард, леди Рэмзи. Она вдова. Я-то думал, что хитрее и умнее меня нет на свете, когда умудрился все выведать у Марча, и знаешь, что он сказал?

Джинни ничего не ответила, но Алек упорно продолжал:

— Объяснил, что Мозес — прекрасный парень, добрая душа — сообщил ему о моих затруднениях и правильно поступил, как подобает христианину и прекрасному человеку, и теперь он, то есть Марч, будет хранить все в величайшем секрете, и мне не о чем беспокоиться. Он позаботится обо всем. — Алек улыбнулся непривычно молчаливой жене: — Он заставил меня вновь почувствовать себя семилетним малышом. Потом заявил, что не очень много знает об Эйлин, но припоминает, что я неплохо о ней отзывался. Слава Богу, хоть ее полное имя назвал!

Джинни почувствовала, как уголки губ сами приподнимаются в улыбке, и, когда Алек сжал ее затянутую в перчатку руку, вздохнула и повернулась к мужу.

— Здравствуй, — шепнул он, очень нежно целуя ее. — Ты прекрасно выглядишь, Джинни. Мне нравится твоя прическа.

— Миссис Брит настояла. Тебе в самом деле нравится, когда косы уложены короной?

— Несомненно, и то, как эти легкие прядки ласкают твое лицо, а особенно локоны на затылке. Очень чувственно, очень…

— Только не безудержно, пожалуйста. Он опять поцеловал ее, коснулся кончиками пальцев теплых губ.

— Прости за то, что был так резок с тобой сегодня. Не сердись. И я не хочу, чтобы ты беспокоилась насчет сегодняшнего вечера. Я не оставлю тебя одну, среди чужих. Думаю, что мои знакомые в основном люди порядочные и, следовательно, симпатичные.

Джинни пришлось удовлетвориться этим. Как легко он подчиняет ее своей воле! Она знала это, восставала и сердилась, но недостаточно пылко.

Что касается Алека, он вновь начал целовать ее, наслаждаясь вкусом, ощущением этого мягкого рта, и, хотя умирал от желания просунуть руки под ее плащ и начать ласкать груди, все же старался сдержаться.

Он надеялся, что слуги хорошо обращаются с Джинни. По крайней мере при нем они вели себя идеально, но она совсем другая… американка, чужачка и не привыкла одеваться с помощью горничной. Это вызвало возмущенные вопли миссис Брит, которая побежала жаловаться Пиппину, который, в свою очередь, известил обо всем Алека, когда тот одевался к вечеру.

— Она думает, что Джинни — что-то вроде дикарки, кап… милорд. Правда, не сказала этого прямо, но, по-моему, считает, что Джинни поймала вас и обманом заставила жениться… после несчастного случая.

Рот Пиппина растянулся до ушей в веселой ухмылке невзирая на угрожающе нахмурившегося Алека.

— Не тревожьтесь, милорд. Если дело дойдет до схватки, ставлю на Джинни. Только миссис Брит опомнится, вот увидите. Я просто думал, что вы должны знать, куда ветер дует.

Ну что ж, миссис Брит сделала Джинни очаровательную прическу.

Наконец карета остановилась, и лакей, держа над их головами зонтик, откинул подножку. Они присоединились к остальным гостям в главном салоне, ожидающим приема. Алек, сняв плащ с жены, вручил его лакею и, вновь повернувшись к Джинни, охнул от неожиданности. Где она отыскала это ужасающее платье? Жена выглядела хуже огородного пугала. Странный оттенок зеленого делал ее кожу нездорово-желтоватой, кроме того, оно оказалось безнадежно мало, плечи и грудь натягивали ткань так, что она, казалось, вот-вот лопнет. А фасон… фасон… ничего более невероятного Алек в жизни не видел и мог бы, пожалуй, представить нечто подобное как образец дурного вкуса. От груди до пола шли шесть оборок, каждая — еще более омерзительного темно-зеленого оттенка. В вырезе виднелось криво пришитое белое кружево.

Неожиданно перед его мысленным взором возникла картина: Джинни в другом платье, с таким же неряшливо пришитым к декольте кружевом. Он увидел и себя… язвительно усмехающегося.

Алек покачал головой и судорожно сглотнул. Видение исчезло, сменившись другим, еще более необычным: Джинни стоит перед ним, и на полу валяется груда белых бантов. Она срывает с платья еще один, и он тут же следует ее примеру. Какого дьявола там произошло?

Он снова тряхнул головой и вернулся к настоящему. Господи, стоит опустить глаза, и он, как и всякий, может видеть ее соски! Он не думал… не понимал… Но, Боже, ведь она леди! И всегда так безупречно одевалась! Откуда взялись эти гнусные лохмотья? Может, она назло ему? Оделась специально, чтобы смутить его перед знакомыми?

О небо, что же делать?

Алек сжал руку Джинни и тихо, взбешенно процедил:

— Джинни, мы немедленно уходим. Позже… поговорим обо всем.

Он потянул ее за собой, но было слишком поздно.

— О, Алек, добрый вечер! Как я рада видеть вас!

Эйлин Бленчард шла навстречу, протягивая руку. Алек беспомощно взял ее и поднес к губам:

— Здравствуйте, Эйлин.

Ничего не поделаешь, придется задержаться минут на пять. Потом он сможет увести отсюда жену.

— Это моя жена, Джинни. Моя дорогая, это Эйлин Бленчард.

«Какая красавица», — подумала Джинни и улыбнулась как могла дружелюбнее:

— Как поживаете?

— Ваша жена?!

Эйлин успела разглядеть Джинни в мельчайших подробностях за какое-то ничтожное мгновение и громко рассмеялась:

— В самом деле, Алек, у вас слишком странные понятия о развлечениях.

Она снова рассмеялась неприятно-злым смехом:

— Остроумная шутка, милорд, но, думаю, зашла достаточно далеко. Не хотите же вы оскорбить своих друзей! Немедленно отошлите потаскуху, и следующий вальс — ваш.

Потаскуха!

Джинни почувствовала, как вздымается от ярости грудь, но сумела взять себя в руки. Не хватало еще выпасть из платья!

— Я не потаскуха! — громко сказала она. — Я жена Алека.