Душа неприкаянная (СИ) - Печёрин Тимофей. Страница 15

— Нет! Не один, — с неожиданной горячностью вступился за южных гостей голос, — я просто забыл сказать… меня ведь как раз алхимик на земле и удержал. С помощью Кристалла Душ. Так что я вот думаю: может, кто-то из них и сейчас мне поможет. К жизни даже вернуться.

— Может и поможет, — осторожно согласился Вилланд.

После чего, уличенный в беседе с самим собой и осознавший это, он поспешил покинуть трактир. По дороге мысленно кляня себя за первую оплошность. За слабость, позволить себе которую мог только здоровый душой человек.

Зря я гадал, откуда явился в наши края Аль-Хашим: из прошлого или из параллельного мира. Одно-то другому, как выяснилось, не мешает.

Вот мир, похожий на Землю и тоже населенный людьми. Которые вынуждены проходить те же стадии развития, что и их сородичи в моем родном мире. Начать с каменных топоров, дубинок и пещер. Затем перейти к земледелию; к обработке металлов и строительству искусственных жилищ. И так далее. Вплоть до космических полетов, компьютеров и расщепления атома.

Так почему бы им на этом пути не создать аналог нашего средневековья европейского образца? Так, в качестве промежуточного достижения. Тем более, если природные условия подходящие. Правда, повадки создателя Кристалла Душ больше отдавали чем-то ближневосточным. Ну да и это объяснимо. Коль алхимики, если верить Вилланду, пришли откуда-то с жаркого юга.

И почему бы лично мне, перенесшись в этот мир, вышеназванное средневековье не застать? Если разумная жизнь… ну, хотя бы зародилась здесь позднее, чем на Земле. Позднее совсем-совсем не намного… по планетарным меркам. Настолько мир и отстал от нас.

Ну да вернемся ко мне. И к тому человеку, что милостиво предоставил мне свое тело в качестве временного приюта. Конечно, вселение мое произошло без его согласия. Но чувством вины я от этого не терзался. И уж тем более не спешил покидать новое вместилище. Если вообще знал, как.

В отличие от самого Вилланда, за психическое его здоровье я вовсе не волновался. И принципиальный эгоизм мертвяка тут ни при чем. Как утверждал некий авторитетный психолог, идеальный шизофреник — это тот, кто даже не подозревает о своем втором «я». И вообще уверен, что с ним все в порядке.

Так вот, согласно данному критерию, мой охотник даже в худшем случае — небезнадежен. Мало того, что сразу заподозрил неладное. Даже невзирая на любовь к выпивке. Но вдобавок позволил себе вести беседы с подозрительным внутренним голосом.

Да и что там беседы — аж помочь согласился. По мере скромных своих сил. Правда, преследовал он, скорее, собственные интересы. Надеясь, что душа-квартирант, этот признак безумия, в результате отвалит куда подальше.

Если верить Вилланду, алхимики, прибывая в его страну, старались селиться в крупных городах. А глуши, каковой считался Тергон, сторонились с опасливой брезгливостью. Темный народ, невежественные правители, не говоря уж про бедность — все это отпугивало ученых мужей. Да и работе как-то не способствовало.

Соответственно, ближайшим местом, где мне могли помочь, была столица графства — город Эльвенстад. Путь до которого предстоял неблизкий. Да к тому же не обещавший быть легким. Посему, прежде чем отправиться в дорогу, Вилланд решил хотя бы запастись провизией. Для чего отправился в соседнюю с «Пьяной овцой» деревню.

Сама деревня оказалась отнюдь не маленькой. Хотя впечатление произвела самое тягостное. Это трактир еще тянул в моих глазах на человеческое жилье. И что нет электричества да удобства во дворе — еще не беда. Но деревенские жители обитали в совсем уж жалких лачугах. Одноэтажных, приземистых. Некоторые настолько успели врасти в землю, что их покрытые мхом бревна едва проглядывали из-под соломенных крыш.

Печные трубы отсутствовали вовсе.

По улицам… хотя какие улицы в этом хаотичном скопище убогих построек. Так вот, между этими домиками бегали куры, бродили худые грязные овцы. Кое-где встречались кучки мусора, вокруг которых вились стаи жирных мух. Один раз Вилланду пришлось обходить лужу, в которой разлеглась здоровенная свинья. Обходил охотник осторожно и потому медленно.

День выдался жаркий, солнце не успело далеко отойти от зенита. Так что презрение местных жителей к нормам гигиены вылилось в неслабое амбре, повисшее в густом душном воздухе. Не знаю, насколько прихотлив был на сей счет Вилланд. Но лично мне более всего хотелось зажать ему нос. Ведь чувства-то у нас теперь были общие!

Из самих обитателей деревни нам встретилось лишь несколько грязных ребятишек годика по два или три. С визгом они резвились в компании какой-то мохнатой кучерявой псины.

«Вероятно, народ на поле трудится», — предположил я.

Продуктовая лавка в деревне имелась. Правда, оказалась она закрытой. Основное же население обнаружилось сравнительно неподалеку. Столпившись на площади, предназначенной, вероятно, для праздников или проведения ярмарки.

Правда, на сей раз жителям деревни пришлось собраться по совсем иному поводу. Куда менее радостному.

Приблизившись и худо-бедно протолкнувшись через толпу, мы с Вилландом увидели веревку с петлей. Одним своим концом она крепилась к суку могучего развесистого дуба. Эдакой достопримечательности местного значения. Со второго же конца веревка была завязана в петлю. И ее уже успели накинуть на шею какого-то паренька, почти подростка. Осталось лишь затянуть — и жизнь бедняги должна была оборваться.

Ногами паренек стоял на большом деревянном ящике. Двое дюжих крестьян дежурили слева и справа от висельника и целили в него вилами. А лицом к лицу перед юным бедолагой стоял человек, одетый совсем не по-деревенски. В бордовый, как засохшая кровь, дублет и высокую шляпу такого же цвета.

Наряд сей мало того, что не украшал своего владельца. Но и, контрастируя с невзрачной внешностью, немало подчеркивал ее изъяны. Высокий рост при худобе и сутулости. Костистое, вытянутое как у лошади, лицо. И жиденькие светлые волосенки, выбивающиеся из-под шляпы.

Голос оказался под стать. Нудный и монотонный, он мог сорваться на злобный визг при малейшем проявлении эмоций. Словно не человек говорил, а мелкая собачонка облаивала прохожих из подворотни.

— Итак, сука, — невесть в какой раз обратился бордовый человек к висельнику, — именем его сиятельства, графа Эльвенского, при всем честном народе спрашиваю тебя…

«А ведь это девка», — подумали мы с Вилландом. Да, одета приговоренная к смерти особа была по-мужски. И пострижена коротко. Вот только выпуклость груди, даром что скромных размеров, все равно выпирала под рубахой.

— …спрашиваю тебя: где скрывается презренный Родрик, дерзнувший назвать себя рыцарем-разбойником? Продолжишь покрывать этого негодяя — и я, на правах дознавателя его сиятельства приговорю тебя к смерти. А коль выдашь нам его и раскаешься, то будешь помилована.

Вилланд стоял довольно близко к дубу и импровизированной виселице. Достаточно, чтобы девица с петлей на шее смогла разглядеть его. А еще опознать в охотнике чужака для этой деревни. Ну и наконец обратить это открытие себе на пользу.

— Вам нужен Родрик? — чисто риторически вопрошала она и недобро улыбнулась, — так вот же он, болваны! Вот, прямо у вас под носом!

Последнюю фразу девушка выкрикнула, тыча пальцем в сторону Вилланда. А тот еще с похмелья соображал туго. И возьми да брякни «что?», когда взоры крестьян устремились к нему.

— Родрик! — не унималась меж тем девица с петлей на шее, — я знала, что ты не бросишь меня. Что придешь на помощь… милый! Спаси же меня от этого сброда!

Неизвестно, насколько готовы были поверить ей и крестьяне, и бордовый графский дознаватель. Да только угодил несчастный охотник, что называется, как кур во щи. Мало того, что никому из собравшихся он не был знаком. А значит явно пришел откуда-то издалека — зачем, спрашивается? Так вдобавок и внешность Вилланда рождала немало поводов для подозрений.

Рослый, с черной бородой и суровым обветренным лицом, украшенным давним шрамом — смотрелся этот человек не шибко приятно. На ангела не тянул точно. И вооружен был, вдобавок. А мало ли для чего он использует этот лук, выглядывающий из-за плеч. Точно ли на зверей охотится? Вдруг на людей?