Великий и Ужасный 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 26

Глава 12

Ничего удивительного

Пока фудтрак гнал по тракту, я всё думал: как так получается, что в мире, где существует магия, подавляющее большинство населения плевать на нее хотело?

Земские городишки и деревушки мелькали за окном один за другим, своим внешним обликом и общим настроем возвращая меня в пору моего среднего школьного возраста, эдак годика с девяносто девятого по две тысячи пятый. Здесь не было никаких дронов, роботов, голограмм и киборгов. Основой пейзажа являлись панельные многоэтажки типа наших «брежневок», одноэтажные домишки — деревянные или красного кирпича, с шиферными крышами. Административные и деловые здания в модерновом или классическом стиле, с колоннами и портиками, часто — с облупленной штукатуркой и скульптурными фигурами с отбитыми носами. Аляповато выглядящие павильоны со всякой всячиной — от цветов до детских игрушек, ларьки со жвачками и сигаретами, сетевые магазины, плотно оккупировавшие первые этажи жилых домов… Да что там: на остановках у трактов я видел даже бабушек в драповых пальто и цветастых платочках, практически исчезнувших с родных мне городских улиц в двадцатых годах двадцать первого века!

А потом Кузя показал пальцем в небо.

— Самолет! Летят курортники в Сан-Себастьян! — сказал он. — Жрать нашу шаурму.

И у меня в голове стрикнуло: вот оно! Ничего удивительного! На старушке-Земле со всем ее почти восьмимиллиардным (к моменту моей тамошней смерти) населением только восемнадцать процентов когда-либо в жизни летали на самолете! И только три процента делали это хотя бы раз в год. Двести тридцать миллионов из восьми миллиардов! А три миллиарда никогда в жизни не выходили в интернет, четыре — никогда не имели смартфона!

Да чего далеко ходить: треть населения тамошней Российской Федерации никогда не видела моря, а около семидесяти процентов — не было за границей! И, что характерно, это им не мешало жить-поживать, добра наживать и временами чувствовать себя счастливо. Я в свое время залипал на эти циферки и здорово обалдел. Мы все жили в счастливом неведении, равняя себя на всякие Лос-Анджелесы и Амстердамы, а для доброй половины мира привычный нам уровень комфорта казался райскими кущами…

Почему же тут должно быть по-другому? И, если на Земле неравенство в двадцать первом веке в основном имело имущественную или географическую природу (ну и наследственную, генетическую, понятное дело), то здесь к этим моментам добавлялась и почти изжитая у нас сословная и расовая, и совершенно оригинальная — магическая общественная дифференциация. Сервитут меня в этом плане разбаловал, общение с опричниками и аристократами подарило иллюзию того, что волшебство — дело вполне обычное, вроде дорогой тачки под задницей или виниров во рту. Типа — круто, но вполне в рамках.

Для жителей же земщины маг был и оставался существом сверхъестественным и невероятным. И появление в том же уездном городе Орловском скромного «пустоцвета» произвело примерно такой же эффект среди местных стражей порядка, как, например, на артистов нашего провинциального Молодежного театра, если бы к ним на премьеру вдруг заявилась посмотреть пьеску, скажем, Юлия Пересильд. Ну, которая в космос летала. Оно как бы вроде и возможно, но с другой стороны — с какого хрена и почему к нам?

Или это они так бегали потому, что он целый целовальник из Сыскного приказа? Тоже — птица высокого полета, по меркам Орловского.

— И всё-таки: что такое целовальник? — спросил я у Риковича, который смотрел, как я подсоединяю кабель от зарядной станции в нужное отверстие в борту фудтрака.

— Это значит — присягнувший, давший клятву, целовавший крест. Ну, и имеющий право целовать крест и давать обещания от лица Государства и Государя, — пояснил он.

— Так ты, Иван Иванович, и в самом деле большая шишка? — глянул на него я.

Похоже, хватая сыскаря за горло в «Орде» в первое наше знакомство, я сделал по его поводу несколько поспешные выводы.

— Это смотря с кем сравнивать. С вот этими вот… — сыскарь мотнул головой в сторону трех экипажей вооруженной милиции. — По сравнению с ними — большая. По сравнению с твоим Воронцовым, Келбали Ханом или — любым из Рюриковичей, или даже с дьяком Карачаровым — пыль! И я хочу это изменить. Я хочу возглавить Сыскной приказ годиков через пять, и дальше… Дальше тоже есть планы.

Вооруженная милиция толпой курила вокруг своих угловатых внедорожников, подозрительно напоминающих смесь «козликов» и «Нив» самой классической, если не сказать — архаической комплектации. Они нервничали: сначала орк на парковке торговлю развел, потом — Сыскной приказ нагрянул. А после того, как Иван Иванович походя, сунув им в самые лица серебряный значок своей структуры, вынул у одного из них из нагрудного кармана косяк с дурью и в мусорку кинул — они совсем вспотели. Поняли, что перед ними маг, или — что их плотно пасут. И теперь пытались врубиться, как себя вести. Сделать вид, что ничего не произошло? Попытаться прояснить ситуацию, подойти пообщаться? Предложить денег?

Рикович издеваться над милиционерами не прекратил. Он вдруг обернулся и погрозил одному из них пальцем:

— Даже не думай, Петренко. Правильно — лучше о детях подумай. Как им будет жить-поживать в сиротском доме, а жене твоей — ссыльной в Хтони?. Бросай вот это дело и считай, что тебе повезло на доброго волшебника наткнуться. Но проверку в ваш прекрасный городишко я всё-таки пришлю. Скажем — через месяц. Успеете дерьмо разгрести?

— Д-д-да! — судорожно закивал обильно потеющий Петренко.

— Так марш-марш к японой матери, какого черта вы тут груши околачиваете? — рявкнул целовальник.

Милиционеры переглянулись и, рассевшись по машинам, укатили прочь.

— И что это сейчас было? — уточнил я. — Ты вроде жаловался, что пустоцвет и слабосилок. А как присмотришься повнимательнее — великий добрый волшебник!

— Пф-ф-ф! Этот Петренко так громко и смачно думал о загашнике с травкой, что я просто не удержался! А так он парень хороший, правильный: как я его пуганул — сначала про жену с детьми вспомнил, а потом — про нераскрытое дело, тут у них кто-то павильон поджег, и у Петренки зацепка есть, стопудовая. Получается — за семью испугался, ну и за работу свою — тоже. Нормальный дядька. Ну, дует. Беда, конечно, но не смертельно. А кто-то пьет! Не вижу особой разницы. Работа нервная! Может, бросит пагубную привычку с моей подачи, обретет второе дыхание и получит новые погоны, посолидней. Он вообще толковый, я бы его в ярыжки взял, но не пойдет, откажется. Такие, как этот Петренко — плоть от плоти земщины, они в своем городе — на своем месте. Выдерни — получишь огрызок, а не человека. А великим, но ни разу не добрым волшебником я намереваюсь стать с твоей помощью. Я уже провел подготовительную работу и выяснил — у твоих подопечных целые узоры на ручках золотом сверкают, когда беда приключается. Так что я настроен на долговременное и плодотворное сотрудничество.

— Помнишь, что нужно сказать? — глянул на него я. — Целовальник.

— Я должен стать на колено, поцеловать тебе руку или сделать какой-то жест особый? — уточнил будущий великий недобрый волшебник.

— Хоть дулю в кармане держи, мне насрать. Если решился и подвиг для меня нашел — скажи то, что нужно.

— Моя жизнь… — бастард царского рода сглотнул. Явно — давалось это ему непросто, он всё еще сомневался, не совершает ли что-то против своей присяги. Но совладал с собой и закончил: — Моя жизнь принадлежит Орде!

— Лок-тар огар, соратник! — я хлопнул его по плечу и осклабился.

— А это что значит?

— Победа или смерть! Так что, где там подвиг?

Задумчиво почесав плечо, Рикович проговорил:

— Ну, тогда да. Лок-тар и всё такое… Это нам понятно и близко. «Умри, но сделай», да? А что касается подвига — есть вариант попробовать обкатать твою методику по изничтожению Хтони в тепличных условиях. Ну, почти…

— Обкатать? Методику? У меня есть какая-то методика? — удивился я. — Нет у меня никакой методики и не было!