Античные битвы. Том II (СИ) - Добрый Владислав. Страница 32
А еще, разумеется, чем больше у женщин денег, тем сильнее ориентируется на них масскультура.
Можно сколько угодно ужасаться гейству современных фильмов, но увы — Арнольд Шварценеггер, Вин Дизель и Клинт Иствуд нравится в основном мужчинам. А вот тот тощий, из сумерек — женщинам. А значит, таких будет все больше.
Переживать не стоит. Особенно нам, славянам. Источников на ранее средневековье и зарождения славянских народов у нас конечно нет, но те, что есть, уже 11 века, показывают — нам к женской власти не привыкать.
Наибольшие масштабы славянский матриархат получил в чешских хрониках. Козьма Пражский в старейшей «Чешской хронике» описывает раннюю историю Чехии как настоящее «женское царство». Чешскому патриарху Кроку, одноименному с польским Краком, наследуют одни женщины — сестры Кази, Тэтка и Либуше.
Многие не в курсе, но «Чешские хроники» Козьмы наряду с «Повестью временных лет» Нестора Летописца и «Хроникой и деяниями князей или правителей польских» Галла Анонима имеют фундаментальное значение для славянской культуры.
Они, конечно, тот еще сборник дикого бреда. Видимо авторы пытались легитимизировать свои страны, поэтому приплели все, начиная от античных мифов и заканчивая персонажами времен переселения народов. Но есть вещи, которые выдумать сложно:
«Женщина тонкого вкуса, свободно, без мужа жила. Тэтка выстроила град и назвала его своим именем — Тэтин. Град был сильно укреплен самой природой, будучи расположен на вершине крутой горы у реки Мжи. Тэтка научила глупый и невежественный народ поклоняться горным, лесным и водяным нимфам, наставляла его во всех суевериях и нечестивых обычаях.» — Чешские хроники.
Судя по всему, автор пытался включить богиню-прародительницу в королевскую династию. Тем не менее…
Ладно, тема эта космически огромна и полна бурлящего говна. Для человека разумного же, достаточно понимать — в толще множества веков человеческой истории мы легко можем выдергивать случайные факты, и бросать их на ту или иную чашу гендерного спора. Правда же довольно проста — в конечном итоге, роль человека, с сиськами или без, в обществе в первую очередь зависит от объективных факторов, таких как происхождение и возможности, во вторую очередь, от самого человека, только потом от его половой принадлежности и в последнюю очередь от его сексуальной ориентации. Глупо пытаться делать вид, что все наоборот.
Послесловие
Это конец моей книги, но не Греции в частности и античности вообще. Сама античность будет длиться и длиться. Только с условным падением западной Римской Империи и началом Темных Веков, принято считать, что античность окончена. Но дальнейший предмет нашего разговора — а именно сражения и войны — в той или иной степени связаны уже скорее с Римом, а не с Грецией.
Великий Рим штука такая, что надо бы по нему отдельную книгу писать. Так её и назову. Битвы Рима.
Разумеется, Греция и, теперь уже, в более широком смысле, эллинистический мир, распространившийся до самой Индии — никуда не денутся, со временем частично войдя в состав Римской Империи.
Эллинистические государства в Азии даже пережили Римскую Республику. Но самые крупные, такие как Империя Селевкидов, все же пришли в упадок задолго до.
Как же так получилось, что одряхлевшие монархии великих греков осыпались пылью под ударами легионов Рима, а не наоборот, бронзовощитная фаланга эллинистических империй, не втоптала в грязь отсталых италиков?
Ну, вообще-то, греки пытались. Однако, честно говоря, уже ко временам Александра Македонского, у них все было не очень здорово.
Современная социология учит — любой кризис лишь обнажает и стимулирует уже существующие тенденции, но не порождает их.
И действительно, кризис в Греции случился еще в IV веке до нашей эры, и Пелопонесская война между Афинами и Спартой была лишь порождением его, но не причиной. Помните, я упоминал, что Аттика, область которая фактически являлась приполисной для Афин, в то время была населена так же плотно, как в современности? Это я конечно, слегка приврал. Все же технологии земледелия были куда хуже. Но в принципе, кое какие записи и археологические данные есть. Мы говорим как минимум о 500 000 древних греков, вместе с женщинами, рабами и всякими метэками. Это нижняя планка, цифра в миллион жителей вполне может быть реальной. Сейчас в Аттике живет около 3,5 миллионов человек, но современный округ Аттика заметно больше той, древней, и включает в себя еще несколько местностей и островов. То есть, цифры действительно одного порядка, не так уж я и соврал.
Теперь внимание, неожиданное для меня открытие, номер два.
С глубокой древности считалось, что миграционные процессы вызывает перенаселение. Кажется логичным — наплодились до одури, аж не помещаются, и выплеснулись прочь, как кипящее молоко из кастрюльки.
Еще римские историки рассказывая о прародине готов, объясняли, что племена там размножаются со страшной силой, поэтому раз в два поколения делятся на три части. Одна часть уходит вдаль (в том числе и просить земли у Рима), а остальные дерутся между собой, пока одни полностью не истребят других.
Как ни странно, но эту мало правдоподобную теорию транслировали в учебниках до самого недавнего времени. Прямо сейчас можно найти тезис о том, что рост населения в Греции и стимулировал колонизацию ими средиземноморского побережья.
На самом деле, все работает не совсем так. Даже совсем не так. Вплоть до обратного.
У нас, людей, нет инстинктов по заботе об экологии. Древние охотники собиратели легко и непринужденно могли поджечь лес, чтобы потом собрать полупрожаренные тушки зверей, и ничего в их сердечках от этого не екнет. Всегда можно уйти дальше. Поэтому засрать место обитания для человека, в принципе, естественно. Мы конечно сейчас люди разумные, и боремся с этими позывами, хоть и не всегда успешно — но увы, увы…
А вот на размножение у нас, внезапно, похоже есть некие ограничители. Если древние охотники собиратели вдруг оказались зажатыми на зиму в горной долине, километров на сто пятьдесят квадратных, с ограниченными ресурсами — то к гадалке не ходи, некий условный порог численности, который может прокормить местность, они не перерожают.
И особенно хорошо это видно на древних поселениях. Всегда есть граница, которую численность населения не перешагивает.
У нас очень мощный материал, который это подтверждает. Буквально, тысячелетия Иерихон или Чатал-Хуюк растут на один дом в поколение, а то и меньше. А потом, вдруг, появляется просо, или кости свежеприрученных овец — и следует взрывной рост населения. В условиях чудовищной детской смертности да и вообще не самой лучшей медицины, демографический взрыв в древности, это удвоение населения города лет за сто. Правда, естественным путем это почти никогда не происходит — обычно в тупую сразу же появляется множество домов, и поселение опять «замерзает» на сотни, если не тысячи, лет.
Да-да, чертовы мигранты, всегда рядом.
Механизм воспроизводства работает примерно так — люди сверяют свою жизнь с тем, как будут жить их дети. И если сравнение такое себе — не рожают. С одной стороны, это значит, что если в условной Сербии, люди видят что их жизненные приоритеты — квартира, машина, дача — трудно выполнимы для их детей, то они не рожают. Ну там, квартиру можно купить только по ипотеке через десять лет, например. Рожают одного-двух, потому как единственная надежда для детей, это наследство.
При этом, рядом живут албанцы, с запросами попроще — быть перманентно сытыми и иметь хоть какую-то крышу над головой. Албанцы уверены — уж это то их дети будут иметь. Сербы не дадут им голодать и дадут крышу над головой. И довольно быстро, они буквально перерожали сербов.
У древних Афин просто есть образцово показательная история с островом Эгина. Прямо почти сферическая в вакууме. Заселили Эгину. Начали конфликтовать. Вырезали Эгину — часть населения уехала на Эгину. Численность Афин восстановилась. Начали конфликтовать…