Княжич (СИ) - Волков Александр Мелентьевич. Страница 4
— Ты уверен, что её интересую я, а не влияние и ресурсы моего отца? — резонно возразил Волховский.
— Какой же ты занудный. — Попов выразительно покрутил пальцем у виска. — У неё денег куча.
— Деньги имеют свойство заканчиваться, — ответил Волховский. — И если ты не слышал, после развода госпожа Куниёси приватизировала большую часть активов барона Молчанова, вот он и ищет, куда пристроить дочь, чтобы поправить дела. Эта мысль заставляет меня сомневаться в искренности намерений Елизаветы Аркадьевны.
— Мало что ли в институте богатых студентов? — скептически скривился Попов. — Не говори глупостей. Я подарил Молчановой два автомобиля, на которых теперь рассекает её отец, и что с того? Она даже не здоровается со мной.
— В институте мало студентов из княжеского рода, но скажу проще, — ответил Волховский, когда прозвенел звонок. — Она не в моём вкусе. И ты ей симпатизируешь. Я стараюсь не допускать конфликта интересов с друзьями. Это бесчестно.
— Точно больной человек, — сокрушился Попов. — Лечиться тебе надо, это я как целитель говорю.
Глава 2
Молчанова достигла совершенства в двух вещах — владении скрипкой и ненависти к музыке. Она научилась играть такие музыкальные партии, что стала любимицей преподавателя по музыке, знаменитого Елисея Тогукавы, который временами устраивал грандиозные концерты и аншлаг в зрительском зале Большого Театра Петербурга. Японскую фамилию он взял из принципа, и очень гордился этим.
Молчанова всеми силами старалась не запоминать его имя, но, увы, обстановка её вынудила, ведь девчонки из ансамбля говорили о нём постоянно. У него мечтали обучаться все, но только не Молчанова. Ей приходилось через силу водить смычком по струнам, и когда Елисей наконец велел закончить игру взмахом дирижёрской палочки, Молчанова испытала облегчение.
— Отличная игра, — одобрил Елисей. — Но партию контральто необходимо подтянуть. Да, Гарькавая. Я к тебе обращаюсь.
Девушки захихикали.
— Я буду стараться, Елисей Викторович, — ответила Гарькавая.
— Молчанова — ты как всегда великолепна, — одобрил Елисей. — Продолжай в том же духе, и через месяц сможешь выступить с моим ансамблем.
— С превеликой радостью, Елисей Викторович, — сдержанно ответила Молчанова, а сама подумала: «Сдался мне твой ансамбль. Надеюсь, ты сдохнешь».
— Хорошо. — Кивнул Елисей. — Можете идти. Занятие окончено. Сударыня Гарькавая, вас попрошу задержаться.
Молчанова направилась на плановую лекцию.
Ей было не интересно, о чём рассказывали преподаватели на основных занятиях. Она даже учебники с собой не носила. Смысла не было, ведь учебный материал первого курса она освоила ещё до поступления в СПбИИ. Умница, отличница, красавица. Все хотели её в жёны, все хотели с ней дружить, да вот только саму Молчанову столь избыточное внимание раздражало. Люди вызывали в ней отвращение. Она бы с удовольствием их поубивала, да только отец вряд ли бы такое одобрил. Надо было маскироваться под нормальную девушку, и добиться расположения Волховского, чтобы заключить выгодный политический брак.
К счастью или к сожалению, Волховский вызвал интерес не только у Аркадия Молчанова, но и у самой Молчановой. Её интерес был вполне понятным — любовным, и к политике отношения не имел.
Молчанова расстроилась из-за отказа Волховского, но понимала, что придётся попытаться снова добиться его расположения. Иначе ей было не найти себе места.
Аркадий Молчанов не останавливался в попытках сделать из дочери идеальную жену — совершенную в музыке, совершенную телом, совершенную в светской беседе и политике. Именно такая девушка, по его разумению, могла обеспечить выгодный союз с княжеским родом, и по щелчку пальца решить все проблемы Молчановых.
Прозвенел звонок, но Молчанова вставать не спешила. Глядела на парковку через окно. Дожидалась, пока Волховский не усядется в машину из своего кортежа с Поповым, и не уедет. Ещё одной неловкой встречи не хотелось. Машины с фамильным гербом Волховских на бортах вскоре скрылись за поворотом. Послышался отдаляющийся вой сирены внедорожников сопровождения — кортеж поехал по городу, среди простых смертных.
— Сударыня, с вами всё в порядке? — поинтересовался химик с небритым лицом. — Звонок прозвенел. Вы свободны.
— Да, Иннокентий Павлович. — Молчанова кивнула, и собралась с мыслями. — Я задумалась.
— Не доклад ли занимает ваши мысли? — поинтересовался химик.
— Я давно написала доклад по топливу и теории горения, — ответила Молчанова. — Не хочу сдавать раньше времени, с вашего позволения.
— Могу помочь вам устранить неточности, — предложил химик. — Если они там, конечно, есть.
— Вряд ли есть. — Молчанова покачала головой, и встала. — Хотя эту теорию можно описать так же просто и элегантно, как Эйнштейн описал теорию взаимодействия частиц Кенши с магическими мечами и мечниками. Просто написать, что горит смесь паров бензина и кислорода, а не расписывать этот процесс в многостраничном докладе.
— Таков закон обучения. — Химик улыбнулся, и поправил очки. — Больше напишете — лучше запомните. К тому же, только понимание деталей позволяет вносить в них изменения, а значит изобретать новое и изменять мир.
— Я знаю. Но от этого обучение не перестаёт быть несусветно скучным.
— Зато благодаря обучению вы не стали несусветно глупой, — парировал химик. — Ваши умственные способности поразительны, сударыня. Уверен, вы далеко пойдёте. Барон Молчанов прекрасно вас воспитал.
— Конечно. — Молчановой удалось изобразить искреннюю улыбку. — Я благодарна отцу. До свидания, Иннокентий Павлович.
На самом деле возвращаться домой ей не хотелось. Хотелось сразу поехать на пустырь в Петербургской области, но надо было показаться отцу, и дождаться, пока он уедет на очередную встречу. Ещё требовалось посетить тайный ботанический сад, и сорвать зрелый ликорис, семя которого Молчановой дал загадочный Человек в маске Кабуки.
Молчанова не помнила, когда и при каких обстоятельствах она встретила Человека в маске. Казалось, будто это случилось тысячу лет назад. Ей помнился приятный, всепоглощающий Голос, маска Кабуки и белые одеяния, словно у божественного посланника. Он пообещал, что если в точности выполнить его указания, то любовь Волховского ей обеспечена, а ради этой любви она была готова на всё. И неважно, что любовь было невозможно спровоцировать никакой магией. Голос вызвал у Молчановой безоговорочное доверие.
Она вышла на порог института, под пасмурное небо.
Её кортеж был втрое скромней, чем кортеж Волховского. Всего одна машина сопровождения, и одна — личная. Охранник открыл перед Молчановой дверь престижного седана, и жестом пригласил в салон.
— Прошу, сударыня, — сказал охранник.
— Спасибо, — поблагодарила Молчанова. — И попросите водителя сделать небольшой крюк, проехать через Дворцовый мост, и прокатиться по набережной Японского района. Хочу на него посмотреть.
— Как прикажете, сударыня, — подчинился охранник. — Вы уверены, что барон Молчанов не будет переживать?
— Не беспокойтесь, — Молчанова поспешила успокоить охранника. — Скажите, что я пригрозила вам увольнением, если вы не подчинитесь.
Молчанова уселась в удобное кресло, и кортеж поехал по оживлённой улице к Дворцовому мосту. За окном мелькали яркие неоновые вывески, реклама на японском языке, билборды с изображением русских и японских знаменитостей. Петербург после формирования русско-японского конгломерата стал сильно напоминать Токио. Петербургским князьям всегда было свойственно наделять город архитектурными особенностями зарубежных культур, а тут произошло практически полное слияние двух государств, потому Молчанова не удивлялась, когда видела пироговую и раменную в одном здании.
Молчанова поехала этим маршрутом не просто так. Она хотела как можно дольше не возвращаться, надеялась, что отец уедет, однако осознавала — он будет ждать её до упора. Потому пришлось направиться домой.