Желанная для диктатора (СИ) - Дали Мила. Страница 29

— Хочу тебя…

— Нет!

— Почему? — искренне удивляется.

Несмотря на ранение, настроение у него порочное. А стоит ли ждать святости от такого человека, как Громов? Он обводит по кругу и расстегивает пуговицу на шортах. Движения четкие и автоматические. Будто Громов всю жизнь только этим и занимался.

— Ты ослаблен, надо отдохнуть… — растерянно пытаюсь остановить его.

— Ну так сейчас и отдохну. Чего ты опять трясешься? Я же не сильно.

— Не время, — говорю, опустив взгляд, смотрю, как Громов уже стягивает мои шорты вместе с трусами.

— Лезь наверх.

Мужчина откидывается на кушетку и сильно напрягает челюсть. Черт возьми, ему ведь больно! Меня корежит от его выходки. Перешагиваю свои вещи и дотрагиваюсь до ширинки на его джинсах. Приспускаю одежду.

— Ты возбужден даже сейчас?

— Не в хуй же выстрелил.

Аргумент. И возразить нечего.

Пылаю от злости и благодарности одновременно. Я не заперла дверь лечебницы, но не думаю, что кто-то посмеет войти. Дотрагиваюсь ладонью до груди Артема, поглаживая, провожу ниже, рассматриваю разноцветные символы, выбитые на его теле.

— Так красиво…

Касаюсь нежной плоти и, захватив ее, провожу вверх-вниз по всей длине. Громов напрягает пресс и выдыхает с шумом. Словно нервничает и торопится. Он прожигает меня взглядом. Рывком заставляет сесть на него и широко расставить ноги. Одной рукой он приподнимает меня за ягодицы, второй берет член.

Я напрягаюсь от предвкушения, когда теплая головка скользит по моей интимной зоне, самой чувственной точке, проникает внутрь. Заполняет собой. Артём берет меня за талию. Контраст его ледяных рук и моей горячей кожи особенно острый.

Я опираюсь на плечи Громова, выгибаюсь и сама насаживаюсь на него. Медленно, аккуратно, растворяюсь в ласках. В плавных приятных движениях, захлебываясь собственной похотью.

Так у нас еще не было. И это не просто секс, а нечто большее. Я то приподнимаюсь, то опускаюсь, позволяя Громову насладиться. Насытиться. Приглушить боль.

Сейчас я управляю нашим водоворотом страсти. Наблюдаю, как Громов закрывает глаза и прерывисто дышит. Сжимает мои ребра холодными руками. Ведь я его, и только. Никуда не вырваться из хищных лап Громова.

Он скользит руками к моей груди и терзает. Сдвигает чаши лифа, дотрагивается до сосков. Сдавливает пальцами и слышит мой умоляющий стон. Берет меня за плечи и прижимает к себе. Рана еще не вытянула из Громова все силы. Я опираюсь локтями по обе стороны от его лица и принимаю в себя импульсивные движения.

Громов кончает через стон и крепко целует меня в висок, не выпуская из объятий. В его руках спокойно. Мне хорошо тысячекратно от того, что хорошо Артёму. Чувствую внутри горячую сперму и сладкие пульсации. Утыкаюсь носом в шею Громова. Надышаться не могу им. Он нужен мне.

Приходится уговаривать, чтобы отпустил меня, дав возможность с него слезть и одеться. Поправляю одежду на себе, Громов делает то же самое со своей.

— Возвращаемся. Я соскучился по дочери. — Хрипит Громов.

Стараюсь прятать грусть и наблюдаю, как сложно подниматься Артёму с кушетки. Не выдерживаю, подаю ему руку и помогаю.

— Ты совсем ослаб, не нужно было заниматься любовью.

— А может, я завтра подохну? Почему бы и нет. Напоследок.

— Не говори так!

— Шучу, хватит ныть. И не смей показывать слезы моим бойцам.

Утираю их. Всхлипываю, подхожу к Артёму и заныриваю под его плечо. Он опирается на меня и медленно идет к выходу. Каждый шаг ему дается с трудом и через резь в боку. Громову нужно в больницу, но он слишком суров, чтобы обращаться к специалистам. Говорит, и не такое терпел. А мне смотреть страшно.

— Оставь.

Он замирает у выхода из лечебницы и отпускает меня. Превозмогая боль, выпрямляет спину, расправляет стать, поднимает голову и делает взгляд, от которого хочется прогнуться, почувствовав себя ничтожеством, и покориться.

Мне остается лишь молчать, спрятавшись за его мощью. И если бы не алое пятно, пропитавшее рубашку, я бы и не догадалась, что с Громовым случилась беда.

— Никогда не показывай слабость бойцам. — Его голос тверд и безупречен.

Громов ударом кулака распахивает створку, делает шаг вперед. А на улице промозглая ночь и наемники. Они давно разучились спать. Они окружают нас со всех сторон мертвыми черными душами. При свете фонарей их образы кажутся расплывчатыми, будто это не люди вовсе, а призраки.

— Замут, перетащите кровати Фортуны и Арины в мою комнату.

— О, Гром! Все в порядке?

— Не сдох еще, как видишь.

— И не сдохнешь. Хотя тебя нехило покоцали.

— Не дождетесь.

Услышав последнюю фразу, Замут опускает голову и отходит в сторону, освобождая нам путь. Громов берет меня за руку и тараном тащит внутрь дома. Рассекает своим телом холодный воздух. Такой же холодной рукой сжимает мою.

— Я заперла дочь в спальне, сейчас все сделаю. Ты присядь, присядь, Артём. — Указываю Громову на кресло.

Со всех ног бегу наверх, опережая безымянных наемников. Кидаю мимолетный взгляд на Касыма. С моим появлением он сразу отвлекся от кофе.

На втором этаже у двери в спальню натягиваю счастливую улыбку и трясущейся рукой пытаюсь попасть ключом в скважину. Не с первой попытки получается, и я тихонечко открываю дверь. Подхожу к дочери, сгребаю ее вместе с одеялом. Мне тяжело, но я иду обратно в коридор, кивком подтверждая наемникам приказ Громова.

— Что-то случилось, Вероника?

— Нет, Касым. Артём очень нас любит и после ранения решил, что мы должны быть всегда рядом.

— Грому повезло. Будто с неба на голову свалилась семья. Прекрасная женщина. Он говорил, что бог наделил вас редкой красотой?

— Ты забываешься, Касым. И у стен есть уши!

Касым дергается и резко отводит сверлящий взгляд на себе подобных, что перетаскивают мебель. Аришка сонно вошкается на моих почти онемевших руках. Подбрасываю дочку за жопку, чтобы центр тяжести переместился мне на плечо.

— Позвольте, я помогу. — Предлагает Касым, говорит спокойно и бархатно.

Как, в принципе, и всегда. Разворачивается, тянется руками к моей дочери. Я хмурюсь, крепче прижимаю к себе ребенка, на полшага отступаю назад.

— Нет. Арину ты трогать не будешь Фортуновская шестерка!

Это сказала не я…

Каменею. Вспыхиваю и, если бы не дочь, уже сгорела бы на месте. Рассыпалась в прах. По спине бегут токи волнения от того, голос за спиной звучит летально.

У Касыма глаза округляются. Впервые вижу его лицо таким. Мужчина бледнеет в секунду, только уши наливаются пламенным цветом.

Я поворачиваю голову и смотрю на Громова. Сейчас он совсем белый, почти в цвет рубашки, и у него жар — каплями пота проступает на лбу и щеках. Громову плохо. Откровенно. Это не скрыть. Но лидер все еще сохраняет свою власть.

— Гром, я лишь хотел облегчить ношу Вероники Сергеевны.

— Не твоя это ноша.

Громов хрипит и зверем оглядывает своих наемников. Контролирует всех и каждого в отдельности. Останавливается на мне. Вгоняет в краску, меня аж потряхивает от того, что нервы натянуты до предела.

Громов рассержен и с легкостью может уничтожить Касыма. Что, собственно, и собирается сделать, судя по его виду и груди, наполненной воздухом — он собирается отдать приказ.

— Артём, — говорю тихо, но твердо, — Касым — мой личный наемник и было бы правильней мне решать его судьбу. — На свой страх и риск беру ответственность и становлюсь так, чтобы прикрыть собой Касыма от сокрушающего взгляда Громова.

— Хорошо-о-о. — Грубо и подозрительно протягивает Громов.

Мне приходится принять на себя все вибрации ярости, исходящие от каждой его клетки тела.

— Свободен, Касым. — Вполоборота шепчу наемнику, и тот, кивнув, вихрем скрывается с глаз, оставляя после себя ветер и запах парфюма такого же сладковатого, как сам Касым.

Мы с Артёмом по-прежнему в окружении безымянных наемников, но кажется, что они растворились. Здесь только мы втроем. Наша маленькая хрупкая семья, воздвигнутая на фундаменте власти. Страха за жизнь. Больших грязных денег. И врагов.