Воспоминания военного контрразведчика - Вдовин Александр Иванович. Страница 23
В другом случае он, находясь в госпитале на лечении, умудрялся выходить на явку с сотрудниками ЦРУ. Оказывается, в заборе каждого лечебного учреждения есть лазейки, надо только их найти. И об этом оперработник должен знать или предполагать.
Мне нравились выступления Григорьева на партийных собраниях и чекистских совещаниях. Вроде грубовато, но не по бумажке читал, а убедительно, «весомо, грубо, зримо», все сказанное им оставалось в голове, многое потом использовалось и учитывалось в работе.
Речь его отличалась образностью, меткими характеристиками, ярко окрашенными, и такого красноречия Григорьев требовал от оперсостава. Во время докладов оперативных документов, обсуждая их содержание, Николай Иванович обращал внимание оперсостава на суть вопроса, умение рассуждать, не обязательно красиво и умно, а главное — логично. Он умел слушать любого, не перебивая, но не терпел многословия. Некоторые оперработники растекались мыслию по древу и никак не доберутся до существа вопроса. Николай Иванович видел причину сего — туман в умах — и останавливал доклад.
Григорьева знали во всех подразделениях КГБ. Он мог, без выписки письменного задания, при срочной необходимости организовать негласный контроль, слуховой контроль и т. д. Авторитет его был непререкаемым.
Он был строг, но справедлив, любил оперсостав, был открытым и доступным. Хриплый прокуренный голос вызывал симпатию.
В обеденный перерыв Николай Иванович любил играть в шахматы, уважительно говорил, что это и спорт, и искусство. Сотрудники отделения доброжелательно завидовали Филиппову, который был его партнером. Какие счета были между ними, держалось в тайне.
К огромному сожалению, в 1970 году он ушел из жизни. Прощание было в клубе на улице Дзержинского с десяти до тринадцати часов. Похороны его были на самом высоком уровне, на Ваганьковском кладбище при огромной чекистской аудитории. Туда выехала вереница автобусов и машин, не считая катафалка с родственниками. Я предполагал, что народу будет много, но чтобы столько?! Венки, цветы, рота почетного караула, прощальные речи — хоронили почетного чекиста, полковника Григорьева Н.И.
Начальник отдела Николай Алексеевич Душин остался в памяти, прежде всего, военным человеком: выше среднего роста, прямой как струна, даже когда сидел, спину держал прямо, обладал походкой энергичного человека, дорожащего временем; требовательный, строгий, сам дисциплинированный, он требовал дисциплины и от подчиненных; отличался сильной волей, жесткостью по отношению к подчиненным. Возможно, его жесткость шла от характера, от прожитого, а может быть и от слабого здоровья.
Взгляд его светло-голубых глаз был холодноватым. Он носил летную форму. На партийном собрании, перед уходом Николая Алексеевича в административный отдел ЦК КПСС, выяснилось, что на войну он пошел добровольцем, приписав два года к своему возрасту, благо высокий рост позволял обмануть сотрудников военкомата. После войны работал учителем в средней школе на Дальнем Востоке.
Я считал, что строгость его была напускной.
Сотрудники 2-го отделения, которым разрешалось носить гражданскую одежду, к нему обращались по имени и отчеству. Но при этом субординация сохранялась. За одиннадцать лет моей службы в отделе Душин лишь однажды сорвался и строго и по делу отчитал меня и Золотухина А.Д.
Периодически проводил со мной контрольные явки, но сухо, деловито, что было в его манере.
Во время собеседования со мной Николай Алексеевич Душин интересовался моей автобиографией. Ему заметно понравилось, что старший лейтенант имеет первый разряд по баскетболу, футболу, ручному мячу, третий разряд по волейболу, легкой атлетике и лыжам, был тренером женской команды по баскетболу в ПТУ и со своими подопечными занял второе место по Московской области. А в школе военных контрразведчиков был играющим тренером и капитаном баскетбольной команды и команды по ручному мячу. Обе команды на соревнованиях Сибирского военного округа занимали призовые места.
И он, развивая свои мысли о спорте, заметил: «Если вы занимаетесь спортом, вы формируете в себе психологию победителя, основанную на преодолении и совершенствовании самого себя. Эта модель может сохраняться всю жизнь, если вы, конечно, не останавливаетесь на достигнутом. В спорте победы тоже ведь не приходят сами по себе. Сначала нужно провести большую работу, как физического плана, так и аналитического, психологического, образовательного. Так же и в оперативном деле. Если вы поставили перед собой цель и видите свои задачи ясно, вы начинаете понимать, что нужно, чтобы достичь цели: какие знания нужно получить, с какими людьми взаимодействовать».
Как бывшего спортсмена, назначил меня физоргом отдела и требовал докладывать раз в неделю о посещаемости сотрудниками отдела занятий по физкультуре. Скрывать информацию было нельзя, так как физрук управления докладывал начальнику управления, а тот в свою очередь звонил начальникам отделов и требовал усилить контроль. Подставлять сотрудников старшего поколения, участников Великой Отечественной войны, всегда имевших «оперативные» причины не посещать занятия, было стыдно.
Николай Алексеевич контролировал процесс, отчитывал начальников отделений и меня, прогульщиков строго предупреждал. Душин во всем оставался дотошным и педантичным.
Отдел постоянно выигрывал почти все соревнования в управлении. За первые места получали кубки, хранившиеся у начальника отдела. Душин гордился ими и очень переживал, когда мы проигрывали.
А те годы, предшествующие моему зачислению в отделение, были богаты на события в разведывательной и контрразведывательной деятельности. Особенно в противоборстве спецслужб США и СССР.
Конечно, Николай Алексеевич знал, что сотрудники отделения, за исключением Филиппова В.С., уже выработались в силу возраста. Из шести сотрудников отделения четверо были участниками войны, и им необходима была смена. Он поставил вопрос перед руководством 3-го Главного управления о расширении количества оперработников в отделении, о снятии нагрузки с оперработников, работавших по обслуживанию стратегических управлений ГРУ.
В 1968–1970 гг. пришла новая волна оперработников — Иванов В.И., Моляков А.А., Золотухин А.Д., Черномырдин Н.П., Петров П.В., Шелепов И.М., Безрученков С.Е., Петриченко Н.П, Перец В.В., Терещенко А.С. и другие. Более того, вместо шести сотрудников в отделении работали уже двенадцать, а потом и восемнадцать человек. И все, можно так сказать, ютились, хотя и в большом, но все-таки в одном кабинете.
Оперативный состав в лице новых работников оживил работу — были разоблачены Филатов и Иванов, но только с появлением источников КГБ в ЦРУ отделение, а в будущем отдел, взобралось на вершину контрразведывательной славы.
Спустя какое-то время стало известно, что спецслужбы США в 1966–1967 годах нанесли по ГРУ значительный, можно сказать, тяжелый удар. Они арестовали двадцать девять агентов ГРУ и выслали большое количество сотрудников этого управления, а некоторых арестовали. Причем акция происходила одновременно в нескольких странах, по заранее разработанному плану в США. Приблизительно такой же удар по ГРУ нанесли в 1932–1935 годах.
В США в 1962 году сотрудники ГРУ завербовали подполковника Уильяма Генри Валена (псевдоним Дрон), руководившего шифровальным отделом в Комитете начальников штабов Министерства обороны США. В течение двух лет от него поступала важная информация о ядерном оружии, ракетах, детальные планы командования стратегической авиации США и планы по действиям американских войск в Европе. Однако в 1966 году Валена арестовали агенты ФБР. Причиной его провала послужило предательство Дмитрия Полякова, рассказавшего о нем американцам.
Другим агентом ГРУ в США был Герберт Бекенхаупт, сержант военно-воздушных сил США, приписанный к штаб-квартире командования ВВС в Пентагоне. В течение долгого времени он передавал в Москву секретные материалы, пока его не арестовали в 1967 году. О ценности передаваемой им информации говорит тот факт, что, по сравнению с другими разоблаченными агентами, он был осужден на тридцать лет тюрьмы.