СССР: вернуться в детство?.. (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 17
– Валя! – укоризненно всплеснула руками Татьяна Геннадьевна.
– Мда. А русский?
– Проверим?
– Погоди, я детей отпущу.
Она ушла и вернулась с ещё одной дамой, похожей на добрую волшебницу Виллину из Волковских сказок. Та села за соседнюю со мной парту. Её тоже помню, обалденная учительница, подружку мою в начальных классах учила и у нас заменяла несколько раз. Лидия Андреевна, кажется.
– Что, диктант? – спросила она.
– Давайте, – согласились все, выдали лист в линейку и начали мне диктовать.
Примерно посредине диктанта в дверь застучали, просунулась мамина голова и ввалилась она сама. Мама, видать, собиралась громко вопросить: «А что случилось?» – но Валентина Акимовна строго сказала: «Ч-ш-ш!» – и показала глазами на свободную парту.
Потом Лидия Андреевна, мягко улыбаясь, задавала мне каверзные вопросы типа «а почему ты это слово написала вот так, а не вот так?» Потом возникли ещё какие-то слова и ещё вопросы, и три учительницы многозначительно переглядывались между собой на мои ответы, страшно напоминая мне тройку ведьм.
– Да, в начальной школе ей делать нечего, – Валентина Акимовна сняла очки и переплела на груди руки, сразу сделавшись похожей на памятник Ришелье. – Проверить более детально, но садить даже в третий класс, я считаю – бессмысленно.
– Запрос придётся делать в районо, да, Таня? – спросила Лидия Андреевна и недовольно поджала губы. – Разрешат ли нам? Волокитчики...
Татьяна Геннадьевна согласно покивала:
– Хорошо, девочки, давайте я с мамой поговорю, – две пожилых учительницы ушли, а мама подсела ближе. – Видите ли, Галина Николаевна, сегодня Оля обратилась ко мне с вопросом, можно ли сдать экзамены за начальную школу... в ускоренном порядке, так скажем.
– Оля?! – страшно удивилась мама.
– Да. И видите, какой спонтанный у нас получился...
– Консилиум, – подсказала я.
– Да, – засмеялась Татьяна Геннадьевна. – Так вот. Несмотря на высокий уровень знаний, вы должны понимать, что экстернат... не очень одобряется. Требуется особое распоряжение главы районо. Или даже выше. Я, конечно, попытаюсь обратиться, но... Возможно, что нам даже и не разрешат принимать такие экзамены. Это уже от облоно* зависит. Скорее всего, вас пошлют в другую школу. Если вообще разрешат сдавать. А Оле сколько лет?
*Районо – районный отдел
народного образования,
облоно – областной.
– Шесть будет в феврале, – растерянно сказала мама.
– М-м! Ещё только будет! – Татьяна Геннадьевна прикусила губу и покачалась на стуле. – Давайте вот как. В феврале мы начинаем набор на следующий учебный год. Как только Оле исполнится шесть, я включу вас в списки – в порядке исключения. К себе вас возьму, я как раз первый класс набирать буду. Но только – никому! Позже октябрьских не берём уже, а у вас – февраль!**
**Принимались в первый класс
только дети, которым
уже исполнилось семь лет
или должно исполниться
в ближайшие два
после первого сентября месяца.
Мама сделала большие глаза и заговорщицки закивала.
– И я постараюсь вопрос с вашим экстернатом пробить, – Татьяна Геннадьевна сложила руки замочком. – А ваша задача: к сентябрю освоить программу на зубок!
Школьную ограду мы прошли молча. И дорогу перешли молча. И только потом мама сказала:
– Ну, ты даёшь. Не могла меня сперва спросить?
Я пожала плечами, хотя, наверное, в шубе это было малозаметно.
– Знаешь, оно как-то внезапно получилось.
Мама только вздохнула.
Бабушка открыла дверь с возгласом:
– Раздевайся скорей, «Королевство кривых зеркал» идёт!
Это, конечно, мне подгонялка. В детстве сильно я это кино любила, и в особенности за то, что героиня там была Оля, хоть и характер у неё оставлял желать лучшего. Все Оли, наверное, такие. Если я сейчас откажусь кино смотреть, все решат, что я заболела. Я поскорее разделась, плюхнулась на диван напротив телика, а чтоб от скуки не помереть, тетрадку взяла. Колоритное кино, так-то, поделаю-ка я наброски персонажей в движении...
А потом, к вечеру, меня вдруг (очень своевременно, да-да) посетила мысль: а семейное обучение в данный момент вообще разрешено? И не дуб ли я дерево? Стоило ведь сперва поинтересоваться обоснованиями – что там в законе об образовании написано, например? Может, и не стоило дёргаться, а надо было спокойно полтора года дома посидеть, и только потом про экстернат заикаться. Потому что сдам я сейчас экзамены за начальную школу – и ка-а-ак заставят меня в четвёртом классе сидеть! Мне шесть лет, а там все дылды, вот удовольствие-то!
РОДНЯ
12-13 декабря 1981
В субботу школы тоже учились, а вот продлёнки не было. Я подкараулила маму после первой смены и уговорила сходить её в дальнюю стекляшку, за мойвой. Мы купили здоровенный бумажный пакет – килограмма два, наверное! – сразу жарено-копчёной. Одну рыбку я съела прямо там, в магазине, аж трясло меня – так хотелось. А уж дома отвела душу!
Ни разу не видела, чтобы человек был так счастлив за восемьдесят копеек.
Бабушка смотрела на меня почему-то жалостно, а потом сказала:
– Баба Маня-то мойву тоже сильно любила...
Баба Маня – это моя вторая бабушка, папина мама. И до меня вдруг дошло, что здесь она умерла совсем недавно, в восьмидесятом. Пятнадцатого декабря.
– Год уж во вторник будет, – вздохнула бабушка.
А я ведь помню похороны. И каких-то родственниц с Тулуна, которые приглашали меня в гости, и плыть на лодке, вроде, надо было...
– Блинов во вторник сделаешь? – попросила я бабушку. Она слегка подняла брови:
– Хорошо.
Потом мы ещё успели в лес пробежаться на лыжах. Мы вообще каждую субботу с мамой наладились на лыжах ходить – если погода, конечно, позволяла. А то знаете, есть такие экстремалы, которым всё нипочём: хоть ветер с ног сбивает, хоть дубак минус тридцать. Мы в этом отношении, как бы это сказать, дамы без фанатизма.
А в воскресенье мама с бабушкой снова засобирались в гости. На этот раз к дяде Саше – это который тоже учитель физкультуры, я рассказывала. На улице, неожиданно и нетипично для Иркутского декабря, случилась чуть ли не оттепель, и в автобусах вместо прибитого снега на полу стояли лужицы с мокрой снежной кашей. Мы трое в валенках, конечно, как корабли...
Тётя Нина встречала гостей в дверях, красивая-а-а. Мне она, помимо прочего, вообще казалась всегда образцом элегантности, даром что девушка из деревни. Хотя... Кто их знает, откуда её родители в ту самую деревню прибежали, родословной-то никто не спрашивал. Отец её здоровенный крепкий мужик был, с такой выправкой... я долго думала, что он военный. А матушка даже куриного мяса не ела, брезговала, потому что – внимание! – курица в сору роется!
Но выяснять, кто каких кровей, себе дороже было. Мы-то тоже из купеческих, и лучше об этом было не говорить.
Маленьких детей у Дядь Саши не было, тётя Нина делала отдельный детский стол, но там собралась целая куча подростков, а больше таких мелких как я никто сегодня не взял, и бабушка тихонько посадила меня рядом с собой. А я вовсе была не против. Посижу хоть, посмотрю, какие они все молодые...
Стол как всегда ломился, и ели и пили, а уж пели! Тётки у меня знатные певуньи, одна мама у нас других талантов, со слухом у неё не очень.
Постепенно мужики начали выходить в подъезд курить. Дядь Саша не курил, но ходил поговорить за компанию, в чисто мужском кругу. И тут бабушка завела разговор про высшее – всё-таки Нина и Клара учителя, да Клара к тому же завуч. Все знали, что с высшим образованием получают побольше, но вот насколько?
– Правильно, мама! – сразу оживилась тётя Клара. – Я давно Гале говорю: надо поступать. Сейчас у тебя двадцать рублей разница, а стаж за десять лет перевалит – двадцать пять станет, а после пятнадцати лет – тридцать!