Розовая гавань - Коултер Кэтрин. Страница 37

А может, Агнес права?

Гастингс отправилась к отцу Каррегу, примостившемуся с книгой в уголке зала. Волкодав Эдгар спал, положив мохнатую голову ему на ноги. Она молча кивнула священнику и устроилась рядом с Эдгаром.

Во время трапезы Гвент ел молча и торопливо, наблюдая за хозяином, который не сводил глаз с прекрасной женщины. Та же делала вид, что поглощена Элизой.

Трист растянулся у Северна на плече и казался спящим. Гастингс предложила ему жареной свинины, приготовленной для него Макдиром, зверек, взяв у нее с руки пару кусочков, довольно заворчал.

На Элизу он больше не обращал внимания.

— Тебе должно понравиться, этого кролика Макдир приправил циберрой, — сказала Гастингс мужу, который бездумно гонял по тарелке кусок жаркого.

— Да-да, очень вкусно. И солома на полу свежая. Такой приятный запах.

Хвала святому Этельберту, он заметил и еще что-то, кроме прекрасной Марджори.

— Это розмарин, если смешать его с розами, получается именно такой запах.

Пожалуй, муж сочтет ее надоедливой, если она скажет, что хочет обнимать и целовать его, чтобы он тоже обнимал, целовал и любил ее, только ее, а не женщину из его детских фантазий.

Гастингс положила в рот кусок цыпленка, но еда казалась ей противной. Она подумала о флакончике в кармане, готовом к применению. Нет, она не желала, чтобы любовь мужа ей вернуло какое-то зелье, он должен вернуться к ней по собственной воле.

А вдруг Марджори окажется женщиной без стыда и чести?

А вдруг уведет мужа прямо у нее из-под носа?

Гастингс вздохнула и погладила по голове Триста, который ласково заворчал, внимательно посмотрел на Гастингс, а затем положил лапку ей на руку.

— Думаю, Трист нашел себе подружку, — заметил Северн, и это были первые осмысленные слова, сказанные им жене.

— Он кажется довольным, — ответила та.

— Он наверняка успел вдоволь наиграться и потерял к ней интерес до тех пор, пока не родятся детеныши. Тогда он снова отправится в лес присмотреть за ними.

— И ты поступишь, как Трист, если я окажусь беременной?

Северн подскочил, тут же взглянув на ее живот:

— Ты беременна? У тебя не было месячных? Что она могла сказать? Гастингс никогда не высчитывала сроки, но, пожалуй, минуло немало времени.

— Не знаю.

Наверное, ей надо было солгать. Наверное, услышав о своем ребенке, он бы вернулся к ней. Северн — человек чести. У Гастингс вырвалось проклятье.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что не всегда получается так, как хочется.

Он не ответил, его взгляд был прикован к Марджори, которая наклонилась, чтобы поднять что-то с пола, и ее волосы упали серебряной вуалью, переливавшейся на свету. Гастингс всей душой ненавидела эту женщину.

Она ведь не слепая, видит огонь страсти в потемневших глазах мужа. Он хотел Марджори, хотел так же неистово, как лишь две ночи назад хотел свою жену.

Гастингс занимала его внимание всего три месяца. Да и что это было за внимание? Обладание покорной женщиной, предлагавшей свое тело? И ничего более. Марджори царила в его мыслях восемь лет. Она сжала в кармане флакон. Нет, не сейчас. Она не желает быть обязанной проклятому зелью.

Гастингс заметила, что муж не надел одну из новых туник, и сгорала от желания перерезать Марджори горло, пронзить ее сердце кинжалом. Конечно, за это ее никогда не допустят на небеса, и ей очень повезет, если она окажется хотя бы в чистилище.

В зале появился жонглер, который подбрасывал и ловил пять кожаных мячиков, непринужденно болтая. Он даже умудрялся петь. Гастингс видела, как Белла привалилась к кузнецу и глаза у того совсем осоловели. Белла с интересом следила за жонглером, а на лице Моррика сияла бессмысленная улыбка.

Когда-то она видела такую же улыбку на лице мужа.

Но вот жонглер кончил упражнения с мячиками и подошел ближе, чтобы пропеть хвалу лорду Северну, уложившему под стенами Акры шестьдесят сарацин, могучему воину, которому король Эдуард повелел ехать возле своего стремени, но не приближаться к прекрасной королеве Элеоноре.

Марджори засмеялась, жонглер тем временем обратился к Гастингс. Приняв изящную позу, он внимательно посмотрел на хозяйку и запел:

Она заметила, как скривился муж. Откуда жонглеру известно про ее обыкновенность? Наверняка проболтался кто-то из слуг.

А тот уже обратился к Марджори и, прижимая руку к сердцу, тяжко вздохнул.

Гастингс едва не вскрикнула. Она посмотрела на Северна, который не сводил глаз с Марджори. Разве он не заметил, что в песне жонглера нет ни ритма, ни рифмы?

А Марджори заливалась смехом, помахивая ручкой в сторону трубадура.

Жонглер склонился в глубоком поклоне перед Северном, затем перед Гастингс и опустился на колени перед Марджори.

Гастингс хотелось умереть.

Но сначала ей хотелось бы расправиться с этим прекрасным творением, о котором вечно мечтает каждый мужчина. А перед этим она бы с удовольствием прикончила жонглера.

Северн пришел в спальню глубокой ночью, однако Гастингс дожидалась его и молча слушала, как он раздевается, представляя себе тело мужа. Северн к ней даже не прикоснулся.

Перед рассветом Гастингс вдруг проснулась от ощущения его близости. Значит, он вспомнил о ней. Она открыла глаза, надеясь увидеть над собой его лицо, но Северн лежал на боку, это она прижалась к его спине.

Гастингс коснулась рукой твердого живота, потом начала спускаться все ниже, до самого паха. Северн в полусне стал ее целовать, шепча:

— Ах, Марджори…

— Ублюдок! — крикнула Гастингс. — Целуешь меня в ответ на ласки и при этом бормочешь ее имя? Убирайся к дьяволу!

Она сорвала с него одеяло, отпихнула испуганного Триста и, кое-как завернувшись, выскочила из спальни.

В зале она увидела жонглера. Он стоял, прислонившись к каменной стене, жевал свежий хлеб и, несомненно, был погружен в сочинение песни о чудесной форме ушек леди Марджори. Гастингс приказала ему убираться из Оксборо, боясь, что не выдержит, если проклятый трубадур в ее присутствии снова упадет перед Марджори на колени.

— Ты содрала с меня одеяла и выскочила как ошпаренная. Почему? — спросил возникший рядом Северн.

— Если бы у меня был меч, я бы выпустила тебе кишки.

— Я ведь предупреждал тебя. Никогда мне не угрожай, Гастингс.

— Даже если ты шепчешь имя другой женщины? Он взял кубок с остатками молока, выпил его одним духом и пожал плечами, как будто не случилось ничего особенного.

— Даже если бы я кричал имя Девы Марии, это не имеет значения. А теперь подай мне хлеб и сыр. Да, и еще того мяса, которое приготовил вчера Макдир. Я голоден.

Трист высунул головку из-под новой туники, протянул Гастингс лапу, и та ласково пожала ее.

Встав из-за стола, она поплотнее завернулась в одеяло, потрепала по голове волкодава Эдгара и отчеканила:

— Я не собираюсь этим заниматься, Северн. Но, так и быть, велю какой-нибудь служанке позаботиться о тебе.

Северн молчал. Почувствовал свою вину?

Ну и пусть остается голодным.

Днем Гастингс отправилась на Марелле в деревню. Проезжая по боковой улочке к своей подруге Эллен, она услышала над головой какой-то странный звук и посмотрела вверх. На нее падало огромное седло.