Кровавый Король (СИ) - Кэйтр Элизабет. Страница 21
— Ваше Величество!
Его окликает сладкий голос Кристайн Дивуар.
Он оборачивается, принимая её приветствие.
— Кристайн, — сдержанно кивает в ответ.
Всё-таки, он должен признать, что её попытки охмурить его и вынудить сделать королевой безумно занятны.
— Не откажитесь ли от чашки медового чая в моей компании?
Безмерное множество аксессуаров в её остроконечных ушках покачивались, даря едва уловимый металлический звон.
— С превеликим удовольствием, герцогиня, с превеликим удовольствием! — Видар поджимает губы, сдержанно улыбаясь.
Он учтиво подставляет локоть, приглашая обхватить его руку. На лице альвийки сияет удовлетворение от хорошего настроения короля, что слыло явлением редким.
Видар краем глаза косится в сторону, где стояла ведьма, но её и след простыл. Будто никогда и не существовало. И только стая из двенадцати небольших птиц удалялась от замка.
[1] С лат. Защита армии.
[2] С лат. Бабочка. Здесь и далее — так называют девушек лёгкого поведения.
9
Шёлк цвета терпкого обсидиана струился по мраморной коже Эсфирь. Порядка нескольких суток она была предоставлена в Замке Ненависти самой себе. Изредка объявлялся генерал Себастьян, благодаря ему Эффи узнала о существовании небольшой кухоньки и её хозяйке — тётушки До. Альвийка в достаточных летах являлась второй по счёту в демоновом Халльфэйре, кто проникся ведьмой.
Тётушка служила смотрительницей за замком, ничего не укрывалось от острого светло-серого взгляда. Эсфирь облюбовала её крохотную кухоньку почти с той самой секунды, как добродушная альвийка искренне улыбнулась ей.
Пока Эсфирь не принуждали присутствовать при трапезах короля, она с удовольствием находилась в помещении смотрительницы. Ей даже пришлась по душе человеческая обстановка, тётушка До в вопросах удобства всегда отдавала дань людям. Так, на уютной кухне в зелёно-древесных тонах можно было найти кофемашину, микроволновку, даже хлебопечку.
А с тех пор, как Эсфирь упомянула о вине — оно всегда находилось в холодильной камере.
Верховная слегка улыбается, вспоминая тёплую улыбку альвийки и атмосферу той крепости, что ей удалось приобрести за столь короткое время. Нужно обязательно рассказать об этом братьям в ответном письме. Эффи опускает взгляд на бумагу с красивым каллиграфическим почерком Паскаля.
Она всегда удивлялась, как такой шебутной, волевой, просто несносный маржан мог так красиво писать. Смотря на почерк, казалось, что письмо написано каким-то серьёзным дипломатом, что выводил каждую закорючку по меньшей мере час. Чтобы ей написать так красиво могло понадобиться лет триста.
«Моя Эффи-Лу!»
Эсфирь большим пальцем проводит по буквам, пока лицевые мышцы сводит от улыбки. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала тепло, да и в принципе проживала положительные эмоции. Прибыв в Первую Тэрру, чувства внезапно обострились. Она яростно искала первопричину, но ни в магических талмудах, ни внутри себя найти ответ не предоставлялось возможным. Что-то изменилось. Кажется, какая-то часть её души.
— Ай! — резко вскрикивает, вскакивая с кресла.
Заторможено хватается за сердце, цепляясь длинными пальцами за ключицу. Казалось, что плоть обугливалась вместе с костями. От дикой боли подкашиваются ноги, а Эсфирь, словно лишённая жизни, падает на пол. Невидимое пламя жгло внутренности, особенно — сердце, отчего она сильнее прижимает ладонь к болезненному участку, пытаясь дышать. Орган жизнедеятельности сошёл с ума: колотился о грудную клетку так, будто ставил цель пробить её, а вместе с тем и мышечный каркас. Счёт минутам безвозвратно утекал по паркету.
Она упирается лбом в пол, делая глубокие вдохи, постепенно ощущая, как боль покидает тело, оставляя лишь онемевшие губы и пальцы.
Сильно хмурится, бросая небрежный взгляд в сторону арки: на улице ярко сияло солнце, а ветер нежно ласкал ветви плакучих ив.
Видимо, её телу нужно было время, чтобы привыкнуть к Халльфэйру.
Эсфирь, наконец, поднимается, судорожно вдыхает и поправляет халат. Нужно успокоиться и вернуться к более приятным вещам, нежели привыкание к другой земле.
Быстро скользит взглядом по строчкам письма, в которых Паскаль в своей развязной манере рассказывает о делах Малвармы, здоровье семьи, о занятости Брайтона, не утаивал и про путешествия в людской мир. Снова натащил оттуда молочного шоколада и вина, а ещё хвастался успехами на любовном фронте: и альвийском, и людском.
— Проныра, — ухмыляется Эсфирь, в отблеске её глаз легко читалась гордость.
И бесконечная любовь. Она забирается на мягкое кресло с ногами.
Паскаль требовал полный отчёт от Эсфирь: от чувств до обстановки в чужой стране. В чём ходит, чем питается, обижают ли её, начался лиРитуал Доверия.
От упоминания последнего Эсфирь закатывает глаза. До Посвящения она и долбанный альв обязывались скрепить себяУзами Доверия, пройдя три испытания от Дочерей Ночи.
Она слабо понимала, как ей расположить к себе короля, но быть откровенно честными — и не стремилась. Провалить Ритуал означало только одно — лишиться титула Верховной и добровольно заточить себя в Пандемониуме. Признавать себя деформированной ведьмой Эффи не спешила, а ярым желанием провести остатки своей вечности в пекле не горела и подавно.
Слабый, очень неуверенный стук в дверь, отвлекает от мыслей. Она не произносит ни слова, лишь бегло кидает взгляд в сторону двери. Едва уловимая секунда, как её нутро наполняется покалываниями во всевозможных участках тела. Энергия Хаоса приятным холодом ласкает плоть. Входная дверь медленно открывается, тем самым пугая пришедшего.
Гостем оказывается прислуга. Эсфирь, не глядя в её сторону, усмехается. Та так перепугана, что с холодным рассудком явно не в ладах.
— Госпожа Верховная, Его Величество ожидает Вас за сегодняшним ужином, — быстро тараторит служанка, осмеливаясь поднять взгляд только на секунду.
Этого времени достаточно, чтобы потерять дар речи от увиденного. На ведьме был лишь полупрозрачный длинный шёлковый халат, который ближе к подолу сверкал ослепительным блеском камней. Больше ничто не обременяло красивое тело. Несуразная служанка отдала бы всё, чтобы хоть капельку быть похожей на неё.
Эсфирь плавно поднимается с кресла, демонстрируя изящные икры и стопы. Она медленно, словно крадущаяся пантера, шествовала прямиком на смущающуюся девушку. Ведьме бесконечно льстила такая реакция. Страх, ненависть, зависть подпитывали каждый рыжий завиток.
— Что-то ещё?
Эсфирь чуть приподнимает уголки губ, насмешливо заправляя выбившуюся золотистую прядь альвийки обратно под чепчик.
Щеки девушки вспыхивают алыми кострами. Теми самыми, на которых когда-то в Салеме люди сжигали малварских ведьм.
— Д-да… Его Величество указал не надевать чёрные и изумруд… ах!
Служанка с придыханием вскрикивает, когда пальцы Эсфирь скользят от уха до воротника стойки.
— Какой цвет не стоит надевать? — хитро щурится ведьма.
— Изумрудный… — шепчет она, стараясь лишний раз даже не дышать.
Эсфирь почти вплотную подходит к ней, касаясь губами её уха.
— Передайсвоему королю, что я буду в красном… Таком же красном, как румянец на твоих щеках. Ты свободна, — томно шепчет ведьма, медленно отходя на шаг.
Служанка быстро моргает, несуразно кланяется и сбегает. Эсфирь довольно смеётся, удовлетворённая удачной шуткой. Она едва дёргает бровью, как входные двери быстро закрываются. Вечер обещал быть грандиозным.
⸶ ⸙ ⸷
Видар, по-хозяйски развалившись на огромной постели, лениво наблюдал за тем, как Кристайн медленно, но ловко застёгивала платье.
Её щечки покрывал румянец, а некогда идеально-уложенные волосы нуждались в новой причёске. Она выглядела счастливой. Блеск глаз выдавал с потрохами. Король ухмыляется, облизывая губы.
В его власти находилась любая. Стоило лишь поманить пальцем — и все неслись очертя голову. Только он не манил. Никого. И тем самым превращался в самый лакомый кусочек всех Тэрр.