Не тихоня (СИ) - Май Лаванда. Страница 48

Пар сегодня не много, и день пролетает незаметно. Не успеваю толком понять ничего, а уже вечер за окнами и семнадцатый час на часах.

Вот как оно, оказывается, время пролетает, когда в душе светло и не беспокоит ничего! Единственная оставшаяся забота это моя мама, переживающая сейчас бракоразводный процесс.

— Твоя беременная, а моя разводится, — размышляю вслух, раскладывая свои последние не рассортированные вещи по шкафам и полкам Артёма, — а отцы вообще фиг знает где!

— Мой-то да: ушёл за хлебом и не вернулся, как говорится. Но твой же, вроде, поддерживает связь с вами.

Угольников извлекает из моей спортивной сумки очередную футболку и передаёт мне. Принимаю её и кладу на полку к остальным своим вещам. Тесновато теперь Артёму становится, когда я окончательно к нему переехала, но парень и не думает жаловаться, а даже наоборот довольный ходит при виде всяких флакончиков с уходовой косметикой в ванной и прочих признаков женского присутствия.

— Поддерживает: вот вчера созванивались. Я просто шучу, — посмеиваюсь.

— Очередная твоя шутка, которая никого не обижает — ты делаешь успехи, Рия!

— Да ну тебя!

И с чего все решили, что я грубая в общении? Машка же не жалуется, а она вон какая фиалка нежная! Раз такая скромница со мной дружит, то и я не так плоха, как кажется. И разве плохим людям помогают так, как помог мне Артём? Кого попало так не выручают, как он выручил меня. Даже влюблённый тогда в меня Ваня не был бы настолько отважным, чтобы раздавать всем желающим по двести рублей ради меня.

— А познакомлю-ка я тебя со своей мамой, — хихикаю от пришедшей в голову идеи. — Она как раз сейчас в трудном положении и делает всё, чтобы не раскиснуть. Подружки, психолог… А тут я приду к ней с парнем под ручку! Сразу и развод переживать легче станет, отвлечётся…

Ведь со времён Вани у меня никого и не было. Я думаю, родительница обрадуется Артёму и хорошо с ним поладит. Заодно расскажу, что записок от «Евгении» больше не будет и не стоит переживать. Что-нибудь придумаю, чтобы не бросать тень на Алину.

Пусть мама и не знает моих одногркппников, но этот вопрос закрыть стоило бы. Просто скажу, что лично поговорила с «Евгенией», и мы вдвоём всё расставили по своим местам. Предам её сожаления, соболезнования, и скажу, что подруга Ани уехала в другой город. А всякие там тонкости опущу, как и раньше о них молчала. Ни к чему маме информация о том, что «Евгения» поспособствовала спаиванию водителя на той проклятой вечеринке.

— Лишь бы она только тебя у меня не увела, — продолжаю хихикать, поправляя тем временем стопку одежды на одной из уже заполненных полок — а то она у меня ещё ого-го!

Угольников там что-то угукнул у меня за спиной, не дав более вразумительного ответа. И вообще странно тихо стало, будто я одна тут в четырёх стенах и говорю сама с собой, сумасшедшая.

— Артём, ты меня слушаешь вообще? — оборачиваюсь к парню лицом.

— Да, слушаю. Я просто рассеянный немного…

И смотрит на меня так странно, словно вот-вот выдаст страшную тайну или сообщит дурную весть. Моя сумка ещё не опустела, но парень перестаёт передавать мне вещи. Стоит, смотрит то на меня, то по сторонам. И, блин, молчит.

— Всё нормально?

— На самом деле нет, — горестно вздыхает, а затем вдруг усмехается.

— Что случилось? Ты потратил все свои деньги на книжную акцию? К тебе хочет вернуться бывшая? Константин переезжает и будет теперь жить вместе с нами? Что с лицом, Угольников?

— Настолько плохо выгляжу?

— С грустинкой, скажем так.

— Грустно потому что. Я болван, и не везучий человек. Из всех девушек выбрать тебя и прикипеть именно к тебе — просто полный провал.

— Ах, бедный! — смеюсь. — Неужели влюбился?

— Вроде того. Но ты смеёшься? — приподнимает бровь и натянуто улыбается.

Парень выглядит сейчас таким неуверенным, что это умиляет меня. Он смотрит с опаской, надеждой, и при этом изо всех своих сил изображает беспечность. Только вот глаза всё равно выдают. Боится.

А что ответить? Я ведь… тоже боюсь. Сердце забилось чаще от понимания, что, кажется, мне прямо сейчас признаются в любви. Всё тело в миг запело от счастья, какой-то лёгкости и свободы. Теперь я понимаю, что значит выражение про крылья за спиной.

Ну, Крылова, смотри только слишком высоко не взлетай! И когда я успела стать такой ванильной?

— Смеюсь! — подтверждаю и тут же взрываюсь хохотом.

Только вскоре желание потешаться пропадает: Артём мрачнеет прямо на моих глазах. Надо полегче со своими шутками в такой момент. «Уж хотя бы сейчас, Ри, давай без колкостей», — одёргиваю саму себя.

— Потому что я тоже неудачница, — добавляю.

А у самой коленки затряслись. А каково было Угольникому в момент моего смеха? Если он сам сейчас засмеётся, то сгорю со стыда. Или отшучусь…

— Так и знал, что поведёшься! — на лице парня вновь наступает рассвет в виде широкой ухмылки.

— На твою шутку? И не жди! — фыркаю.

Так он реально шутит сейчас? Меня скоро всю колотить начнёт от неоднозначности ситуации. Да пошло оно всё! Не могу так больше! Это же просто невыносимо: поверить в признание в любви и начать признаваться самой, а затем понимать, что всё это один большой розыгрыш и насмешка!

— Пойду-ка я в душ, — разворачиваюсь спиной, чтобы покинуть комнату, ставшую такой опасной сейчас.

Опасной для меня, моего душевного равновесия и, может быть, моей жизни.

— Погоди, — Артём ловит меня за запястье и разворачивает лицом к себе. — Мы же не договорили!

— Правда?

— Так ты правда повелась? Ты тоже, как и я, втрескалась?

— А я думала ты сейчас шутил, — проглатываю ком в горле.

— Когда я говорил «повелась», то имел в виду влюбилась. А сейчас я не шутил ни капли.

— Вау, — выдыхаю в растерянности.

Чувствую себя загнанной в угол. Угольников теперь не отпустит меня без ответа. Он удерживает своими широкими ладонями мои и смотрит прямо в глаза. Выжидательно и на этот раз настойчиво. Что же, видимо, и правда пришло время расставить всё по своим местам и внести ясность между нами. Хватит игр. Раз парень готов сделать этот шаг, то и я шагну навстречу.

— Просто «вау?». Ничего не хочешь мне сказать?

— Да, говорю же, что неудачница.

— Может и не неудачники мы вовсе, раз всё взаимно, — довольно улыбается.

— Так ты влюбился в меня? — довольно ухмыляюсь.

— Да. А ты влюбилась в меня?

— Да.

— Всё ещё считаешь меня клоуном? — спрашивает уже более серьёзно. — Может хватит нам дурачиться уже. Если бы не я и моя настойчивость, то не держала бы ты в руках заветную книгу. Есть ли тебе вообще смысл и дальше держаться от всех на расстоянии, выдумывая новые острые слова? А от меня так и будешь отшучиваться? Ты была настолько не настоящая полтора месяца назад, что я принял тебя за серую тихоню, когда увидел впервые. Но ты ведь не такая, а сам я тебе на самом деле нравился. Если бы не мои «клоунские» выходки, то так бы и рылась в пыльных книгах в поисках «Философии», которая всё это время была у меня. Я всё это время был тут, рядом. Так когда мы перестанем делать вид, что чувства это не про нас с тобой? Надо снять маски и быть настоящими хотя бы друг с другом, Рия. А иначе сама забудешь, кто ты. Потеряешься и будешь искать на этот раз саму себя. Долго и мучительно. Такая вот «Философия. Курс для бакалавров».

— Вот это ты выдал сейчас…

— Умею иногда, — пожимает плечами.

— Не знаю, что ответить. Наверное, ты прав, и в знак согласия с тобой, просто поцелую тебя. И нет: ты не клоун.

— Тогда целуй скорее, не злая и не собака, — улыбается.

И мы целуемся, позабыв обо всём остальном. Теперь ощущается всё иначе: более нежно, искренне, трепетно… Произнесённые нами слова осветили всё какой-то странной магией, изменившей вкус поцелуев. Так странно, что я, Одария Крылова, и он, Артём Угольников, только что признались друг другу в любви. А ведь всего несколько недель назад клялись, что ни за что на свете! Ну, точно — магия!