Моя жизнь - Амундсен Руаль Энгельберт Гравнинг. Страница 33
Здесь я позволю себе напомнить читателю, что я в этой книге не собираюсь давать полный отчет о полете «Норвегии». Последний описан мною в другом месте. Я хочу рассказать здесь неприятную правду о вещах, о которых обычно не говорят. Я говорю о них только потому, что Нобиле и итальянская пресса запятнали большое дело бесстыдными пререканиями. Они потребовали для итальянцев чести, на которую последние не имели права. Они исказили факты и причинили и продолжают причинять мне денежные убытки и личные неприятности. Эта глава написана с целью ознакомить общество с истинным положением дела для того, чтобы роль Нобиле в экспедиции предстала в истинном освещении, поскольку речь идет о главной и основной работе. Этому наемному пилоту норвежского дирижабля, составляющего собственность американского гражданина и мою, нельзя разрешать присваивать себе честь, которая не принадлежит ему по праву. Я пишу для того, чтобы помешать этому.
Экспедиция как таковая завершилась спуском в Теллере. Оставалось только разобрать дирижабль и упаковать для отправки газовые баллоны. Это, конечно, лежало на обязанности Нобиле и всего экипажа. Ни меня, ни Элсворта эта работа не касалась. Но нашей первейшей обязанностью было возможно скорее послать первую часть отчета о нашем полете в газету «Нью-Йорк Таймс», согласно контракту, приведенному в этой главе. Нам, понятно, хотелось также отправить свои личные сообщения. Поэтому мы все отправились на радиостанцию в Теллере, являющуюся единственным средством сообщения с внешним миром. К нашему общему огорчению, станция оказалась не в порядке, вследствие чего никто из нас не мог послать никаких сообщений. Я попросил капитана Готвальда исправить станцию, и он вскоре привел ее в порядок. Нобиле пришел в бешенство, что не мог послать сейчас же своих сообщений. Недовольство с его стороны было вполне естественно, но он вел себя как рассерженный ребенок. Целый день он расхаживал с нахмуренным лбом и с перекошенной физиономией, словно кто-то обидел его лично.
На другой день после нашего прибытия в Теллер Элсворт и я, покончив наши дела, наняли моторную лодку и отправились в Номе, передав команду помощнику начальника экспедиции Рисер-Ларсену. Мы взяли с собой Вистинга и Омдаля, оставив остальных норвежцев помогать итальянцам при разборке «Норвегии», чтобы потом всем вместе приехать в Номе. Когда мы прибыли в Номе, Омдаль отправился с моторной лодкой обратно в Теллер, чтобы захватить оставшихся членов экспедиции по окончании работ.
Элсворт и я вместе пробыли в Номе в течение трех недель. Сейчас же по приезде мы отослали первую часть нашего отчета по телеграфу газете «Нью-Йорк Таймс». Тем временем радиостанция в Теллере начала работать, и Нобиле стал сам посылать свои сообщения в газеты. Это являлось прямым нарушением всех наших прежних договоров и рассердило Элсворта и меня. Поэтому Элсворт послал телеграмму аэроклубу в Осло с протестом против литературной деятельности Нобиле.
Но Нобиле продолжал держаться вызывающим образом. Он с посыльным отправил из Теллера Элсворту письмо с надписью «личное». В нем он излагал Элсворту свои, как он их называл, «неисчислимые неприятности». Очевидно, он воображал, что, апеллируй к Элсворту, да еще в тоне откровенной доверчивости, ему удастся поссорить Элсворта со мною, что помешало бы нашим совместным выступлениям и тем способствовало бы его собственным стремлениям к присвоению главной доли славы экспедиции. Поступок этот был не только окольным путем к достижению цели, но одновременно доказывал, что Нобиле чрезвычайно плохо разбирается в людях. Элсворт не принадлежит к тому сорту людей, которых можно привлечь подобными предложениями. Он — джентльмен, верный товарищ и настоящий спортсмен. Поэтому вполне естественно, что Элсворт первым делом показал мне это письмо, которое ему очень не понравилось.
Среди «неисчислимых неприятностей», перечисленных в письме, Нобиле особенно жаловался на то, что «вы с Амундсеном подписываете статьи в „Таймсе“, не присоединяя моего имени». Каким образом и откуда он мог вообразить, что имеет какое-либо отношение к «Таймсу», было загадкой для Элсворта и меня. Мы оба подписали контракт с «Таймсом», где, как уже видел читатель, имени Нобиле ни разу не было упомянуто.
С другой стороны, у Элсворта и у меня имелись все основания быть недовольными Нобиле, потому что он держал себя так, словно располагал какими-то материалами об экспедиции для обнародования в печати. Единственно, что Нобиле имел право написать, поскольку нам известно, была глава о технической стороне полета. Читатель помнит, что даже и этому праву Элсворт пытался помешать, когда посол Гаде предостерегал его от опасности давать на это разрешение. Телеграмма, полученная Элсвортом от аэроклуба, определенно ограничивала вопрос относительно главы о технической стороне полета.
Представьте же себе наше изумление и огорчение, когда мы получили от трех ответственных руководителей аэроклуба телеграмму следующего содержания:
«Контракт с Нобиле, подписанный в присутствии Рисер-Ларсена в качестве вашего и Амундсена представителя, содержит следующее условие: „окончательный отчет об экспедиции составляется Амундсеном плюс Элсвортом и Нобиле, вместе с теми лицами, которых они выберут себе в сотрудники. Согласовано, что Нобиле разрабатывает техническую и воздухоплавательную часть книги“. Это единственный параграф, имеющийся относительно опубликования, и так как Нобиле написал статью для обнародования в печати еще до полета, то мы считаем лишенным логики и такта протестовать против права Нобиле на сотрудничество. Общее недовольство газет по поводу того, что они получили мало материала после экспедиции. Мы должны также позаботиться о воздухоплавательном отчете для внесения необходимого разнообразия. Отчет Нобиле составит не часть большой статьи, подписанной вами и Амундсеном, а независимое приложение. До сдачи этих статей мы не можем получить последнего платежа по контракту с прессой. Сожалеем, что не в состоянии исполнить ваше желание, и обращаем ваше внимание на тот факт, что аэроклуб, согласно контракту, является единственным административным и экономическим руководителем экспедиции. Мы вынуждены настаивать на том, чтобы прежнее соглашение считалось аннулированным, иначе результат в экономическом отношении будет неудачным.
Эта телеграмма впервые показала Элсворту и мне, что слова «и воздухоплавательная» были добавлены в том контракте, о котором Элсворт в марте требовал по телеграфу, чтобы его не подписывать. Аэроклуб снова причинил нам бесконечные затруднения своей опрометчивой и легкомысленной манерой действовать, так же как и податливостью по отношению к наглым домогательствам итальянцев. Томмессен, Сверре и Брюн опять поспешили согласиться на все, что ни требовал Нобиле, и проявили такую уступчивость в отношении его наглых претензий, что прибавили эту произвольную фразу в произвольном контракте и таким образом предоставили Нобиле лазейку, которой он мог пользоваться как оправданием, чтобы писать все, что ему вздумается и где вздумается об экспедиции в целом, растягивая до крайних пределов значение слова «и воздухоплавательная».
После получения этой телеграммы мы с Элсвортом еще долго старались всевозможными способами растолковать Нобиле точный смысл нашего первоначального договора. Когда это нам не удалось, мы пытались заставить Нобиле понять точный смысл хотя бы этого неправомерного контракта. Если считаться с обычным значением слов, а не искажать его произвольно, прямой смысл контракта следующий: во-первых, Нобиле не пишет ничего другого, кроме одной главы в книге, а во-вторых, эта единственная глава может трактовать только о его маневрировании дирижаблем в качестве капитана. Однако вопреки ясному смыслу условий контракта Нобиле написал статьи обо всем, касающемся экспедиции, для американской и итальянской прессы, а теперь, когда пишется эта книга (в декабре 1926 года), он путешествует с докладами по Америке, рассказывая все, что ему вздумается, из истории экспедиции.