Сладостное отступление - Коултер Кэтрин. Страница 60

— Алекс, ты настоящий Аполлон.

— Если вспомнить о твоей любви к Риму, то, думаю, это замечание надо принять за комплимент. — Алекс прижал Джиану к себе, и она прерывисто вздохнула.

— Мне кажется, я бы все время проводила таким образом.

Джиане в который раз пришло в голову, что будь она повыше, то лучше бы подошла Алексу, который принялся вынимать шпильки из ее волос, чтобы они рассыпались по ее плечам черной волной.

— Ты играешь со мной, Алекс, — обворожительно улыбаясь, произнесла Джиана. Она начала ласкать его.

— Джиана! — простонал он. — Остановись!

Алекс отнес ее на кровать и только улегся рядом, как тут же отскочил, словно ошпаренный.

— Что такое? — прошептала она, пытаясь прижать его к себе.

— Ребенок, — ответил Алекс. — Он ударил меня.

Джиана захихикала:

— Алекс, обещай мне, что ничего не скажешь доктору Дэвидсону, а то он умрет от стыда.

Но Алексу было не до смеха:

— Я слишком тяжел для тебя. — Увидев, что Джиана хочет возразить ему, Сакстон добавил:

— Не хочу, чтобы наш ребенок еще до рождения начал проклинать отца. — Алекс положил Джиану на бок. — Надо просто проявить изобретательность. Ведь можно все делать по-другому…

— Да, Алекс, — прошептала Джиана с блаженной улыбкой, двигаясь в такт с Алексом. — Вижу, и тебе нравится.

…Когда все было кончено и Алекс ласково поглаживал Джиану, она тихо промолвила:

— Но всегда ли будет так? Всегда ли я буду умирать от счастья в твоих объятиях?

— Постараюсь, чтобы ничего не менялось в худшую сторону, — пообещал он.

— Тебе надо побриться, — заявила она, поцеловав его в подбородок. — Мне вовсе не нравится, что ты царапаешь меня своей щетиной.

— Принцесса, — заговорил он, — обещай мне, что скажешь, если что-то огорчит тебя.

— По-моему, у меня депрессия.

— А по-моему, у тебя теперь нет причин расстраиваться.

— Пожалуй, ты прав, — сказала она ему на ухо. Погладив ее роскошные волосы, Алекс взглянул на ее сонное личико.

— Я не в силах изменить законы, Джиана.

— Нет, — ответила она. — Никто не в силах это сделать. Мужчины не позволят.

— Но мы можем просто не обращать на них внимания.

Джиана промолчала.

— Поспи, дорогая. До обеда еще часа два.

Джиана почувствовала, что по ее щекам опять покатились горячие слезы.

Глава 22

— Послушай же, Джиана! — настаивала Лия. — Лорд Палмерстон изгнан из министерства иностранных дел за то, что одобрил государственный переворот, устроенный Луи Наполеоном.

— Переворот? — перепросил Алекс. — А что это такое?

— Это означает неожиданную смену правительства, — объяснила Джиана. — Хотя, — добавила она со свойственным для англичан скептицизмом, — во Франции не бывает ничего неожиданного.

Лия вернулась к новостям в «Таймс».

— Между прочим, — заметил Алекс, — лорд Палмерстон — выдающийся государственный деятель.

— Прекрати, Алекс! — нетерпеливо вскричала Джиана. — У лорда Рассела не было другого выхода, потому что Палмерстон вел себя невыносимо.

Джнана с Алексом горячо принялись спорить о политике, но их перебила Лня:

— А что это за художник — Дж. М. В. Тернер?

— Кто? — переспросила, не расслышав, Джиана.

— Тернер. Он умер.

— Как жаль, — вздохнула миссис Сакстон. — Он был близким другом моей матери. Это был выдающийся художник, Лия. Алекс, помнишь, у нас в гостиной висят его полотна?

— Да, — ответил Алекс. Его внимание переключилось на письмо, которое он держал в руках. —Делани приезжает на Рождество, — радостно объявил он.

— Дядя Делани! — восторженно закричала Лия. — Анна, он вам очень понравится, он такой забавный! — Но, взглянув на отца, девочка добавила:

— Правда, не такой красивый, как папа.

— Но он, кажется, моложе папы? — поинтересовалась Джиана.

— Да, но, без сомнения, с возрастом он станет привлекательнее, — заверил всех Сакстон. — А теперь кто пойдет со мной в лес за елкой?

Джиана вызвалась сопровождать Сакстона.

Восторгу Лии не было конца. Она никак не хотела уходить от елки и в конце концов уснула на руках у отца. Джиана наблюдала, как Алекс осторожно стер с личика девочки следы шоколада и нежно поцеловал ее. Глаза Джианы наполнились слезами, и она быстро отвернулась. Джиана подумала, что беременность сделала ее излишне сентиментальной: с некоторого времени слезы то и дело наворачивались на глаза…

— Что-то ты подозрительно спокойна, — сказал Алекс, закрыв книгу, когда они уселись перед камином в спальне. — Устала?

— Конечно, нет, — деланно бодрым голосом ответила Джиана, которую раздражала забота Сакстона. Но, едва посмотрев в глаза Алексу, она вдруг опять заплакала. — Просто у нас никогда не было такой елки, — сказала она дрожащим голосом. — Последние два года елку нам привозили как какую-нибудь посылку — к задней двери. И ее украшали слуги! Эти чертовы слуги! — Джиана разрыдалась в голос. — Я всегда ненавидела Рождество!

Алекс молча смотрел на нее. Ему так хотелось сказать, что если она останется с ним, то он сумеет развеять горечь, скопившуюся в ее душе. Каждое Рождество будет для нее особенным. Подождав, пока она немного успокоится, Сакстон спросил:

— А как вы праздновали Рождество, когда ты была в возрасте Лии?

Громко всхлипнув, Джиана улыбнулась:

— Я получала целую гору подарков. И мне удавалось пробраться в гостиную — помогать слугам украшать елку. Мама была так занята, но пониманию детей это недоступно. Лия так счастлива.

— В этом году особенно. Ведь это ее первое Рождество с папой и мамой.

Улыбка Джианы стала еще веселее, когда Алекс продолжил:

— Елка постоит дня два в коридоре, а потом мы занесем ее в гостиную. Анна помогает Лии делать игрушки.

— Это замечательно, — сказала Джиана. — Может, Анна и меня научит?

— Кажется, я смогу помочь тебе, — улыбнулся Алекс. — Я неплохо делаю елочные украшения.

— Ты ими увлечен так же, как орхидеями?

— Больше. Если хочешь, то на Рождество наш дом будет открытым для всех.

— Конечно, хочу. — У Джианы загорелись глаза. — Ты не будешь против, если я приглашу Латимеров?

Сакстон скривил рот, но все же произнес:

— Нет, это хорошая мысль.

— Иногда ты ведешь себя вызывающе, Алекс!

— Довольно того, что Чарльз получит твои деньги, когда затея с мистером Маккормиком провалится.

— Не будем спорить об этом сегодня, Алекс.

— Отлично. — Он погладил ее по руке. — Хочешь ко мне на колени?

Джиана с готовностью пересела к нему.

— Знаешь, — промолвил Алекс, — мне так нравится семейная жизнь. Ты обращаешься с Лией, как с дочкой.

— Я… я полюбила ее.

— А меня бы ты любила, будь мне девять лет?

— Не могу же я бороться с Лией так же, как с тобой, — ответила Джнана.

— Мне однажды пришло в голову, что мы с тобой ведем себя, как мартовские коты. Но кошка обязательно должна отдыхать.

— Похоже, ты прав, — спокойно произнесла Джиана, поцеловав Сакстона в шею. — Когда я приехала в Нью-Йорк, я, пожалуй, была… резковатой.

— «Пожалуй!» — насмешливо повторил Алекс.

— А ты… Алекс, ты был очень добр ко мне.

— Только никому не рассказывай этого, принцесса, а то моей репутации придет конец. — Положив руку ни живот Джианы, он задумчиво промолвил, обращаясь скорее к себе, чем к ней:

— Жизнь — такая странная штука.

— Да, — согласилась с ним Джиана. — Я была так счастлива, занимаясь бизнесом, и вдруг в мою жизнь ворвался ты, нахальный американец! И всего за неделю я потеряла невинность, заболела…

— Забеременела, — добавил Сакстон.

— Пожалуй, мне не стоило извиняться за резкость.

— Бродячие коты никогда не извиняются, — сказал Алекс, многозначительно приподняв брови.

— Алекс, не могу поверить!

— Веселого Рождества, Джиана! — поздравил ее Алекс.

— Ты сделал это для меня? — Джиана изумленно оглядывала комнату в южной части дома, которая прежде была обставлена неуклюжей, тяжелой мебелью. Теперь эта мебель, унылые серые обои и мрачные темные портьеры исчезли. На полу появился бело-голубой ковер, вдоль стен стояли книжные шкафы, заполненные великолепными изданиями, возле окна, выходящего в сад, поместился изящный дубовый стол. На его полированной поверхности стоял стакан из слоновой кости с карандашами и ручками. Рядом с ним — дагерротип, запечатлевший Лию, Джиану, миссис Карутерс и Алекса на прогулке в парке Сити-Холл. На углу стола лежала стопка бумаги со штампом «Джорджиана ван Клив-Сакстон» и адресом конторы. Над камином висела картина Борнета с изображением Нью-Йоркской гавани.