Тайная песня - Коултер Кэтрин. Страница 28

— Скажи мне правду. Я помогу тебе, клянусь, но ты должна сказать правду!

— Я не лгу. Ты бредил и сначала принял меня за Иоанну, кричал и обвинял в том, что она предала тебя. Потом заговорил на странном языке и назвал меня Лайлой, просил, чтобы я легла на тебя и позволила тебе войти в меня. Ты хотел сосать мои груди и ругал за то, что я была одета.

— И ты поторопилась раздеться, — произнес он с сарказмом. — Иоанна действительно существовала — и я в самом деле мог вспоминать об этой шлюхе, когда метался в бреду. Но не более того, Дария. Невинная девушка не позволила бы мужчине командовать собой, жертвуя своей чистотой.

— Еще ты упоминал о Сине.

Роланд задумался, отказываясь верить. Ну да, он и впрямь мог говорить об этих женщинах. Однако человек, изнуренный лихорадкой, был очень слаб, чтобы заставить девушку отдаться ему.

— Послушай, Роланд, возможно, я поступила глупо, но я лю… я хотела познать тебя. — «Почувствовать объятия твоих рук, узнать вкус твоих поцелуев, навеки запечатлеть в душе», — подумала она и горестно произнесла:

— Если уж мне суждено выйти замуж за Ральфа Колчестера, я хотела иметь хотя бы одну ночь для себя, чтобы помнить о ней всю жизнь.

Теперь он знал все. Дария видела, как гнев исказил его лицо. Он покачал головой. Все это глупость и ложь.

— С чего бы ты отдалась мне, зная, что я принимаю тебя за другую? Повторяю ее имя, вижу перед собой, чувствую, когда вхожу в тебя, думаю, что целую и ласкаю ее, тогда как на самом деле на мои ласки отвечаешь ты? Нет, это абсурд. Ни одна женщина не согласилась бы на такое. А я знал много женщин, Дария. Женщина скорее бы заколола мужчину кинжалом и прокляла его.

— Наверное, ты прав. Не знаю. Мне никто не говорил, как надо вести себя с мужчинами, а собственного опыта у меня нет. — Дария взглянула на него, и ее глаза были такими же печальными, как и голос, когда она тихо добавила:

— Я прислушивалась только к голосу своего сердца. — Она глубоко вздохнула и выпалила:

— Rydwi'n dy garu di, Roland.

Он долго смотрел на нее. Наконец сказал ровным голосом:

— Лживая сука. — Повернулся и ушел, бросив через плечо:

— Уезжай, если хочешь. Я не стану тебя удерживать. Клянусь всеми святыми, мне наплевать, если я никогда больше не увижу твоей физиономии. Возвращайся к своему дяде или, на худой конец, к графу Клэру. Возможно, он не прочь позабавиться с тобой, если не обрюхатил еще Тильду и не забыл и тебя, и твое приданое.

Он заставил себя идти дальше, не оглядываясь на нее. Она не могла любить его, черт бы побрал ее лживый язык! Не могла. Это было ему непонятно. Так же, как и ее дар сразу узнавать его в любом обличье.

Кто научил ее этим валлийским словам? Впрочем, какая разница?

Роланд, должен вернуться к королевской чете и как-то объяснить им все. Убедить их в своей невиновности и при этом не выставить Дарию шлюхой… Он выругался. Что делать?

— Граф Реймерстоун убьет меня, но это полбеды. Хуже того, он убьет и Дарию, причем без малейших колебаний и сожалений.

Эдуард пожал плечами.

— Ты ведь не какой-нибудь простолюдин, Роланд. Твой род столь же древний, как и его, и… Роланд перебил его:

— Вы не понимаете, сир. Этот человек хотел, чтобы Дария вышла замуж за Ральфа Колчестера и только за него, потому что взамен он получил бы земли и приумножил свои владения.

— А граф Клэр похитил ее?

— Да.

— Запутанная история, верно? Похожа на одну из твоих сказок, Роланд, со многими переплетениями и неожиданными поворотами. Только на сей раз именно тебе предстоит придумать хороший конец.

— Вы уверены, что я — отец ребенка? Разве я когда-нибудь лгал вам? Король смутился.

— Нет, но королева считает, что девушка говорит правду. Послушай, Роланд, ты не мог овладеть ею, приняв за другую?

— Это невозможно. Вы сами можете в это поверить, сир?

— Не могу.

— Она также говорит, что забеременела с одного раза. В это я тоже не верю.

Король улыбнулся и заерзал в кресле.

— Отчего же? Такое часто случается, знаю по личному опыту.

Воцарилось неловкое молчание. Эдуард терпеть не мог подобных конфликтов. Он хотел увидеться с графом Клэром лицом к лицу и лишить его власти, а затем отнять у приграничных баронов все их могущество. Он, король Англии, жаждал властвовать и в Уэльсе — построить замки, чтобы утвердить свое влияние, и поставить проклятых валлийцев на колени… а вместо этого старался разрешить проблему, не имевшую очевидного решения. Впрочем…

— Из этого положения, кажется, есть выход. Мы можем держать девушку у нас, пока она не родит. Если ребенок будет похож на тебя, ты женишься на ней. Если будет похож на графа Клэра… по-моему, у него ярко-рыжие волосы, тогда его отцовство будет доказано.

— А что, если ребенок не будет похож ни на одного из нас? Или — вылитая мать? Король тихо выругался.

— Что ты скажешь, Робби? Роберт Барнелл, до сих пор не принимавший участия в разговоре, был явно не в своей тарелке.

— Вы хотите узнать, что думает по этому поводу церковь?

Роланд хмыкнул.

— Говори, Робби.

— Церковь бы сочла, что в данном случае порицанию подлежит именно женщина, независимо от ее социального положения или предполагаемой невинности. Это было бы только ее виной. Она бы заслуживала осуждения, и…

— Прекрати. Достаточно, черт тебя побери! — не выдержал Роланд.

— ..на нее бы смотрели как на шлюху, обманщицу, запятнавшую честь семьи…

— Замолчи, я сказал!

— Но, Роланд, — вмешался король, — ты ведь утверждаешь, что ребенок не твой. Значит, она лжет. Кого ты защищаешь? Робби, что бы порекомендовал Стивен Лангтон?

— Он бы наверняка решил, что она должна быть лишена приданого и отвергнута семьей и всеми, кто раньше верил в ее добродетель.

Роланд казался потрясенным.

— Но тогда она бы умерла вместе с младенцем. Роберт Барнелл пожал плечами.

— Вероятно.

— И церковь полагает, что это нормально, когда двое — женщина и ребенок — гибнут, а мужчина, ответственный за то, что произошло, остается на свободе, и репутация его нисколько не страдает?

— Мужчина слаб плотью, — сказал Барнелл. — А женщина — это то существо, которое использует мужскую слабость во зло.

— Значит, таков завет Господа и его бесконечной справедливости? Мне от этого тошно.

Роланд вскочил на ноги и зашагал по просторному королевскому шатру. Он выругался на четырех языках.

Эдуард наблюдал за Роландом. Он не сомневался, что его друг неравнодушен к девушке. Вслух он произнес:

— Я вижу два возможных выхода из сложившегося положения. Первый: ее возвращают дяде, второй: ее возвращают графу Клэру. Есть ли другие предложения?

Роланд вздохнул:

— Дарии так и так не сносить головы.

— Я спросил вас обоих, есть ли другие предложения? — терпеливо повторил король.

Наступила глубокая тишина. Роланд слышал, как где-то вдалеке смеялся солдат, слышал биение собственного сердца.

Король взглянул на него и понял, что он принял неколебимое решение. Но что, если она все-таки носит чужого ребенка? Он не мог поставить своего друга в безвыходную ситуацию.

Роланд поднял голову и посмотрел на короля.

— Я женюсь на ней.

— Но мне надо сначала повидаться с графом Клэром, — возразил Эдуард, поднимая руку. — Будь благоразумным, Роланд. Я выясню, является ли граф отцом ребенка и что он сделает, если она вернется. Говорят, я неплохо разбираюсь в людях. Позволь мне судить об Эдмонде Клэре. Возможно, он захочет ее принять, и если ребенок, которого она носит, его…

— Дария презирает графа. Даже вы не захотите отдать ее человеку, которого она ненавидит. Он превратит ее жизнь в ад. А когда вы уедете, кто ее защитит?

— Но если девушка заслуживает наказания, если она лжет по причине, которая нам не известна, тогда такое обращение…

— Я женюсь на ней, — повторил Роланд устало. Он выглядел так, словно потерпел поражение.

Монарх отвернулся, чтобы Роланд не заметил написанного на его лице удовлетворения. Он видел, что девушка была не безразлична Роланду. Кроме того, она принесет ему хорошее приданое: король Англии проследит за этим. Мир полон внебрачными детьми. Даже его любимая дочь Филиппа была внебрачным ребенком.